– Да, похоже, это для тамошней полиции. Кто-то приехал взыскать должок. Отец в это время должен был быть дома, но его неожиданно назначили судьей в футбольном матче. Преступник, видимо, нажрался рогипнола и амфетаминов, стал дерганым, потерял контроль над собой, его что-нибудь спровоцировало. Набросился на семью со спецназовским ножом, чтобы выпытать, где должник. Они, конечно, рассказали, но он уже вошел во вкус и всех перерезал, а потом отправился в спортклуб. Петтер насмешливо улыбнулся, выпил воды, рыгнул в руку, глянул на Йону и спросил: – Что скажешь? – Неплохое объяснение. Но совершенно ошибочное, – отозвался тот. – И в чем ошибка? – запальчиво спросил Ингве. – Преступник сначала убил мужчину в спортклубе, – спокойно ответил Йона. – А потом поехал к нему домой и убил остальных. – Вскрытие покажет, кто прав, – буркнул Ингве. – Оно покажет, что прав я. – Дурак, – вздохнул Ингве и сунул в рот два пакетика табака[2]. – Йона, я не отдам тебе это дело, – сказал Петтер. – Понимаю, – вздохнул тот и поднялся из-за стола. – Ты куда? У нас собрание, – напомнил Петтер. – Мне нужно поговорить с Карлосом. – Не об этом. – Об этом, – ответил Йона и вышел. – Вернись! – крикнул Петтер. – Иначе я… Йона не дослушал угрозы. Он аккуратно закрыл за собой дверь, прошел по коридору, поздоровался с Аньей, которая вопросительно взглянула на него поверх компьютера. – Ты разве не на собрании? – удивилась она. – Как сказать, – ответил комиссар и пошел дальше, к лифту. На пятом этаже располагались переговорная комната и канцелярия Главного полицейского управления. Там же работал Карлос Элиассон, начальник полицейского управления. Дверь была приоткрыта, но, по обыкновению, больше закрыта, чем открыта. – Входите, входите, – пригласил Карлос. Когда Йона вошел, на лице у Карлоса появилось смешанное выражение озабоченности и радости. – Я только покормлю своих крошек, – сказал он и постучал по краю аквариума. Карлос, улыбаясь, посмотрел, как рыбки плывут к поверхности, и насыпал в воду корма. – Вот, ешьте, – прошептал он. Карлос показал самой маленькой райской рыбке, Никите, куда плыть, потом повернулся и приветливо сказал: – Комиссия по особо тяжким преступлениям спрашивала, можешь ли ты заняться убийством в Даларне. – Сами справятся. – Они в этом сомневаются. Томми Кофоэд был здесь и встречался с… – К тому же у меня нет времени, – перебил Йона. Он уселся напротив Карлоса. В кабинете приятно пахло кожей и деревом. Солнечные лучи переливчато светили через аквариум. – Я хочу заняться преступлением в Тумбе, – без обиняков заявил Йона. На мгновение морщинистое приветливое лицо Карлоса сделалось озабоченным. – Пару минут назад мне звонил Петтер Неслунд. Он прав, Государственной уголовной полиции здесь нечего делать. – А я считаю – есть, – упрямо сказал Йона. – Только если этот собиратель долгов связан с организованной преступностью. – Не было никакого собирателя долгов. – Не было? – Убийца сначала поехал к мужчине, – отрезал Йона. – Потом отправился в дом, чтобы заняться семьей. Он задумал перебить всю семью, он собирается найти взрослую дочь, а также добраться до выжившего мальчика. Карлос бросил взгляд на свой аквариум, словно боясь, что рыбки услышат что-нибудь ужасное. – Ага, – скептически произнес он. – А откуда ты это знаешь? – Кровавые следы в доме были короче. – Что это значит? Йона подался вперед: – Конечно, отпечатки шагов были везде, я их не измерял, но отпечатки в раздевалке, по-моему, были… да, энергичнее, а в доме – как будто человек подустал. – Ну, начинается, – устало вздохнул Карлос. – Ты опять все усложняешь. – Но я прав. Карлос покачал головой: – Думаю, что не в этот раз. – И в этот тоже. Карлос повернулся к рыбкам и объявил: – Это – Йона Линна. Самый упрямый человек, с каким мне доводилось сталкиваться. – Почему бы не быть упрямым, если знаешь, что прав? – Я не могу действовать через голову Петтера и отдать тебе дело только потому, что у тебя есть некие предчувствия, – пояснил Карлос. – Почему? – Все думают, что из мужика просто выбивали долги, что он проигрался. – Ты тоже так думаешь? – Вообще-то да. – Следы в раздевалке были энергичнее, потому что для убийцы это преступление было первым по времени, – настаивал Йона. – Ты от своего не отступишься. Или отступишься? Йона пожал плечами и улыбнулся. – Позвоню-ка я прямо судебным медикам, послушаю, что они скажут, – проворчал Карлос и снял трубку. – Они скажут, что я прав, – ответил Йона, глядя в пол. Йона Линна знал, что он упрямец и что ему может понадобиться все его упрямство, чтобы двигаться дальше. Наверное, все началось с его отца, Ирьё Линны, служившего патрульным полицейским в Мерсте. Он находился