– С тобой все нормально? – спросила она. Йона посмотрел на руки. Он постарался отмыть их, но ему все равно казалось, что от пальцев исходит слабый запах крови. Комиссару пришлось стоять на коленях возле бородача, чью машину угнал Эк, и зажимать ему рану на животе. Раненый все время был в сознании, взволнованно, почти истово говорил о своем сыне, который только что стал студентом и в первый раз совершенно самостоятельно поехал в Северную Турцию повидаться с бабушкой и дедушкой. Бородатый смотрел на Йону, прижимал его руки к своему животу и с изумлением констатировал, что ему совсем не больно. – Поразительно, правда? – спросил он и посмотрел на комиссара по-детски сияющими ясными глазами. Йона старался говорить спокойно. Он объяснил человеку с бородой, что эндорфины действуют как болеутоляющее. Тело пережило такой шок, что решило избавить нервную систему от дополнительной нагрузки. Мужчина замолчал, а потом спокойно спросил: – Так и умирают? Он почти попытался улыбнуться Йоне: – Это совсем не больно? Йона открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент подъехала скорая, и он почувствовал, как кто-то осторожно убирает его руки. Его отвели на несколько метров, пока санитары укладывали мужчину на носилки. – Йона? – снова спросила Диса. – Как ты? – Со мной все в порядке. Йона услышал, как она заворочалась. Кажется, пьет воду. – Дать тебе еще один шанс? – спросила она. – Пожалуйста. – Хотя тебе на меня наплевать, – глухо произнесла она. – Ты же знаешь, что это не так. – Комиссар вдруг услышал, как устало звучит его голос. – Прости, – сказала Диса. – Я так рада, что с тобой ничего не случилось. Они попрощались. Йона немного посидел, слушая редкие звуки в тишине полицейского управления, потом поднялся, вынул пистолет из кобуры, висевшей возле двери, разобрал его и принялся медленно чистить и смазывать каждую деталь. Снова собрал, подошел к оружейному шкафчику, запер пистолет. Теперь руки резко пахли оружейным маслом. Йона сел за стол, чтобы написать рапорт Петтеру Неслунду, своему непосредственному начальству, о том, почему он счел необходимым и обоснованным выстрелить из служебного оружия. Глава 22 Вечер пятницы, одиннадцатое декабря Эрик смотрел, как печется пицца. Попросил положить побольше салями на ту, что для Симоне. Зазвонил телефон, он посмотрел на дисплей. Не узнав номера, сунул телефон в карман. Наверняка опять какой-нибудь журналист. Сейчас он не в состоянии отвечать на вопросы. Направляясь домой с двумя большими горячими коробками, Эрик думал о том, что надо поговорить с Симоне, объяснить, что он разозлился на несправедливые обвинения, что он не делал того, о чем она думает, что он ни разу не изменял ей, что он любит ее. Эрик остановился было возле цветочного магазинчика, подумал и все-таки вошел. По магазину разливался насыщенно-сладкий запах. Окна, выходящие на улицу, запотели. Эрик решил купить букет роз, когда телефон снова зазвонил. Симоне. – Алло? – Ты где? – спросила она. – Уже иду домой. – Мы голодные как собаки. – Отлично. Эрик торопливо дошел до дома, вошел в подъезд и стал ждать лифта. Через желтые начищенные окошки входной двери внешний мир казался сказочным, заколдованным. Эрик быстро поставил коробки на пол, открыл люк мусоропровода и отправил туда розы. В лифте он пожалел об этом, подумал, что Симоне, может быть, все же обрадовалась бы. Может быть, ей и в голову бы не пришло, что он пытается откупиться, избежать конфликта. Эрик позвонил в дверь. Беньямин открыл и забрал у него коробки с пиццей. Эрик разделся, пошел в ванную и вымыл руки. Взял упаковку маленьких лимонно-желтых таблеток, быстро выбрал три штуки, проглотил их без воды и вернулся на кухню. – Мы уже за столом, – сказала Симоне. Эрик посмотрел на стакан воды возле тарелки, буркнул что-то насчет общества трезвости и достал два винных бокала. – Прекрасно, – одобрила Симоне, когда он откупоривал бутылку. – Симоне, – начал Эрик, – я знаю, что разочаровал тебя, но… У него зазвонил мобильный телефон. Эрик и Симоне переглянулась. – Кто-нибудь хочет ответить? – спросила Симоне. – Сегодня я больше не разговариваю с журналистами, – объяснил Эрик. Симоне нарезала пиццу, откусила и сказала: – Пускай звонят. Эрик разлил вино по бокалам. Симоне кивнула и улыбнулась. – Вот, – неожиданно сказала она. – Сейчас уже почти пропало, но когда я пришла домой, пахло сигаретным дымом. – Кто-нибудь из твоих приятелей курит? – спросил Эрик. – Нет, – ответил Беньямин. – А Аида курит? Беньямин промолчал. Он ел быстро, но вдруг перестал жевать, отложил вилку и нож и уставился в стол. – Старичок, что случилось? – осторожно спросил Эрик. – О чем задумался? – Ни о чем. – Ты знаешь, что можешь нам все рассказать. – А надо? – Ты же не думаешь, что… – Ты не поймешь, – перебил Беньямин. – Так объясни мне, – сделал попытку Эрик. – Нет. Они ели в молчании. Беньямин смотрел в стенку. – Хорошая салями, – тихо сказала Симоне. Она стерла отпечаток губной помады с края стакана и повернулась к Эрику: – Жалко, что мы больше не готовим вместе. – А когда бы мы успевали? – отговорился он. – Хватит ссориться! – крикнул Беньямин. Он выпил воды и посмотрел в окно, на темный город. Эрик почти ничего не съел, но зато дважды доливал себе вина. – Тебе сегодня делали укол? – спросила Симоне. – А разве папа когда-нибудь забывал? Беньямин встал из-за стола и поставил тарелку в раковину. – Спасибо. – Я видела кожаную куртку, на которую ты копишь, – сказала Симоне. – И подумала, что смогу добавить, сколько не хватает. Беньямин расплылся в улыбке и обнял ее. Симоне крепко прижала сына к себе, но разжала руки, как только почувствовала, что он хочет освободиться. Беньямин ушел в свою комнату. Эрик оторвал корочку и сунул в рот. Под глазами у него были мешки, а когда он серьезнел, вокруг рта ложились глубокие морщины. Страдальчески напряженный лоб.