— Одна из них привлекла мое внимание, — перебила О’Доннелл. — Онкологический центр «Селеста». Высокие цены, высокий процент выживших пациентов. Клиника выделяется, во-первых, маленьким штатом — всего шесть человек. Гловеру это наверняка понравится: чем меньше персонала, тем меньше людей могут его опознать. Во-вторых, там принимают наличные, что сейчас редкость. — Кстати, у Гловера, по всей видимости, в Чикаго есть знакомый, который конвертирует биткойны в наличные, — добавил Тейтум. — Сегодня утром я отправилась в «Селесту», — продолжила О’Доннелл. — Я выяснила, что некто с диагнозом Гловера проходил там лечение, заплатив сумму, примерно равную выручке за фотографии. Я в красках обрисовала молодой и впечатлительной медсестре, как Гловер поступает с женщинами, и показала его обновленный портрет. Она сожалела, что не может раскрыть личные данные клиента, но неоднократно подчеркивала: для обыска есть веские основания. Также она упомянула, что неплохо бы нам заглянуть в клинику второго ноября в половине третьего. Догадываюсь, на это время у Гловера назначена следующая процедура. Тейтум слышал это уже второй раз, но теперь что-то не давало ему покоя. Что-то, связанное с портретом. Что же? Он стиснул зубы, собираясь с мыслями. Медсестра опознала Гловера по свежему рисунку. Скорее всего, она и раньше видела его фото в новостях, а за несколько месяцев он изменился до неузнаваемости. Что с того? Догадка не давалась в руки. — Для ордера может и хватить. — Кох улыбнулся. — Второе ноября на следующей неделе. Если он явится в клинику, мы его прижмем. — Нельзя ждать так долго, — возразила Зои. — После Генриетты Фишберн Гловер искал других жертв. Поэтому они с Финчем напали на Рею Делеон. Однако ее убийство, очевидно, пошло не по плану, и Гловер вряд ли успел сделать много снимков. — Насколько мы можем судить, фотографии Реи не выставлены на продажу, — произнес Тейтум. — Если будем ждать, Гловер убьет еще одну женщину, чтобы оплатить следующий этап лечения. — Понял. — Кох кивнул. — Посмотрим, получится ли взять ордер на обыск клиники. В записях, возможно, найдем зацепку: номер телефона, адрес, контакт на экстренный случай… В больничных бланках миллион строчек, хоть где-то же Гловер должен допустить промашку. — А мы снова поговорим с Финчем. Может, вытянем из него еще что-нибудь, — сказал Валентайн. — Кроме того, отправьте новый портрет Гловера в СМИ, — велел Брайт. Тейтум не стал вслушиваться в дальнейшую череду коротких фраз. Вскоре все разошлись, а он размышлял о рисунке и о внешних изменениях Гловера. Заметив, что Грей остался на месте, Зои подошла к нему. — Брифинг закончен, — сообщила она. — Откуда Патрик Карпентер узнал о болезни Гловера? — спросил ее Тейтум. — Что? — Когда мы задержали Аллена Свенсона, в участок ворвался Патрик Карпентер и заявил, что Аллен не стал бы творить подобные зверства на пару с умирающим. Только вот в прессе никогда не упоминали, что у Гловера рак. И мы тоже Патрику об этом не говорили. На фото Гловер выглядит здоровым. — Наверное, он сам пожаловался Патрику на болезнь, — предположила Зои. — Или до того дошли слухи… — Рак у Гловера диагностировали в Дейле. Так что Патрик либо обсуждал Гловера с тем, кто недавно с ним встречался… — Либо сам видел Гловера, — закончила за него Зои. — Значит, нужно навестить Патрика, — сделал вывод Тейтум. Глава 75 Леонор Карпентер жила словно на американских горках: от тревоги до облегчения и обратно — и так целыми днями. Ее эмоциональное состояние находилось полностью в руках неродившегося ребенка. Точнее, в ногах. Когда он пинал Леонор, ее охватывало облегчение. Он там, еще живой. Стоило ему надолго затихнуть, и она начинала волноваться. Не задушила ли его пуповина? Не остановилось ли крохотное сердечко? Лежа в больнице, несмотря на постоянный дискомфорт, Леонор успокаивалась писком кардиомонитора. Как только монитор отключили, она оказалась во власти маленького Бума. Зря она дала ему имя, не надо было. Так ничему и не научилась. Но на тридцатой неделе уже не могла звать его плодом или «этим». Если малыш не пинал ее больше двух часов, тревога становилась невыносимой. Леонор лежала на боку и шептала ему: — Давай, Бум. Один пинок для мамочки. Один маленький пиночек. И он всегда послушно отвешивал легкий пинок, чтобы успокоить маму. Уже сейчас он