На удивление он не выглядел испуганным. Скорее растерянным. – Вот именно. – Я выразительно посмотрела на целителя. – Именно этого я и боюсь. – Не переглядываться! – гаркнул полицейский. – Не разговаривать! Стоять молча. Он переводил артефакт в подрагивающей руке с меня на Владимира Викентьевича, а мне и без того было страшно. Меня охватывал ужас, когда я пыталась представить, что с нами сделают, когда найдут злосчастный артефакт. Похоже, идея с его передачей правящему семейству на определенных условиях себя не оправдала. Я старалась не паниковать, но постоянно казалось, что еще немного – и найдут то, что я даже не удосужилась спрятать, а просто поручила домовому. Остается только надеяться, что он выбрал достаточно защищенное место. И почему я не убрала столь опасный предмет туда, где он пробыл все эти годы? Внезапно за спиной нашего охранника, чуть сбоку, на короткий миг проявился Мефодий Всеславович, показал кулак с поднятым большим пальцем вверх и исчез. Владимир Викентьевич, успевший его заметить, изумленно охнул, я же испытала облегчение: домовой дал понять, что до шкатулки полиция не доберется. Охранник, заметив реакцию целителя, развернулся, но, разумеется, никого уже не увидел, зато уставился на нас с утроенной подозрительностью. – Не пытайтесь меня отвлечь, не выйдет, – заявил он, словно не он только что поворачивался спиной к таким отпетым преступникам, как мы. Но тут полицейские добрались до Ли Си Цына, и до нас донесся его полный возмущения голос: – Какой обыск? Мне требуется покой, это предписание целителя. Вышли вон отсюда. Немедленно. – Мы аккуратно все проверим. Совершенно вас не побеспокоим-с. Раздавшийся заискивающий голос показался подозрительно знакомым, но мне потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить, кому он принадлежит. Моськину. Самого подручного штабс-капитана среди обыскивающих я не заметила, но голос был точно его. А это означало, что обыск производят совсем не те, на кого я подумала. А возможно, он вообще проводится незаконно. – Почему нам не предъявили никаких документов? – грозно спросила я. – Какие еще документы, если вы объявлены злоумышляющими против короны? – отмахнулся охраняющий нас полицейский. Небрежно так отмахнулся, явно больше интересуясь происходящим внизу, даже руку с артефактом наконец опустил. Еще бы: Ли Си Цын, несмотря на плохое самочувствие, продолжал бушевать. – В этой комнате нет ничего для вас интересного! – громогласно заявил он. – Почему вы так думаете, уважаемый? – огрызнулся Моськин, который, несомненно, знал, с кем говорил, но тем не менее избегал фамилий. – Нам лучше знать. Не может же такого быть, что он не узнал похудевшего Ли Си Цына? Или может? Не настолько же тот похудел, на самом деле? – Оттуда, что в этой комнате до моего появления ничего не было. Мебель привезли сегодня днем. – Возможно, в новой мебели здесь было спрятано то, что мы ищем, – не унимался Моськин. – Мы аккуратно проверим, не тревожа ваш покой. – Вы его уже потревожили! – В таком случае вам вообще не о чем беспокоиться: осталась простая формальность, – заискивающе сказал Моськин. Внизу что-то грохнуло, и Моськин взвизгнул, громко и противно. Итак, это происки Волкова, а не Львовых. Стало интересно, что там дальше в планах штабс-капитана, неужели явление спасителя от императорского произвола? Тогда он должен появиться в критический момент, чтобы заслужить нашу благодарность. Но критический момент уже прошел, я успокоилась и перестала бояться визитеров. Я перевела взгляд на охранника и нехорошо улыбнулась. Пожалуй, если правила игры известны, к ней можно присоединиться и даже выиграть: – Я глава клана и требую к себе соответствующего отношения. – А ведь точно! – встрепенулся Владимир Викентьевич. – Обыск у главы клана может производиться только с разрешения Совета. У вас оно должно быть. – Я требую его показать! Немедленно! – Я грозно повела рукой к охраннику, отчего тот испуганно отшатнулся и опять замахал в нашу сторону артефактом. Решил, наверное, что я его сейчас магией прикладывать буду. И ведь, скорее всего, имею на это полное право: то, что сейчас происходит, иначе как нападением на клан не назвать. Ужасно не хватало знания законодательства, поэтому я решила пока не устраивать скандала. Тем более что все равно ничего не найдут. – Вы думаете, у нас нет этого документа? – возмутился охранник, придя в себя. – Был бы – вы бы его непременно показали, – заметила я. – И представились бы. Вас как зовут? – Это еще зачем? – насторожился он. – Как зачем? – поддержал меня Владимир Викентьевич. – Чтобы знать, на кого писать жалобу. – На меня? – поразился он. – За что? Я выполняю приказ. – Как за что? – делано удивилась я. – Думаете, нападение на главу клана в ее собственном доме в центре столицы пройдет незамеченным? – Вот найдем… – начал было он. – Ничего вы не найдете, – отрезала я. – Поэтому оправданий у вас не будет. Напали безо всяких оснований. Не предъявили ни одного разрешающего обыск документа. Заставили простоять на ногах все время обыска