— Ничего. Дурные вести всегда приходят не вовремя. — Почему — дурные? — спросила Элда. — Это же след зверя. — Потому что я не люблю охотится на тех, с кем ел из одного котла, — угрюмо произнес Духарев, — Не люблю, но — должен. Пойду скажу Стемиду, чтоб насчет Сулея вызнал. Барсук, он ведь всех киевских варягов знает... Когда воевода вышел, Элда спросила: — Дужка, ты у полоцких — как? В дружине или просто в дружбе? — Клятвы не давал, — ответил бывший духаревский гридень. — А мне снова послужить не хочешь? — Послужу, коли возьмешь, — подумав, ответил Дужка. — Возьму. Есть у меня для тебя особое дело... Стемид выяснил. И то, что он выяснил, было худшим из того, что мог предположить Сергей. Глава вторая, в которой Сергей потерял брата Из Константинополя прибыла флотилия торгового гостя Мышаты Радовича. Духарев об этом узнал не сразу, поскольку жил в Преславе, а Мышата пришел в Переяславец. Узнав, велел Стемиду в течение пяти дней перевести дружину к Доростолу, а сам с охранной сотней поскакал в Переяславец. Едва не опоздал. Мышатины приказчики уже заканчивали погрузку. Еще пара дней — и караван ушел бы в Византию. Но сам Мышата погрузкой не занимался. Все финансовые вопросы он уже решил и теперь отдыхал в небольшом поместье, подаренном ему Святославом. Прежде поместье это принадлежало булгарскому кмету, убитому русами под Переяславцом позапрошлой осенью. У кмета остались родственники, которые считали, что киевский князь не вправе раздаривать их земли, но Мышата их мести неопасался. У него была отменная стража. Несмотря на размолвку, происшедшую у братьев при прошлой встрече, Мышата принял Сергея тепло и радушно. И первым делом выразил соболезнование. * * * — Слыхал, слыхал о твоей беде, братец, — сокрушенно проговорил Мышата. — Эти еретики... Бить их надо! — воскликнул он с жаром. — Начисто вымести заразу! Чтоб семени их не осталось! Ты это сделаешь, брат? — Мышата схватил Духарева за руку. — Скажи, что нужно? Людьми, деньгами, всем помогу! Святослав не понимает. Ему до них дела нет! Но ты, Серегей, ты сможешь! Только скажи, что надо, я все сделаю! Только скажи! Надо? — Надо, — сурово произнес Духарев, глядя прямо в зрачки Мышаты. — Надо, чтобы ты, брат, ответил на один вопрос. Где теперь твой охранник по имени Сулей? Что-то мелькнуло в заплывших жиром глазках названого братца. Как-то по-особому дрогнули щеки, дернулся угол рта... Одно мгновение — и Мышата взял себя в руки. — Сулей? — проговорил он, будто припоминая. — Да он мне уже давно не служит. Откуда мне знать, где этот варяг? — Давно не служит, говоришь? А я слыхал, еще полгода назад он был твоим доверенным человеком. Духарев бил наугад, но попал. В глазах Мышаты опять, на краткий миг, мелькнула растерянность. — Кто говорит? Врут! — и тут же перешел в атаку. — А зачем тебе Сулей? Хочешь на службу взять? Не советую. Боец он добрый, но диковат, строптив... — и умолк. Понял: не то говорит. Духарев поднялся. Прошелся неторопливо по комнате. Мышата следил за ним напряженно-внимательно: как кот за большим псом... Но не успел даже отшатнуться, когда Духарев внезапно развернулся, ухватил названого братца за бархатные отвороты, поставил на ноги. Добротная ткань затрещала — Мышата весил пудов восемь, — но выдержала. Названый братец захрипел, закашлялся, но вывернуться даже не попытался. — Ты что? — просипел он. — Зачем? — Забыл, кто я, Мыш? — с угрозой произнес Сергей, сверля взглядом Мышату. — Забыл, да? — Что? Кто? — Лицо Мышаты побагровело, глазки забегали. — Я — ведун, — раздельно, негромко сказал Духарев. — Что это значит? — Что? — просипел Мышата. — Это значит, — почти шепотом произнес Сергей, прожигая взглядом зрачки названого брата, — что я ведаю правду. Но ты — мой брат, Момчил. И потому я даю тебе возможность. Только одну, последнюю. Сейчас ты расскажешь мне всё. Всю правду. И если я увижу, что ты мне