Глава 1 – Хорошая новость, – сказал Ди, – заключается в том, что Галаш действительно создал оружие, с которым не смог справиться. Измененные в Караге и правда потеряли связь с операторами и остались без контроля. Я посмотрела на него так, что он замолчал на полуслове. Мы сидели на лестнице, которая поднималась к грязному двору с обратной стороны здания, и ждали, пока Кару закончит свой допрос, потому что потом он обещал сказать мне что-то важное. Лично я уже и так услышала больше, чем хотелось бы, и мне нужно было сперва переварить всю эту историю. Про человека, который так сильно ненавидел Измененных, что превратил свое тело в транслятор, чтобы убить их создательницу. Про женщину, которая так восхищалась своими созданиями, что превратила любимого человека в одно из них. А конец истории я знала и без рассказов Джехоны: пока его боевая группа взрывала лабораторию, Амелия Лукаш пыталась его спасти. Что ж, спасибо ей за это. Кару расспрашивал капитана основательно. Его интересовали буквально все мелочи: сколько он видел людей в лаборатории, откуда доставляли баллоны с газом, куда увозили Измененных, что за таинственный полигон, на который их время от времени отправляли, и что они там делали… Джехона добросовестно отвечал: народу в лаборатории было много, занимались они – кроме Измененных – еще какими-то разработками для военных, в частности, он видел экзоскелеты, а Лукаш упоминала в разговорах броню и специальную пропитку для защитных костюмов, а вот импланты привозили откуда-то еще, и сам он полагал, что компания, которая их делала, об Измененных ничего не знала, просто выполняла заказ, все грузы прибывали со стороны Чарны по тоннелю, полигон тоже где-то там – сам он до него так и не дошел, а может, и дошел, но не помнит этого, но, по его сведениям, на полигоне проверяли реакции и работу имплантов, и кстати, в лаборатории были и операторы, и операторов было хорошо видно – поведением они сильно отличались от остальных, а из тоннеля есть несколько выходов на поверхность, в том числе и те, что не значатся на планах – через старые шахты, и вот именно так они в тоннель и попали – через неохраняемые выходы, а двери в основной комплекс он открыл – по крайней мере, так он считает, последнее его воспоминание – когда он пришел в лабораторию с уже вшитым в гортань передатчиком, но активировать его не успел, хотел дождаться ночи, когда в лаборатории будет поменьше людей, а Амелия Лукаш усадила его в кресло установки «Голос» и что-то вколола – он понятия не имел, что его должны отключить, но раз лаборатория уничтожена… Я быстро устала и, поверив Нико, что Джехона ничего не поломает, забрала свой комм и позвала Ди на улицу – перекурить и проветрить голову. От рассказов Джехоны у меня внутри все сводило. Особенно когда он начал рассказывать о своей группе. Десять человек, подумала я. Четверо его бывших сослуживцев – тех, кто уцелел в войну, еще двое – тех, кто прибились позже, врач – наверное, такой же, как Ворон, двое связных. И он сам – капитан Владимир Джехона, позывной «джин-тоник», который так никогда по-настоящему и не вернулся с того боя под Карагой. Все они готовы были умереть ради того, чтобы Измененных больше не было, и все, надо думать, и умерли – кроме одной девчонки, которую он зачем-то отправил в Чарну. – А он ведь не знает, – вдруг поняла я. Ди повернулся ко мне. – Джехона, – пояснила я. – Он не знает, что уничтожил не только лабораторию, но и весь город заодно. Не будем ему говорить, ладно? – Жалеешь? – Вот еще. Просто ему, кажется, и так хватило. Только бы Кару не проболтался. Ди помолчал, затушил сигарету о ступеньку. В полумраке разлетелись искры. – Ты же понимаешь, что этот Джехона в своем нынешнем состоянии не испытывает эмоций, правда? – С чего ты взял? – Потому что эмоции – это гормоны, биохимия, всякие процессы в мозге. А у него нет ни единого органа, который мог бы быть в этом задействован. – А давно ты стал таким специалистом по этим скопированным личностям? – возмутилась я. – Даже сам Джехона сказал, что это имитация мыслительной деятельности, – продолжил Ди, не замечая, что я готова