Часть 19 из 54 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не отрывая глаз от меня, тянется за бутылкой воды и прикладывает ее к моему рту. Потом пьет сам.
— Судя по взгляду, затрахать тебе меня придется до смерти, — смеюсь и хрипло откашливаясь, все равно чувствуя горький вкус.
— Ты опять начал курить, — недовольно бурчу и перелажу на свое сиденье.
Макар только скалится, заправляет чуть расслабленный орган в брюки, но за руль не садится.
— Уже бросил. Ты здесь собираешься ночевать? В гараже?
Резко осматриваюсь и понимаю, что мы в его гараже. На вопрос, как мы сюда вообще попали, учитывая, что неслись как ошпаренные, мне ответ не нужен. Без разницы. Главное снова здесь. В королевстве любимого.
Но какой же это кайф, видеть квадратные столбы и целый набор разных автомобильных аппаратов.
Это мир Макара. И я снова в него включена. И для того, чтобы окончательно, нужно как-то закрепиться, дать понять, что не слабая девчонка. Что могу за себя постоять.
— Научи меня всему, — говорю ему в лифте, пока он со спины забирается мне под футболку, находит руками грудь, жамкает как бумагу, делая уже расслабленные сосочки снова твердыми, сводит с ума губами на шее.
— Горловой минет ты освоила на отлично, — хитро смотрит он на меня через зеркало, трется ошеломительно твердым членом. Ненасытный. Сумасшедший. Просто больной.
— Ну эй, — поворачиваю лицо и тычу в твердую грудь пальчиком. — Кроме секса я еще на многое способна.
— Вот сейчас и проверим, — пытается быть серьезным, но губы поджимает в усмешке и выводит меня из стальной кабины. Отвлекает поцелуем у двери.
— Не поняла, — говорю, задыхаясь, пока он открывает двери. — Я говорила не о сексе.
— Да не тупой, понял, — заводит он меня в темное помещение и ослепляет включенным резко светом.
Но не только фонари ослепляют меня, а срач, который Макар без меня устроил. Коробки пиццы возвышаются над столом вместе с кучей банок пива и колы. Сигаретные окурки не валялись разве что в туалете. Про следы ботинок по паркету и разбросанную одежду я вообще молчу.
— Приходил Сережка и поиграли вы немножко? — обвожу рукой бардак и стою на месте. Такого я даже в свинарнике не видела. — Это что вообще такое, Макар? Решил подружиться с тараканами? Своих в голове уже мало?
— Это мужская берлога, — пожимает он плечами. — И я рассчитывал… ну раз ты решила быть со мной при любом раскладе, ты здесь уберешься.
— Охренел? — вскрикиваю. — Ты насрал, а я убирать? Где Митрофановна? Она же каждый день приходила. Такая милая.
В голову пришла ошеломительная мысль ее исчезновения.
— Только не говори, что от недотраха приставал к ней, и она ушла?
Макар прыснул и заржал, закинув голову назад, обнажая ровный ряд зубов. И, наверное, в его низком гортанном смехе можно потеряться, тем более что охрененный торс так ничем и не прикрыт.
Облизываю в раз пересохшие губы, чувствуя, как бабочки, что при Макаре стабильно атакуют низ живота, начали снова кусаться. Но я сильнее своей похоти. Сильнее, говорю себе и приказываю быть твердой. Убирать этот свинарник я не буду.
— Ну ты и выдумщица! Она же меня задавит, — смеется он и чешет затылок. — Она пришла, увидела и… не победила.
— Тоже не стала здесь убираться? — прыскаю со смеха и, немного подумав, хватаю ключи от машины в его руке. Он держит их, не дает вырваться и хмурится. — Я сегодня переночую в общаге. Сама доеду, а ты спокойно убирайся.
— На машине? На моей?
— Только не говори, что тебе жалко. С утра приеду, когда приведешь это… место в пригодное для проживания.
— Мне твою задницу жалко. Ты не поедешь больше за рулем.
— Вот только не начинай, — закатываю глаза. — Я даже с тачкой Данилы разобралась.
— Счастливая случайность и вообще… — он наклоняется к моему лицу максимально близко. — Василиса… А как же и в горе, и в радости.
— Это будет, — тут же смеюсь. — Когда на этом пальчике будет колечко.
Показываю правую руку, продолжая левой держать ключи, тянуть на себя.
Макар поднимает брови и резким броском накрывает мои губы. Обжигающее движение губ и языков приводит в боевую готовность влагалище, уже буквально истекающее влагой. За шумом возбуждения в голове не замечаю, как Макар делает ловкое движение рукой.
И вот уже прижимает меня к себе спиной, шепчет на ухо и куда-то подталкивает.
— Давай тебе лучше в соски колечки вставим, я прицеплю на них цепочки, буду трахать тебя в задницу и натягивать грудь.
Ох. Картина, представленная в сознании, была настолько острой и порочной, что тело пронзает новая дрожь желания.
— Извращенец, — говорю тихо и почти случайно оттопыриваю задницу. Прикрываю глаза, отдаваясь его силе, своему голоду. — Давай тебе пояс верности, мужской.