лжешь, Момчил, я преступлю ту клятву крови, которую мы с тобой двадцать лет назад дали друг другу. — Ты меня убьешь? — слабым голосом спросил сын булгарского воеводы Рада Скопельского Момчил, которого в Киеве звали Мышатой, а в Константинополе — Михаилом. — Убью, — подтвердил Духарев. — Но сначала отдам тебя своим варягам. Ты знаешь — они умеют развязывать языки. Так что я всё равно узнаю всё. — Духарев разжал пальцы, и его названый брат тяжело рухнул в кресло. От него на три метpa воняло потом и страхом. Момчил-Мышата-Михаил был сильным человеком. Его знали и ценили владыки этого мира, а денег у него было столько, что пожелай он купить столицу Булгарии — мог бы. Еще он мог нанять войско, вдесятеро большее, чем дружина Духарева. Но драться с воеводой он не мог. Даже если бы сейчас он оказался в десяти поприщах отсюда. Всё равно. Серегей был его старшим братом. И еще воевода был мужем Сладиславы. А дороже сестры у Мышаты-Момчила не было никого. Потому ради ее счастья Мышата не пощадил бы никого. И не пощадил. «Я сделал это для них, — сказал он себе. — Для них, Серегея и Слады. Теперь, когда эта девка мертва, я могу говорить с сестрой, просить ее вернуться...» Но сказать правду Серегею он не мог. Язык не поворачивался. А если названый брат не шутит? Если действительно отдаст Мышату своим варягам? Мышата еще больше вспотел. Он плохо переносил боль. Нет, этого не может быть. Здесь, в доме — охрана. Его людей больше, чем гридней, которых привел с собой воевода. Стража не позволит Серегею увезти своего хозяина! Решив так, Мышата чуточку приободрился. Но вспомнил, что сейчас, когда они вдвоем, он целиком во власти старшего брата, — и снова сник. Духарев опустился на скамью, испытующе поглядел на Мышату... — Значит, не скажешь, — констатировал он. — Что ж, это твой выбор. Велим! — Пересол! — одновременно выкрикнул Мышата. Сотник Духарева и десятник охраны Мышаты появились в горнице одновременно. — Велим. — Голос воеводы был ровен и равнодушен. — Убей его. — Что? — бывалый и привычный ко всему сотник растерялся. Палец воеводы указывал на Пересола. Велим не знал, в чем вина Пересола. Но Пересол был киевлянином, бывшим дружинником княгини Ольги. Велим его хорошо знал. Но Велим знал и своего воеводу. Чтобы тот приказал убить Пересола, тот должен был совершить нечто ужасное. И всё-таки Велим колебался... — Ты оглох, сотник? — Духарев немного повысил голос. — Убей его! — В-воевода... За что? — Велим неуверенно потянулся к мечу. Пересол схватился за свой меч много быстрее, но обнажить его не успел. Духарев не смотрел на Пересола — взгляд воеводы был устремлен на Велима. Но, услышав звук извлекаемого меча, Сергей, не вставая, левой рукой вырвал из ножен саблю, хлестнул не глядя — и голова Мышова стражника слетела с плеч. Кровь брызнула вверх. Мышата открыл рот — закричать... И увидел кончик сабли у своего глаза. Воевода уже стоял на ногах, глядел на него сверху — вдоль чуть изогнутой дорожки темного узорчатого металла, выкованного мастерами далекого Дамаска. — Ни звука, — произнес воевода негромким, но очень страшным голосом. — Ни звука, купец! И вопль: «На помощь!», рвавшийся из груди Мышаты, умер, не родившись. — Велим, — так же негромко сказал воевода. — Я хочу, чтобы в этом доме умерли все, кто носит меч. — Воевода... Я не понимаю... — Велим смотрел на мертвого Пересола. — Это же наши... — Нет, Велим. Это не наши. Наши — это ты и мои гридни, которыми ты командуешь. Ваши мечи принадлежат мне, и твой долг — повиноваться. — Велим... — начал Мышата. Но поучаствовать в разговоре у него не получилось. Кончик клинка коснулся его века. Глаза и рот Мышаты закрылись одновременно. — Вас меньше, — сказал Духарев. — Но я знаю: вы справитесь, Велим кивнул. Он тоже знал, что они справятся. Любой гридень из ближней дружины воеводы стоил двух таких, как Пересол. Сотник молча повернулся и вышел.