на старой упсальской дороге, немного севернее больницы Лёвенстрём, когда из диспетчерской поступил тревожный вызов. Ирьё отправили в Весбю, по дороге на Хаммарбю. В полицию позвонил кто-то из соседей. Ульссоны снова побили своих малышей. В 1979 году Швеция стала первой страной, запретившей телесное наказание детей, и Государственное полицейское управление распорядилось отнестись к новому закону серьезно. Ирьё Линна приехал на вызов, остановил полицейский автомобиль у подъезда и стал ждать напарника, Джонни Андерсена. Через несколько минут он вызвал его. Джонни, стоявший в очереди в колбасный киоск “Маммас”, ответил, что, по его мнению, мужик должен иногда иметь возможность показать, кто в доме главный. Ирьё Линна был молчуном. Он не стал настаивать, хоть и знал правила: при вмешательствах такого рода полицейских должно быть двое. Он ничего не сказал, хотя знал, что имеет право на поддержку напарника. Не хотел ругаться, не хотел показаться трусом и не мог больше тянуть. Ирьё поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла девочка с испуганными глазами. Ирьё попросил ее остаться на лестничной клетке, но она помотала головой и вбежала в квартиру. Ирьё шагнул за ней и вошел в гостиную. Девочка заколотила по балконной двери. На балконе Ирьё заметил малыша в одном подгузнике. Мальчику было года два. Ирьё бросился через всю комнату, чтобы впустить малыша, и слишком поздно заметил пьяного мужчину. Тот неподвижно сидел на диване прямо перед дверью, но смотрел на балкон. Ирьё пришлось двумя руками отгибать блок безопасности и поворачивать ручку двери. Только закончив с этим, он услышал, как лязгнул курок дробовика. Раздался выстрел, тридцать шесть дробин угодили прямо ему в позвоночник. Ирьё умер почти мгновенно. Одиннадцатилетний Йона с сестрой Ритвой перебрались из светлой квартиры в центре Мерсты в Стокгольме в теткину трехкомнатную квартиру в районе Фредхелль. Окончив неполную среднюю школу и отучившись три года в гимназии Кунгсхольма, Йона подал заявление в высшую полицейскую школу. Сейчас он все еще частенько вспоминал своих друзей-одногруппников, прогулки по широким лужайкам, покой, предшествовавший стажировке, и свой первый год службы в качестве помощника полицейского. Йона Линна выполнил свою долю бумажной работы, внес свой вклад в решение вопросов равноправия и в деятельность профсоюза. Он регулировал уличное движение во время стокгольмского марафона и сотен автомобильных аварий, смущался, когда футбольные хулиганы при виде женщин-полицейских в вагонах метро принимались улюлюкать и орать: “Полицейская с дубинкой! Сунь-ка – вынь-ка, сунь-ка – вынь-ка!”, он находил мертвых героинщиков с гнойными ранами, проводил серьезные беседы с магазинными воришками, помогал врачам скорой помощи управиться с блюющими пьяницами, разговаривал с проститутками, страдающими от ломки, больными СПИДом и напуганными, имел дело с сотнями мужчин, избивавших жену и детей – похожие один на другого чудовища, пьяные, но отнюдь не впавшие в беспамятство, включавшие погромче радио и опускавшие жалюзи, – он останавливал лихачей и пьяных водителей, изымал оружие, наркотики и самогон. Однажды, когда он был на больничном после ранения в спину и гулял, чтобы размяться, он увидел, как какой-то бритоголовый возле школы Класторп лапает мусульманку. Йона с больной спиной гнался за бритоголовым до самой воды, через парк, мимо мыса Смедсудден, через весь мост Вестербрун, через Лонгхольмен до самого Сёдермальма; скинхеда он задержал только возле светофора на Хёгалидсгатан. Не имея особого желания делать карьеру, Йона Линна потихоньку получал звания. Ему нравились задания, требовавшие знаний и опыта, и он всегда справлялся с ними. У него были знаки различия – “корона” и два “дубовых листочка”, но для особого служебного положения не хватало четырехгранного шнура. Йоне не хотелось становиться начальником – неинтересно. Войти в Государственную комиссию по расследованию убийств он отказался. Этим декабрьским утром Йона Линна сидел в кабинете начальника полицейского управления. Слушая Элиассона, он не чувствовал усталости после долгой ночи в Тумбе и Каролинской больнице. Шеф говорил с заместителем главного патологоанатома Стокгольмского отделения судебной медицины, профессором Нильсом Оленом по прозвищу Нолен. – Нет, мне нужно только знать, какое преступление было первым, – сказал Карлос и стал слушать. – Понимаю, понимаю… но судить еще рано, как вам кажется? Йона, откинувшись на спинку стула, приглаживал растрепанные светлые волосы и смотрел, как лицо шефа наливается краской. Элиассон молча слушал монотонный голос Нолена, кивал, а потом положил трубку не прощаясь. – Они… они…