пожилого человека и даму. – Вы можете сесть, – торопливо разрешил он. – Главное – не делать глупостей. – Не делать глупостей, пока вы нас грабите? – любезно улыбаясь, уточнила я. – Скажете потом, что изъяли на проверку, и затеряются проверяемые предметы в полиции. А если мы будем знать хотя бы одно имя, будет с кого спросить, когда недосчитаемся своего имущества. Что вы хоть ищете? На охранника стало жалко смотреть. Он поглядывал на дверь и явно прикидывал, не удрать ли ему прямо сейчас, что лучше любых слов доказывало: обыск проводится незаконно. Ли Си Цын внизу бушевал уже так, что заглушал моськинское поскуливание полностью. Вот уж кому даже нездоровье не мешало давить противника, как мелкую надоедливую блоху. – Не могу знать! – уже с отчаянием в голосе сказал он. Владимир Викентьевич уселся со вздохом облегчения. Все же не в его возрасте так долго стоять в напряжении, если, конечно, это не связано с целительством: тут он времени не замечает. Я устроилась даже с некоторым удобством: откинулась на спинку стула, положила ногу на ногу и продолжила мучить охранника. – Свое имя вы не хотите назвать, тогда начальника позовите, – даже с некоторой ленцой сказала я. – И хотелось бы увидеть хоть один документ, а то ведь я могу раскрыть окно и закричать, что нас грабят. Очень уж ваш обыск похож на обычный грабеж. Забирать у нас, конечно, нечего, но вы же этого не знали… Охранник явно боролся с желанием бросить нас и отправиться перекладывать на плечи начальства неожиданно возникшую проблему. Но тут в дверь опять позвонили. – Сообщники, – оживился охранник, вперил в нас грозный взор и опять наставил на нас артефакт. – Вот сейчас и узнаем, виноваты вы или нет. Почти сразу после звука открываемой двери до нас донесся возглас: – Что здесь происходит? Кажется, женский. Точнее было сказать сложно: столько рычащих ноток туда было вплетено, что он вполне мог оказаться и мужским. Очень убедительных ноток. На месте того, кто открывал дверь, я бы, наверное, в обморок упала от страха. Судя по тому, что ответа не последовало, открывший так и поступил. – Господа, что тут происходит? А вот этот голос я ни с каким другим не перепутаю. На вопрос никто не торопился отвечать, пришлось это сделать мне: – Николай, нас обыскивают! Незаконно! Вызовите полицию! – Прекратите! – рыкнул наш охранник и повел артефактом. – Я же сказал: молча сидеть, если не хотите неприятностей! – Совершенно законно! – взвизгнул внизу Моськин. – Не вводите посторонних в заблуждение. – Документы! – теперь я почти уверена, что это прорычала Анна Васильевна. Судя по всему, ей даже что-то предъявили, потому что она почти тут же добавила: – Не ваши, а те, на основании которых вы проводите обыск у главы клана. Но вас я тоже запомнила. Завтра же в Совет будет направлена жалоба. – Мы действуем в интересах императорской семьи, – проблеял Моськин. Жаль, что я не видела его сейчас. Судя по интонации, хвост у него точно был поджат. И уши. И почему-то представлялась огромнейшая лужа под ним. Очень уж убедительно звучал голос Анны Васильевны, сына которой с таким трудом удалось вытащить из жерновов правосудия. – Неужели? А они это знают? – подал голос Хомяков-старший. Ехидно так поинтересовался, явно уверенный в отрицательном ответе. – Если вы немедленно не предъявите документы, на основании которых производите обыск, – это опять Николай, – будете задержаны сами. – Вы препятствуете работе полиции, – почти безнадежно сказал Моськин. – Мы уже почти все осмотрели. – И ничего не нашли, – заметил Ли Си Цын. Очень громко заметил. – Мы уходим, – решил Моськин, который наверняка и был главным, просто не показывался мне на глаза. – Нет, вы остаетесь до прихода полиции, – твердо сказал Николай. – Вы несете ответственность за нападение. Наш охранник заметно заволновался. – Полиции боитесь? – усмехнулась я. – И правильно боитесь. – Неприятности никому не нужны, – согласился он. – Нечего заниматься противоправной деятельностью. – Мы стоим на страже закона. – Документа о чем у вас нет, – безжалостно заключила я. – Вы ворвались в дом к главе клана с угрозами. Думаете, это просто так сойдет вам с рук? Он отвечать не стал, смущенно убрал артефакт и шмыгнул из комнаты так быстро, словно выполнял приказ. По сути, так оно и было: Моськин же сказал, что они уходят. Только уйти у них не получилось. Когда я вслед за охранником выскочила из комнаты, в которой нас удерживали, обнаружила, что семья Хомяковых героически перекрывала выход из дома. Перед ними в нерешительности стоял десяток лжеполицейских. И я их понимала: Анна Васильевна в частичной трансформации пугала. На ее фоне оба Хомякова выглядели необычайно мирно, пусть даже на одном из них была офицерская шинель. На очень привлекательном одном. Я даже залюбовалась ненадолго, но потом вспомнила, что проблемы пока не решены. – Куда же вы? – всплеснула я руками. – Теперь обыск должны провести уже мы. Вдруг вы уносите из нашего дома что-то ценное? – Мы не воры, – гордо сказал Моськин. – Да и что ценного мы могли отсюда взять?