– Какие еще чертежи? Наплевать мне на чертежи! Папа, чего ты ждешь? Мы поедем туда, я переверну каждый… – Это не дело, – оборвал Кеннет. – Я хочу сказать… надо спешить, но вряд ли будет польза, если мы явимся в дом и начнем крушить там стены. – Но надо же что-то делать. – Дом все последние дни кишит полицейскими. Если там есть что-нибудь нетипичное, они бы заметили, даже если бы не искали Беньямина. – Но… – Надо посмотреть чертежи, понять, где можно устроить тайник. Снять мерки и сравнить их с теми, что мы сняли в доме. – А если там нет никакого тайника? Где тогда Беньямин может быть? – Семья владела дачей возле Боллнеса, вместе с братом Андерса Эка… У меня в тех местах есть друг, он обещал там поездить. Он хорошо знает район, где у Эков был дом. Это в старой части дачного поселка. Кеннет посмотрел на часы и набрал чей-то номер. – Привет, Сванте, это Кеннет. Скажи… – Я на месте, – прервал его приятель. – Где? – В доме. – Тебе же нужно просто смотреть. – Меня впустили новые владельцы, Шёлины, они… На том конце кто-то что-то сказал. – Их фамилия – Шёдин, – поправился Сванте. – Они владеют домом больше года. – Спасибо за помощь. Кеннет закончил разговор. Глубокая складка пересекла его лоб. – А дом в лесу? – спросила Симоне. – Дом, в котором пряталась сестра? – Полицейские там были не один раз. Но мы с тобой все же могли бы съездить туда и осмотреться. Оба замолчали, о чем-то сосредоточенно думая. Звякнуло в щели для почты, запоздавшая утренняя газета протиснулась через прорезь и шлепнулась на пол прихожей. Ни Кеннет, ни Симоне не двинулись с места. Слышно было, как брякнули почтовые ящики на нижнем этаже и хлопнула дверь подъезда. Внезапно Кеннет прибавил громкость радио. Кто-то кого-то вызывал на связь, требовал информации. Обмен короткими словами; Симоне разобрала что-то о женщине, которая услышала крики в соседней квартире. Туда отправили автомобиль. Кто-то засмеялся и начал долгий рассказ о своем взрослом младшем брате, который все еще живет дома, и мама по утрам мажет ему бутерброды. Кеннет снова убавил громкость. – Я сварю кофе, – сказала Симоне. Кеннет достал из своей защитного цвета сумки сброшюрованную карту Стокгольма. Прежде чем раскрыть книжку, переставил подсвечники со стола на подоконник. Симоне через его плечо смотрела на запутанную сеть автотрасс, железных дорог и автобусных маршрутов, пересекающих друг друга, – красные, синие, зеленые и желтые. Леса, геометрические фигуры пригородов. Кеннет вел пальцем вдоль желтой дороги к югу от Стокгольма, мимо Эльвшё, Худдинге, Туллинге и ниже, к Тумбе. Они вместе стали рассматривать страницу, на которой были Тумба и Салем. Бледная карта старого пристанционного городка, в котором возле станции электричек выстроили новый центр. Симоне разглядывала площадь послевоенной постройки – с высотными домами и магазинами, церковью, банком и винным магазином. От центра тянулись ветки невысоких типовых домов и районы домов частных. Соломенно-желтые луга лежали четко к северу от городка, через несколько миль их сменяли леса и озера. Кеннет нашел название улицы в районе типовых домов и обвел кружком точку между параллельными, словно ребра, прямоугольниками. – Куда, интересно, курьер запропастился? – пробормотал он. Симоне налила кофе в две кружки, поставила перед отцом коробку с сахаром и спросила: – Как он сумел войти? – Юсеф Эк? Или у него был ключ, или кто-то отпер ему дверь. – А отмычкой?.. – У вас замок слишком сложный. При таком замке проще выломать дверь. – Посмотрим компьютер Беньямина? – Надо было раньше это сделать. Я об этом думал, да забыл – начал уставать, – сказал Кеннет. Симоне вдруг заметила, что он выглядит старым. Раньше она никогда не задумывалась о его возрасте. Отец смотрел на нее, печально опустив уголки рта. – Попробуй поспать, а я пока проверю компьютер, – предложила она. – Еще чего. Когда Симоне и Кеннет вошли в комнату Беньямина, им показалось, что в ней никто никогда не жил. Беньямин вдруг оказался пугающе далеко. Симоне стало плохо – в желудке волной поднялся страх. Она несколько раз сглотнула, в кухне журчало, свистело и жужжало радио. Здесь, в темноте, словно черная пустота, ждет смерть. Пустота, из которой Симоне никогда не выбраться. Симоне включила компьютер. Экран мигнул, со вздохом загорелись лампочки, зажужжали вентиляторы, жесткий диск начал отдавать команды. Компьютер загрузился, прозвучал приветственный сигнал – словно вернулась частичка Беньямина. Кеннет с Симоне пододвинули стулья и сели. Симоне щелкнула по изображению Беньямина, чтобы зарегистрироваться. – А теперь, милая, будем работать медленно и методично, – сказал Кеннет. – Начнем с электронной почты и… Он замолчал, когда компьютер запросил пароль, чтобы двигаться дальше. Потом сказал: – Попробуй его имя. Симоне написала “Беньямин”, но в доступе было отказано. Написала “Аида”, имя задом наперед, оба имени вместе. Написала “Барк”, “Беньямин Барк”, покраснев, попробовала “Симоне” и “Сиксан”, попробовала “Эрик”, потом имена певцов, которых слушал Беньямин – “Секссмит”, “Ане Брюн”, “Рори Галлахер”, “Леннон”, “Таунс ванн Зандт”, “Боб Дилан”. – Так не пойдет, – сказал Кеннет. – Надо позвать кого-нибудь, кто откроет нам этот ларчик. Симоне попробовала ввести названия нескольких фильмов и режиссеров, о которых часто говорил Беньямин, но бросила. Ничего не получалось. – Чертежи уже должны быть у нас, – сказал Кеннет. – Позвоню Чарли, спрошу, что случилось. Оба дернулись, когда в дверь квартиры постучали. Симоне вышла в коридор и с бьющимся сердцем смотрела, как Кеннет поворачивает дверную ручку. Светлое, как песок, декабрьское утро, плюсовая температура. Кеннет и Симоне приехали в Тумбу, в квартал, где Юсеф Эк жил, рос и где в пятнадцать лет перерезал почти всю свою семью. Дом выглядел так же, как и другие, – аккуратный, ничего особенного. Если бы не сине-белая лента, никто бы не догадался, что несколько дней назад этот дом стал местом самых ужасных, долгих и безжалостных убийств в истории страны. К песочнице у фасада был прислонен трехколесный велосипед. Один конец заградительной ленты отклеился, улетел и застрял в почтовом ящике напротив. Кеннет, не останавливаясь, медленно проехал мимо дома. Симоне, прищурившись, смотрела в окно. Место выглядело заброшенным. Фасад длинного дома казался темным. Они проехали до поворота, развернулись и опять приближались к месту преступления, когда у Симоне вдруг зазвонил телефон. – Алло? – быстро ответила она и недолго послушала. – Что-нибудь случилось? Кеннет остановил машину, не заглушая мотор, но потом повернул ключ в зажигании, потянул ручной тормоз и вылез из машины. Достал из вместительного багажника лом, рулетку и фонарик. Захлопывая багажник, он услышал, как Симоне говорит, что пора закончить разговор. – То есть?! – закричала Симоне в телефон. Кеннет услышал ее через окно машины, увидел ее взволнованное лицо, когда она вылезала с пассажирского сиденья с чертежами в руках. В полном молчании они пошли к белой калитке в низком заборчике. Кеннет вытащил из конверта ключ и отпер дверь. Перед тем как войти, он повернулся к Симоне, посмотрел на ее решительное лицо и коротко кивнул. В прихожей стоял тошнотворный запах протухшей крови. В какой-то момент Симоне почувствовала, как в душе поднимается ужас: сладковато воняло гнилью, испражнениями. Она покосилась на Кеннета. Отец не выглядел испуганным – только сосредоточенным, движения точно рассчитаны. Проходя мимо гостиной, Симоне краем глаза заметила окровавленную стену, чудовищный хаос, вздымающийся от досок пола страх и кровь на украшенном резьбой камине. Где-то в доме послышался странный стук. Кеннет резко остановился, медленно достал свой бывший служебный пистолет, снял с предохранителя и проверил, на месте ли патрон. Снова послышался звук – неравномерный, тяжелый. Не похожий на звук шагов. Скорее как будто кто-то медленно ползет по полу. Глава 26 Утро воскресенья, тринадцатое декабря, Люсия Эрик проснулся в узкой постели, в своем больничном кабинете. Глухая ночь. Посмотрел на телефон, проверил время. Почти три часа. Эрик принял еще одну таблетку, дрожа, улегся под одеяло. Его зазнобило, потом накрыло темнотой. Через несколько часов он проснулся со страшной головной болью. Принял таблетку, встал у окна, разглядывая унылый фасад с сотнями окон. Белесое небо, темные окна. Эрик наклонил голову, уткнулся носом в холодное стекло и подумал, что сейчас может увидеть себя во всех окнах одновременно. Он положил телефон на письменный стол и разделся. В душевой кабинке пахло пластиком и дезинфицирующим средством. Горячая вода полилась на голову, потекла по шее, капли застучали по плексигласу. Вытершись, Эрик протер зеркало, смочил лицо и намазался пеной для бритья. Немного пены попало в ноздри, пришлось отфыркиваться. Пока Эрик брился, зеркало почти очистилось, остался только сужающийся овал. Эрик вспомнил слова Симоне: накануне того дня, когда Юсеф Эк бежал из больницы, их дверь оказалась открытой. Симоне что-то разбудило, она встала и закрыла дверь. Но в ту ночь это не мог быть Юсеф. Как же так вышло? Эрик пытался понять, что же случилось той ночью. Слишком много вопросов, на которые нет ответа. Как Юсеф сумел попасть в квартиру? Может быть, он просто стучал в дверь, а Беньямин проснулся и открыл? Эрик представил себе, как мальчики смотрят друг на друга в слабом свете лампочки, горящей на лестничной клетке. Беньямин босой, лохматый со сна; он стоит в своей детской пижаме и, мигая заспанными глазами, смотрит на старшего мальчика. Они почти похожи – но Юсеф убил родителей и младшую сестру, только что зарезал скальпелем медсестру в больнице и тяжело ранил человека на Северном кладбище.