Ей казалось, что эти едва сформировавшиеся глаза говорят: «Ты больше никогда ничего не почувствуешь, Йессика». Вдруг до нее донесся шум подъехавшего автомобиля, она услышала шаги на лестнице и приготовилась. Пора. Она закрыла глаза. Тепло батареи, к которой ее привязали, казалось удивительно приятным. Йессика надеялась, что Бергер все сделает быстро. Она чувствовала, что достаточно страдала. Она не в силах будет терпеть выдирание ногтей. Она услышала, как открывается входная дверь, потом раздались шаги, потом распахнулась дверь комнаты, шаги приблизились. Он сел за стол. Но он ведь должен был кричать и выть. А не усесться вот так вот молча за стол, когда она только что убила его любимую женщину. Йессика открыла глаза. У стола сидел не Сэм Бергер. А высокий мужчина в толстых очках. Он очень аккуратно натянул на руки необычно тонкие кожаные перчатки. Потом посмотрел на Йессику, улыбнулся и сказал: – Ну что ж, Йессика, поиграла и хватит. Надеюсь, оно того стоило. – А вы кто? – воскликнула Йессика Юнссон. – Меня зовут Карстен. Тебя было немного сложно найти. – Но… Я думала… – Я знаю, о чем ты думала. Но я тут просмотрел твое резюме, и меня поражает, насколько мало ты заслуживаешь того, чтобы знать. Ты была на редкость скверной девчонкой. – Но вы должны объяснить… – Вообще-то, я ничего не должен, – оборвал ее Карстен и достал из внутреннего кармана надраенный до блеска Sig Sauer P226. – Да кто вы хотя бы такой? Карстен улыбнулся и продекламировал: – «Жизнь – только тень, она – актер на сцене. / Сыграл свой час, побегал, пошумел – / И был таков. Жизнь – сказка в пересказе / Глупца. Она полна трескучих слов / И ничего не значит».[8] – Какого черта?.. – Иногда, – сказал Карстен, – мне кажется, что настоящее наказание – это ощущение полного непонимания в момент смерти. Некоторые люди просто-напросто заслуживают умереть, не имея ни малейшего понятия, почему они умирают. Так они не прихватят с собой в ад ни намека на искупление. А ты сейчас направляешься именно туда, Йессика, уж поверь мне. Передай привет и скажи, что я тоже скоро буду. – Что, черт возьми, вы хотите сказать? – Йессика начала дергаться и попыталась разорвать кабельные стяжки, которыми была связана. – Фишка в том, что ты умрешь, ничего не понимая, – сказал Карстен и убил Йессику тремя точными выстрелами прямо в сердце. И в последнюю секунду своей жизни Йессика Юнссон испытала, наконец, чувство. Чувство глубочайшего удивления. Карстен снял очки и поморгал. Потом вытер слезу в уголке глаза. Подойдя к Йессике, он засунул ей в рот черный носок. Сделав несколько шагов в сторону, Карстен полюбовался на свое произведение. Он видел все хуже и хуже. И на террасе в Андалусии он будет сидеть в одиночестве. «Но смысла нет». 42 Пятница, 27 ноября, 11:14 Коридор, по которому шла Ди, казался бесконечным. За таким же бесконечным рядом окон, мимо которых она проходила, она видела, что лед уже начал схватывать поверхность залива. Это было видно, даже несмотря на сильный снегопад. Зима будет долгой. Сёдермальмская больница была, как обычно, переполнена. Когда Ди открыла дверь палаты, она обнаружила, что от других трех кроватей пациента отделяет только пожелтевшая ширма. К тому же, в помещении было неприлично много посторонних. Трое одетых в белое мужчин, что-то бормоча, склонились над одним из пациентов. Медсестра меняла катетер другому. За приоткрытой дверью туалета уборщик мыл пол. А около постели Молли Блум, крайней справа, стоял крупный мужчина с крупным лицом и еще более крупными усами. Ди глубоко вздохнула. Последний человек, которого она хотела сегодня видеть. – Конни, – сказала она. Конни Ландин, комиссар уголовной полиции при Национальном оперативном отделе, более известном как НОО, откликнулся: – Дезире. – Как она? – Не знаю. Один из вон тех врачей подойдет и расскажет, когда они закончат. Ди кивнула. Она смотрела на Молли Блум и спрашивала себя, что она, Ди, на самом деле чувствует. Какие-то провода и трубки двигались в такт дыханию Молли. Интересно, подумала Ди, может ли она самостоятельно дышать. Конни Ландин откашлялся и спросил: – Полагаю, ты видела заголовки в сегодняшних газетах? – Разве их можно было не увидеть? – сказала Ди, глядя на скопление аппаратуры вокруг тела Молли, которое из-за обилия техники казалось совсем маленьким. Почти как у ребенка. Конни Ландин покачал головой. – Я знаю, что ты мне лгала, выполняя какое-то тайное задание СЭПО вместе с Бергером. Но конечно, там, где появляется СЭПО, обычные правила не работают. Ди фыркнула и помотала головой. Ландин продолжил: – Как бы то ни было, заголовки в духе «Бывший полицейский разыскивается за убийство подозреваемой» – совсем не то, что нам сейчас нужно… – Да, само собой, – сказала Ди. – Итак, эту вашу Йессику Юнссон застрелили из старого оружия Бергера, из пистолета Sig Sauer P226, который он должен был сдать. Если добавить к этому его ДНК, найденную на месте как минимум трех старых убийств, связанных с тем же делом, неудивительно, что он исчез. Думаю, ты понимаешь, что отдел внутренних расследований захочет тебя допросить? – Я уже дала на это согласие, – спокойно ответила Ди. – Стало быть, ты полетела в Фалун на вертолете «скорой помощи»? Без Бергера? – Ему не хватило места, у нас было двое раненых. Но мы приехали на машине, и Бергер отправился в Фалун на ней. – Ее нашли на парковке около больницы, да. И там все следы прерываются. Очевидно, по дороге он свернул к дому в Серне и застрелил Йессику Юнссон. Таков вердикт даларнской полиции. – Давай подождем, к каким выводам придет внутреннее расследование. В этот момент к ним подошел один из врачей и спросил: – Полиция, если я не ошибаюсь? Они представились. Врач сказал: – Молли Блум, да. У нее действительно нет ни близких родственников, ни друзей? – Ближе меня вам, вероятно, никого не найти, – ответила Ди. – Как ее состояние? – Нестабильное. Надо подождать какое-то время, прежде чем мы сможем понять, повлекла ли за собой сильная потеря крови необратимые повреждения мозга. – А… ребенок? – затаив дыхание, спросила Ди. – С ним все в порядке. И каким бы ни оказалось ее состояние, ради ребенка мы продержим ее здесь минимум восемь месяцев. Ди уставилась на него с непонимающим видом. Встретив ее взгляд, врач пояснил: – То есть, даже если окажется, что речь идет об atria mortis[9]. Заметив, что и это не сильно помогло, он перевел на понятный язык: