– Сколько дней назад? – В смысле? – Я хочу знать, когда вы в последний раз виделись с Юсефом, – пояснил Йона. – Ну, во всяком случае, довольно давно. – Он приезжал к вам в лесной дом? – Нет. – Никогда? Он никогда не навещал вас в домике? Она еле заметно пожала плечами: – Нет. – Но он знал про этот дом? Или нет? Эвелин кивнула. – Его возили туда, когда он был маленьким, – ответила она и взглянула на комиссара кроткими карими глазами. – Когда? – Не знаю… Мне было десять, мы сняли этот домик на лето у тети Соньи, пока она была в Греции. – А потом Юсеф там бывал? Эвелин вдруг перевела взгляд на стену позади Йоны: – Вряд ли. – Как долго вы жили в теткином доме? – Переехала сразу после начала семестра. – В августе. – Да. – Вы жили там с августа, это четыре месяца. В маленьком доме на Вермдё. Почему? Ее взгляд снова метнулся в сторону. Уперся в стену за головой Йоны. – Чтобы заниматься спокойно, – сказала она. – Четыре месяца? Эвелин поерзала на стуле, скрестила ноги и наморщила лоб. – Мне нужно было, чтобы меня оставили в покое, – вздохнула она. – Кто вам мешал? – Никто. – Тогда что значит “чтобы меня оставили в покое”? Она слабо, безрадостно улыбнулась: – Люблю лес. – Что изучаете? – Юриспруденцию. – И живете на стипендию? – Да. – Где покупаете еду? – Езжу на велосипеде в Сальтарё. – Это же далеко? Эвелин пожала плечами: – Не очень. – Вы там знаете кого-нибудь, встречаетесь? – Нет. Комиссар смотрел на чистый юный лоб Эвелин. – Вы не встречались там с Юсефом? – Нет. – Эвелин, послушайте меня. – Йона перешел на серьезный тон. – Ваш младший брат, Юсеф, сказал, что это он убил отца, мать и младшую сестру. Эвелин уставилась в стол, ресницы задрожали. На бледном лице появился слабый румянец. – Ему всего пятнадцать лет, – продолжал Йона. Он смотрел на ее тонкие руки и расчесанные блестящие волосы, падавшие на хрупкие плечи. – Почему вы верите его словам? О том, что он перебил свою семью? – Что? – спросила она и подняла глаза. – Мне показалось, что вы не сомневаетесь в его признании. – Правда? – Вы не удивились, когда я сказал, что он признался в убийстве. Или удивились? – Удивилась. Эвелин неподвижно сидела на стуле, замерзшая и усталая. Тревожная морщинка обозначилась между бровями на чистом лбу. Эвелин выглядела утомленной. Губы шевелились, словно она просила о чем-то или что-то шептала про себя. – Его арестовали? – вдруг спросила она. – Кого? Девушка, не поднимая глаз и уставившись в стол, без выражения произнесла: – Юсефа. Вы его арестовали? – Вы боитесь его? – Нет. – Я подумал, что у вас было ружье, потому что вы боитесь брата. – Я охотилась, – ответила Эвелин и посмотрела ему в глаза. Йона подумал: в девушке есть что-то странное, нечто, чего он пока не может понять. Это не что-то обычное – вина, гнев или ненависть. Скорее некое чудовищное сопротивление. Он не должен поддаваться. С таким мощным защитным барьером комиссару сталкиваться еще не приходилось. – На зайцев? – спросил он. – Да. – И как охота? – Не особенно.