Осознание происходящего лишило мальчишку последних сил и остатков решимости. Генка заплакал. Он еле-еле почти ползком, встал и спотыкаясь, добрался до Пашки. Безрезультатно попытался напоить его водой из бутылки, и сдался. Нахлынувшие рыдания душили. Из груди мальчишки вырвался вопль. Как ни старался, Генка не смог больше нащупать пульс друга. Теперь уже всё его тело, с ног до головы зудело. Генка разодрал до крови грудь, легко выдернул с затылка прядь волос, сочащихся черным, ослизким, едким. Затем он взял Пашку за холодную, сухую как щепка руку и всё говорил ему и говорил, не в силах оборвать поток слов. Будто бы Воробьёв его слышал. * * * Когда рассвело, в голове кроме собственных мыслей появился чужеродный, тихий, настойчивый свист. Так медленно на огне с шиканьем закипает чайник. Генка обречённо вздохнул и встал со скамейки. Затем решительно направился к дверям общежития, постучал. Снова вздохнул и уже с отчаянием громко забарабанил по двери со всей силы. Прислушался. А, когда услышал тихие, неспешные шаги за дверью, затравленно всхлипнул, в последний раз оглянулся на скамейку, и решил, что с радостью согласится на пулю в лоб.