– …как концентрированный опыт, я знаю. – Откуда ты это знаешь? – Тебе просто-напросто придется поверить, что у меня тоже немало опыта, Робин. – Прости, разумеется. Дело в том… – Давай уже переходи к делу. Робин наполнил свои мощные легкие воздухом, показал на котельную и сказал: – Там кто-то жил. 14 Пятница, 20 ноября, 08:27 Так называемая Внутренняя дорога медленно начинала проступать из темноты. В какой-то момент ночью они миновали границу снежного покрова, и длинная магистраль E45 пролегала перед ними серо-коричневая и по-осеннему голая. Бергер и забыл, сколько времен года может уместиться одновременно в их длинной стране. Они вели по очереди. Основной проблемой было не столько вести машину, сколько найти заправки без камер слежения. Они каждый раз меняли номера и старательно натягивали поглубже капюшоны. Их обнадеживало знание, что автозаправки обычно недолго хранят записи с камер. Когда они проезжали Орсу, Бергер впервые за всю ночь увидел, что сидящая на пассажирском сиденье Блум уснула. Они проезжали мимо ответвления дороги, ведущего к месту, где нашли тела. Бергер не собирался будить Блум, им через несколько часов предстоял такой же долгий обратный путь, и он предпочитал, чтобы водитель, который поведет машину, поспал ночью хотя бы пару часов. К тому же, не было смысла ехать на то место сейчас, лучше сделать это по дороге домой. «Интересно, на месте ли хижина», – подумал Бергер. Но пары часов сна не получилось. Когда они в Муре, наконец, съехали с E45 на северный берег озера Сильян, Блум проснулась и осмотрелась с совершенно бодрым видом. – Еще сто двадцать километров, – сказал Бергер. – Больше часа. Спи дальше. Она открыла лежащую у нее на коленях толстую папку и продолжила читать как ни в чем не бывало. Потом ее вдруг осенило. – Что будет, если он тебя узнает? – спросила она, внимательно глядя на Бергера. – Ты о чем? – Ты приедешь туда как «Ч. Линдберг» из НОО (удачная шутка твоей Дезире), но представь, что Карл Хедблум помнит тебя как Сэма Бергера. Бергер покивал и пробурчал: – Мы можем назвать это просчитанным риском. Это было восемь лет назад, Карл уже тогда был совсем чокнутый. Не исключено, что он сможет узнать меня, несмотря на бороду, но вероятность того, что он вспомнит имя, ничтожна. – Надо что-то делать с твоей бородой, – обронила Блум и умолкла. Через час с небольшим они подъехали к входу в огромное желтое здание, в котором располагалась Сетерская судебно-психиатрическая клиника. Семь из десяти ее отделений имели усиленный режим охраны. То, что находилось за этими желтыми стенами, хотелось бы надеяться, не было показателем общего психического нездоровья страны. – Я его разогрею, – сказал Бергер. – Когда ситуация обострится, приступаешь ты. – Женщина, – кивнула Блум. – К тому же, нужного возраста. Ди явно хорошо подготовила их визит. Один из охранников провел их через все посты охраны, и в конце концов они оказались в обычной, старой, голой комнате для допросов. Они сели по одну сторону стола, изрисованного каракулями. И стали ждать. Минут через десять дверь открылась и двое мощных санитаров ввели мужчину, седого и покрытого морщинами, хотя ему было не больше тридцати двух лет и его лицо еще сохранило мальчишеские черты. Он приостановился, посмотрел на Бергера и в тот момент, когда он перевел взгляд на Блум, не изменив выражения лица, оба одновременно подумали о наркотиках. Контрабанда ножей, огнестрельного оружия, наркотиков и даже бензина и дронов оставалась нерешенной проблемой региональных судебно-психиатрических клиник. Все это поступало с обычной почтой, и поскольку главный врач лично должен принимать решение относительно каждой посылки, которую хотят досмотреть, опасные вещи продолжали попадать в клинику, в руки самых опасных и непредсказуемых преступников Швеции. И без изменения закона ничего нельзя было с этим поделать. Не только время оставило след на лице Карла Хедблума, не только разрешенные лекарства, но и с большой вероятностью метамфетамин. – Ты узнаешь меня, Карл? – спросил Бергер. Правое веко Хедблума дернулось, он непрерывно чесал левый уголок рта, огромные зрачки, окруженные радужной оболочкой, которая когда-то была светло-голубой, расширялись и сужались. Определенно, этот человек не находился на пути к выздоровлению. – Нет, – шепнул он наконец. Бергер кивнул. – Мы из полиции, – сказал он. – Мы хотим задать несколько вопросов. – Все задают вопросы, – криво усмехнулся Хедблум. Во рту у него недоставало зубов. – Вы помните, за что вас осудили, Карл? – Меня судят каждый день, уж поверьте. – Кто вас судит? – Все, кто знает. – Ежедневное напоминание о том, что вы сделали? Напоминание, которое причиняет боль, каждый день? – Уже нет, – сказал Карл Хедблум и подергал себя за губу. – Вы находите спасение в письмах? Откуда у вас деньги? – Это ничего не стоит. – Вы платите натурой? – Что? – Что вы должны делать, чтобы получать письма? – Ничего. Они просто приходят. – У вас осталось какое-нибудь из писем, Карл? – Нельзя. Тогда больше не придет. – Откуда вы знаете? – Было написано в первом. Бергер и Блум быстро обменялись взглядами. Блум одобрительно кивнула, Бергер продолжил: – Вы помните точно, что было написано? – Я ничего больше не помню. Это прекрасно. – И все же вы помните самое первое письмо. – Неточно. Только суть. – Вы можете описать, как выглядят письма? – Нельзя. – Нельзя показывать письма, но можно их описать. – Не знаю… – Не думаю, что это кристаллики. Это порошок? Он помещается в обычной сложенной бумаге? На бумаге что-то написано? – Я хочу уйти отсюда. – Там написано, от кого письма, Карл? – Это обычные белые конверты. Там ничего не написано. Я хочу уйти. – Вы ведь можете помнить, Карл. Вы сейчас были молодцом. Вы помните, за что вас осудили? – Они кричат мне об этом каждый день. – Кто кричит?