— Ты и так его на меня надела, — ведет он меня к ближайшей стене и обдает дыханием шею, убирает волосы на одну сторону. Вырывает ключи из сжатой в кулак от сексуального напряжения руки и бросает на столик у двери.
— Околдовала, сука! Признавайся, баловалась магией в своей деревне?
— Тогда надо спросить, почему я с тобой веду себя как тряпка. Наоборот же должно быть.
— Это судьба, Малыш. Я уже перестал ей сопротивляться, — говорит он и стягивает с меня футболку, шортики. И я переступаю ногами, чтобы снять их окончательно, отдаться воли Макара, как вдруг натыкаюсь на жестяную банку и чуть ли не падаю.
Бл*ть!
Все возбуждение разом спадает, и я выворачиваюсь из объятий. С удивлением смотрю, что Макар уже успел расстегнуть ширинку.
— Ты просто животное! Я не свинья, трахаться в этом сраче! Отвези меня в общагу.
— Хрена с два. Я работал и устал. Ты моя женщина. Вот и займись чем-нибудь полезным.
Вот же скот!
— Полезное я делаю в больнице, а тут даже пальцем не пошевелю, — показываю язык и отшатываюсь, прохожу в сторону кухню, что тоже находится в одной комнате с гостиной и плюхаюсь на вполне себе чистый стул у барной стойки.
— Сам убирайся, — говорю я твердо, но мысленно растекаюсь лужицей, когда он идет ко мне, чеканя шаг почти по-армейски. У него и выправка такая… Строгая и спина всегда прямая.
Снова хочу задать вопрос про его прошлое, открываю рот, но он перебивает.
— Я не умею. Сто лет этого не делал, — примирительно говорит он и подходит к барной стойке в плотную, ставит руки по обе стороны от меня, поражает силой ауры и ростом. Его руки, вылепленные мускулами, кажется, могут убить, но мне ни разу не делали больно. Может быть иногда, но это скорее приятно и возбуждающе.
— Не надейся, — говорю строго, смотря не в глаза, а на широкое плечо, грудь с драконом. — Я не домработница.
— Проблема… — носом он тыкается в мои волосы и вдыхает запах. — Ну тогда может быть компромисс?
— Эм… — заглядываю в глаза с мелькнувшим плутовством. — Какой? Совместная уборка?
Макар отворачивает голову, осматривает комнату и морщит лицо, а потом чётким движением поднимает, сажает меня на стойку. Хочу высказать недовольство, но Макар парой хлопков гасит свет во всей квартире, и я замолкаю. Теперь только ночные огни из окна озаряют его лицо. Сбрызгивая нас разноцветными бликами, как шампанским. Это очень красиво, как картина в галерее модерна.
— У меня есть идея получше, — раздвигает он мне ноги как можно шире и усаживается на стул, так что моя киска оказывается прямо перед его глазами.
О, боже. Сколько можно. Почему внутри бабочки уже превратились в пираний, а плоть начала подрагивать от предвкушения.
— Я не смогу кончить третий раз, — говорю и прикрываю ладонями уже повлажневшую плоть, на это он только облизывает собственные пальцы одной руки, другой убирает мои ладони.
— Я терпеливый, — выговаривает Макар низко, как будто басом, и вставляет пальцы. Не глубоко, но срывает с губ стон и второй рукой тянется вверх, щипает сосок.
— А если я не кончу, — сразу включаюсь в игру и руками берусь за его густые черные волосы. — То ты будешь убираться… Сам… Даже пол вымоешь под моим четким руководством.
Макар на это поднимает брови и с улыбкой врывается пальцами во влагалище до конца, потрясает остротой удовольствия и говорит:
— А если сквиртанешь, то убираешься сама, — делает он паузу и прокручивает пальцами, затрагивая особенную точку, словно струну. Матерь Божья, как же хорошо-то с ним. — Голой и с пробкой в заднице.
Боже, ну почему, почему такие грязные вещи сводят меня с ума и словно обдают пронизывающим северным ветром, желанием прямо сейчас сделать, как он собирается. Все, что он хочет.
— По рукам, — выстанываю я, когда пальцы начинают совершать новый оборот.
Он прикрывает глаза и щипает другой сосок, проворачивает пальцы в вагине и словно задевает струну в моем теле, как в музыкальном инструменте.
Глава 21
Кончик языка жег клитор, пока пальцы развратники творят внутри что-то невообразимое. Проворачиваются то в одну сторону, то в другую, растягивая стенки влагалища, снося мне крышу от ощущений. И я прикусываю губы, сотрясаясь всем телом, чувствуя, как близка к падению. Проигрышу.
Но я держусь, напрягаюсь, пытаюсь вспомнить что-нибудь несексуальное. Например, убийство. Господи, я же видела смерть. Но все мысли подчистую смывает волной легкий укус одной половой губы. Я вскрикиваю, хочу свести ноги, но плечи, бугрящиеся мускулами, не дают этого сделать. Остается только оттягивать волосы и шумно выдыхать горячий воздух с пересохших губ.
— Сдайся, — рычит он, когда пытка продолжается уже больше трех минут, пока мой мозг держится в твердом состоянии из последних сил.