– С меня Велес плату за второго зверя взял, – напомнила я. – Может, с Ли Си Цына такое запросили, что… – Да не в плате дело. – Домовой встряхнулся, как собака, отчего с него во все стороны полетел мусор. – Зверей разделять надо, а он… как бы поточнее сказать, словно отрезает от неугодного куски, чтобы убрать. – Ему же больно, – выдохнула я. – Вот я и говорю: дурное дело. Как можно животину изводить? Да еще так жестоко. – А сделать что-то можно? – Что там сделать? Он уже почти все убрал, – трагически сказал домовой и жалобно шмыгнул носом. – Но даже если бы я мог что-то сделать, не полез бы: магии там сейчас столько, что запросто можно умереть. Сгорю, и все. И не просите, другой раз не сунусь. – Мои целители боятся, что Ли Си Цын сам умрет. – А запросто, – неожиданно согласился домовой. – И даже жалеть не буду. Чего удумал-то, а главное – в моем доме, гад этакий. Шел бы к себе умирать, было бы лучше. Чистить потом после него. – Он зло засопел и топнул ногой. – Да что он там испачкает? – удивилась я. – Дух дома. Знаете, Елизавета Дмитриевна, как смердит опосля смерти-то? А чистить кому? Нам. Общая убежденность в том, что ритуал Ли Си Цына плохо закончится, пугала, хотя я сама была уверена, что уж кто-кто, а этот двухвостый лис точно вывернется. Впрочем, второго хвоста у него, скорее всего, теперь не будет. Вот семья Ксиу расстроится. Решат еще, что от него боги отвернулись. Или наказали. – А второй зверь у него кто? – спросила я, чтобы хоть немного отвлечь Мефодия Всеславовича от темы смерти. – Дык лиса же. – Две лисы? – поразилась я. – Но зачем? – Вы у меня спрашиваете, Елизавета Дмитриевна? – удивился домовой. – Это ж боги решают, что кому дать. Решили, что нужно две лисы, – дали две лисы. А зачем их две – не нам понять. Моя лиса оскорбленно дернула хвостом, словно желая сказать, что чем больше лис, тем лучше. И вообще, может, там у каждой свои особенности, а Ли Си Цын безжалостно с одной расправляется. Впрочем, за эти годы он наверняка продумал все варианты и не захотел оставлять зверя, подаренного Темным богом. Или не смог. Может, там они так срослись, что разделить без потерь не получалось, а так хоть одного спасет. Я вздохнула: – А снять защиту с комнаты сможете, Мефодий Всеславович? Если что пойдет не так и нужно будет помочь. – Я – нет. Только вы. – Я?! – А кто из нас маг-то? – ехидно спросил домовой. – То, что один маг построил, другой завсегда сможет разрушить. Ежели видит, конечно. Токмо надо ли? Говорят, дух мага – лучший охранник дома, а у него еще два зверя было. – Он неожиданно ойкнул. – Все, убил он совсем вторую лису, гад этакий. Я и сама почувствовала, что бурление магии прекратилось, все вокруг словно успокоилось и затихло. На время. – А сам Ли Си Цын как? – спросила я домового. – Жив? Проверьте, Мефодий Всеславович. Пожалуйста. Домовой недовольно засопел и исчез. В этот раз он отсутствовал куда дольше, а вернувшись, начал обстоятельно докладывать: – Живой пока, худой токмо оченно. Как скелет. – А куда вес делся? – удивилась я. – Он же такой огромный… был. Неужели все в ритуал ушло? – Так я про лису, – невозмутимо пояснил домовой. – Ваш гость сейчас в виде зверя, худющего, словно его вовсе не кормили. Пакость та, с которой вы в дом пришли, в шкатулке и фонить не будет, ежели комнату вскроете. – А сам он не вскроет? – Лезть в чужие плетения не хотелось. – Если все прошло нормально. – Дык откуда мне знать, нормально или нет? Без чувств он лежит, словно не оборотень, а барышня какая, – неодобрительно сказал Мефодий Всеславович. – И в себя он может сам не прийти. Видел я таких. Целители все так же совещались в комнате Владимира Викентьевича. Наверное, дальше прикидывали, можно ли будет как-то скрыть присутствие трупа в доме, но моей задачей было этого трупа не допустить, поэтому я спустилась вместе с домовым к облюбованной Ли Си Цыном комнате и задумчиво уставилась на защитные плетения. – И как их вскрывать? – я невольно пробормотала вслух. – Чтобы хуже не сделать… – Да там только оповещалка стоит, – убежденно сказал домовой, – а этому сейчас без разницы, сработает она или нет. Только разбирайте аккуратнее, словно клубок сматываете. – Он покрутил рукой вокруг воображаемого клубка. – И хорошо чужую магию сразу рассеивать. Только не в комнату, там и без того все взбаламучено. – Но откуда разбирать? – Ваш гость накладывал временную защиту, хвостов торчит столько, что за любой хватайтесь и тяните. Лучше от двери начинайте. Безопаснее. Уточнение оказалось весьма своевременным, поэтому я, уже протянувшая руку к двери, ее отдернула и спросила: – Я точно не сделаю хуже? – А и верно, оставляйте этого за защитой, там ее надолго хватит, запахи не должна пропускать, – легко согласился домовой. – Мне он тоже не нравится. Кто-нибудь видел вас с ним? – Извозчик. – Эта братия может не вспомнить. Стольких за день перевозят. – А еще меня видел слуга Ли Си Цына, – даже с некоторым удовольствием сказала я. – Он по приказу хозяина принес мне верхнюю одежду, чтобы я не замерзла. Домовой поскучнел: – Этот не забудет, с кем хозяин ушел. Чего вы ждете, Елизавета Дмитриевна? Вдруг каждая минута промедления отнимает от жизни вашего гостя столько, что оба целителя не восполнят? Я решилась и потянула за один неубранный кончик. Плетение поддалось, словно распускающийся носок, иногда чуть легче, иногда приходилось подковырнуть. Чужая магия в руках не задерживалась, уходила как песок сквозь пальцы, но это и к лучшему: я понятия не имела, как ее пришлось бы рассеивать, если бы она оставалась у меня в руках. Подозреваю, что только подрывом, благо двор при доме имелся и был даже небольшой сад, которому эксперименты точно не пошли бы на пользу. Не тронутые пока плетения тускнели, словно их поддерживала только подпитка от соседних, пока наконец на двери не осталось защиты вовсе, и я прикоснулась к ручке. – Елизавета Дмитриевна, не трогайте! – послышался испуганный голос Владимира Викентьевича. – Это опасно. Там защита. Если ее сейчас не видно, это не значит, что ее нет. Надо же, а я не услышала, как они спустились. Оба: Тимофеев тоже стоял рядом и выглядел встревоженным. А вот Мефодия Всеславовича, который мог бы предупредить о свидетелях, напротив, не было. – Ее нет. Я сняла. – Вы? Защиту Ли Си Цына? – Он ставил временную и не убрал хвостики. – Непредусмотрительно, – заметил Тимофеев. – Или предусмотрительно, если думал, что ему понадобится помощь. Я открыла дверь, и мы втроем ввалились в комнату, причем целители меня вообще попытались оттереть. Будь их воля, внутрь и не пустили бы. Взгляд сразу упал на кучу одежды на шатком стуле, а уж потом я заметила лежащего на полу лиса. Оставшийся зверь Ли Си Цына выглядел куда жальче моей лисы, когда я решала, быть ей или уйти: заморенный, со свалявшейся шерстью и лысоватым единственным хвостом. Он лежал так, словно пытался дойти до двери, но не смог. Из приоткрытой пасти свешивался язык, совершенно сухой и покрытый белым налетом. Целители застыли. Судя по тому, что на пациента плетений не отправляли, пока изучали ауру, которую я видеть не могла. Хотя… Что-то похожее на дополнительный смутный силуэт промелькнуло и почти сразу слилось с телом лиса. Но что-то похожее на неприятную черную кляксу с узким коротким хвостиком там, где расположено сердце, заметить я успела. – Беда, – вздохнул Владимир Викентьевич. – Это ж надо было так себя довести. Связь совсем слабая. Если зверь умрет, умрут оба. – С чего бы ему умирать? – возмутился Тимофеев. – Мы уже здесь. Я же говорил, что моя помощь понадобится. Как думаете, Владимир Викентьевич, лучше… Они начали перебрасываться терминами, решая, кто за что отвечает и кому что придется делать. Наконец с рук обоих целителей полетели зеленые плетения, обволакивающие несчастного лиса и дающие надежду, что с ним непременно будет все в порядке. Я как можно незаметнее подхватила шкатулку с артефактом, на которую пока никто не обращал внимания, и убрала ее за спину. В карман бы положить, но не влезет. Я убедилась, что целители достаточно заняты, чтобы не отвлекаться, тихо позвала домового и попросила его спрятать опасную штуковину. Он кивнул и исчез вместе со шкатулкой. Тем временем лис перестал выглядеть умирающим, оставшись просто очень худым и несчастным. – Подкормить бы его, – заметила я. – Не стоит, – важно ответил Тимофеев. – У него слабая связь с человеком, может порваться, а так по необходимости начнет подпитываться и усилит. Напоить бы и положить на что-то мягкое. – Я к себе возьму, – решил Владимир Викентьевич. Он наклонился и поднял лиса на руки. Тот повис, как меховое манто, довольно облезлое, надо признать. Моя утраченная горжетка выглядела куда представительнее. – Присмотрите заодно, – согласился Тимофеев. Владимир Викентьевич кивнул и направился к лестнице, оставив нас. – Его знатно приложило. Что за ритуал он проводил? – Тимофеев все же был слишком любопытным. Но даже если бы у меня появилось желание ответить, сделать бы я это не смогла: клятва не дала бы: – Извините, но это не моя тайна. – Нет так нет, Елизавета Дмитриевна, – легко согласился он. – Время уже позднее. Вы не передумали идти завтра к следователю? – Разумеется, нет. – Тогда я, пожалуй, зайду утром. Необходимости в моей помощи с пациентом более нет, – решил он и уверенно направился к выходу. Подскочившая горничная подала ему пальто и шляпу. – Я вам необычайно благодарна за все, что вы сделали для несчастного Ли Си Цына, – спохватилась я. – А с Борисом Павловичем точно будет все в порядке? – Не такой уж он несчастный. А точно или не точно, будет известно, только когда он в себя придет. Умирать вроде передумал.