такой умница! Бум пнул ее пятнадцать минут назад, и у Леонор теперь, как шутил Патрик, все было просто «воспнитительно». Она чувствовала себя умиротворенной, почти счастливой, наблюдая, как Патрик допивает утренний кофе перед уходом. Она знала, что ему нужно идти в церковь: Кэтрин не стало, Альберт погрузился в скорбь, и прихожанам Патрик необходим. Община раскололась под ударами печали и страха. Многие не хотели посещать церковь из-за постоянного присутствия полицейских. Они нуждались в Патрике, чтобы сплотиться вновь. Они с Бумом вытерпят несколько часов и без Патрика. Кроме того, они ведь не останутся в одиночестве. Тем не менее, поймав взгляд Патрика, Леонор заметила в нем тревогу. — У вас точно все в порядке? — спросил он. — Конечно. — Я могу остаться. Альберт справится… — Слова погасли, как огонек спички. Леонор видела правду. Альберт не справится. И вряд ли когда-либо сможет управлять приходом, как раньше. — Ступай, — сказала она с улыбкой, — все будет хорошо. Я полежу в кровати. В случае чего Дэниел придет мне на помощь. Как по команде, в кухню явился их постоялец. От его худобы у Леонор сжималось сердце. Бедняга, рак его не щадил, не говоря уже о полицейском преследовании… Внутри ее поднялась волна гнева, и в ответ Бум снова пнул ее живот. — Доброе утро, — неуверенно поздоровался Дэниел. — Хорошо спал? — осведомилась Леонор. Она слышала, как он ворочался в постели. По его словам, ночами особенно трудно переносить боль. — Как младенец. — Он весело подмигнул. — Хоть и не так хорошо, как малыш Бум. Леонор улыбнулась, восхищаясь его настроем. — На самом деле он всю ночь колотил меня ножками. — Вырастет дерзким, совсем как мама, — подметил Дэниел. — Я приду домой до обеда, — сообщил Патрик. — Не хочу заставлять Леонор готовить. — Не беспокойся, — с готовностью ответил Дэниел, — обед предоставь мне. Приготовлю курицу «а-ля Даниэль». Патрика не убедили его слова. — Если Леонор станет плохо, не вези ее в больницу сам. Вызови «Скорую». — Я не смог бы вести машину при всем желании, — напомнил Дэниел. — Да, верно. — Иди. — Леонор рассмеялась. — С нами все в порядке. Дэниел удалился, оставив их наедине. Патрик обнял ее перед уходом, крепко прижав к себе, будто боясь отпустить. Она положила его ладонь себе на живот. Бум снова ударил ее, и они с Патриком заулыбались. Потом тот ушел. Леонор смотрела в окно кухни, задумавшись о бедной Кэтрин. Она никогда не познает, каково носить под сердцем новую жизнь. Не почувствует ударов крошечных ножек. Узы матери и ребенка. Леонор смахнула со щеки слезу. Подумать только, полицейские уверены, что Дэниел сотворил такое! Разве он мог хоть кого-нибудь обидеть, не говоря уже о Кэтрин? Полицейские не знали его так, как Леонор и Патрик. Не видели, как он часами беседовал с посетителями приюта для бездомных, ободрял их и приносил теплые одеяла на зиму. Ни один полицейский не слышал, как горячо Дэниел молится. Никто, кроме Леонор, не слышал его рассказов о трудном детстве, не видел его слез… Где была полиция, когда вчера вечером Дэниел поблагодарил их с Патриком за приют и заявил, что хочет сдаться? Он волновался, что стресс отразится на беременности Леонор. Она убедила Дэниела остаться. Все понимали: если он сдастся, то никогда не получит необходимое лечение. Рак его убьет, подпишет Дэниелу смертный приговор задолго до оправдания в суде. Она собиралась пойти наверх, когда Дэниел вернулся в кухню. — Я хочу немного отдохнуть, — сказала она. — Не стесняйся брать еду из… Леонор вдруг заметила: Дэниел держит что-то в руках. Она не сразу поняла, что это пара ее чулок. Он держал их странно, натянув руками. Взгляд его стал отрешенным. — Ой, — смущенно пробормотала Леонор, — мы оставили это в комнате для гостей? Он шагнул к ней с легкой улыбкой. — Мне очень жаль, Леонор, увы… От внезапного стука в дверь оба замерли на месте. Глаза Дэниела расширились от страха. — Наверное, пришла соседка, — успокоила его Леонор. — Она собиралась принести мне пирога. Иди в дом, я ее сейчас выпровожу. Он помедлил, затем кивнул и быстро покинул кухню. Леонор медленно шла к двери, когда опять раздался стук. — Минуточку! — громко сказала она. Посмотрев в глазок, сразу узнала мужчину и женщину на пороге. На мгновение передумала открывать, но они уже слышали ее голос. Если не впустить, они почуют неладное.