взорваться. – А он точно понимает в этом больше, чем любой из нас, даже Кару. – Ни хрена подобного, – сказала я зло. – Вообще это не похоже на имитацию. – Ругаетесь? – перебила меня непонятно откуда появившаяся Эме. Я отвернулась. Подруга села рядом с нами на ступеньки. – А я там такого наслушалась! Этот хрен, которого вы притащили, он вообще больной. – Который из них? – уточнил Ди. – Живой, – пояснила Эме. – Он этому, дохлому, сейчас втирает, что где-то до сих пор делают этих сраных киборгов, что, мол, план его со взрывом был говно. – Борген Кару говорит капитану Джехоне, что где-то делают Измененных? – поразилась я. – А откуда он это взял? – Ну я же говорю – больной, – кивнула Эме. – Не такой уж и больной, – покачала я головой. – А ты ему говорила про наши предположения? – спросил Ди. – Нет. Может, Теодор проболтался. А может, он и правда что-то знает. – А может, вы и мне что-нибудь расскажете? – разозлилась Эме. – Извини. В общем, в Вессеме кто-то побывал уже после всего и, похоже, снял оборудование, которое там было. Мы подумали, что это мог быть кто-то, кто собирается продолжить… ну, вот это все. – А вы не предположили, что это Нико или еще кто-то пришел и все там свинтил? – насмешливо спросила Эме. Я почувствовала себя глупо. – Нет, – ответила я. – Этого мы, к сожалению, не предположили. – Ну и зря. Ты думаешь, что, когда там все взорвалось, люди только к нам помаршировали стройными колоннами? Они как тараканы разбежались во все стороны. Там на северо-востоке Озерувиц, а если правее взять, будет Селиполь, дальше Нова-Ветка, потом там еще что-то есть. Думаешь, там никто ничего не знает про Вессем? Так что поверь, есть кому там полазать, бредит ваш Кару. Я почувствовала, как внутри разжимается пружина. Даже злость на Ди – что это вообще за теория, что скопированные личности совсем даже и не личности? – поутихла. – Может, вернемся? – предложила я, наблюдая, как Эме в две затяжки скуривает сигарету и столбик пепла рассыпается, сливаясь с бетоном. – Холодно становится. – А может, потом накатим? – с энтузиазмом предложила Эме. – Джин-тоник, – пробормотала я, поднимаясь со ступенек. – Можно, – кивнула она. – Крутой у него позывной. Я бы себе тогда взяла «Кровавая Мэри». – Я думаю, это потому, что «джин-тоник» звучит похоже на фамилию Джехона, – заметил Ди. – И что, это должно мне помешать взять позывной «Кровавая Мэри»? – раздраженно ответила Эме и дернула дверь на себя. Мы гуськом двинулись кабинету Ворона. – Кровавая Эме, – усмехнулся Ди. – Слушай, умник, ты себе-то придумай крутой позывной! – Можно только коктейли? – Нет, – великодушно разрешила Эме. – Любой алкоголь. – Виски, – сказал он. – Банально, – фыркнула Эме. – Тогда «Стингер». – «Стингер»? Заедать водку мятной карамелькой – это не «Стингер». – Я буду звать тебя Кровавой Эме до конца твоих дней, – пообещал Ди. – Рета, а твой позывной? – Джин-тоник занят, – пожала я плечами. – Так что не знаю. Мы завалились к Ворону и уселись прежним порядком на его операционный стол. – «Шанхай», – предложила Эме. – Георге так называет свой самогон из водорослей – помнишь, мы пили, когда ты из тюрьмы вышла? Кару повернулся и уставился на нас, забыв, чем занимался. – Предпочла бы не вспоминать, – ответила я. – «Ирландская автомобильная бомба», – выдал Ди свой вариант. – Чего во мне ирландского? – помотала я головой. – К тому же это слишком длинно. Обойдусь пока без позывного. Борген, вы тут закончили или нет? – Да, почти, – кивнул он и снова повернулся к экрану, на котором с безумной скоростью появлялся какой-то текст. Кару достал комм и принялся не то фотографировать, не то на видео записывать то, что показывал ему Джехона. – Ворон, выбери себе позывной, – сказала Эме. – Условие – это должно быть название коктейля. – «Степная устрица», – ответил Ворон, не раздумывая ни секунды. – Чего? – опешил Ди. – А чего? С похмелья просто из мертвых подымает, – пожал плечами доктор. – Нет, так нельзя, – возразила Эме. – Нужен алкогольный. – Кто это сказал? Я врач, мне все можно. Ты, – он толкнул Кару в плечо так, что тот едва удержался на ногах, – закончил или нет?