– Некоторые из них по-настоящему добрые люди, – тихо возразила она. – Не все священники плохие. И не все хорошие. Они люди, такие же, как все остальные. – Ага, а зачем тогда изображать богов? – Он здорово рассердился, и, не желая огорчать его еще сильнее, она прекратила спор. Ясно было, что эта публика не вызывает у Блу ничего, кроме гнева и презрения. После ужина они опять пошли в кино. На этот раз фильм был не в 3D, но им все равно понравилось, и по дороге домой они взахлеб обсуждали увиденное. Джинни уже почти привыкла гулять и болтать с Блу; можно было подумать, что они знакомы гораздо дольше, чем на самом деле. У него обнаружилось хорошее чувство юмора и неожиданное красноречие. Дома он осведомился, сколько заработал за день, помогая ей. Они вместе занялись сложением, и его обрадовала итоговая сумма. Радостно улыбаясь, он включил телевизор. Джинни ждала звонка от Шарлин, но пока что его не было. Она надеялась, что женщина в конце концов позвонит. Включив свой ноутбук, она увидела, что Блу снова посетил сайт для бездомных детей, и предположила, что он ждет сообщения от определенного человека. Наконец, утром – Джинни еще не вставала – телефон завибрировал. Звонила Шарлин, действительно оказавшаяся тетей Блу. – Кто вы такая? – с ходу спросила она Джинни. – Социальный работник из Службы охраны детства? Коп? – В ее голосе была подозрительность пополам с облегчением. Джинни рассказала, как познакомилась с Блу, и уточнила, что теперь он ночует у нее на диване. – Вы давно с ним не виделись? – спросила она. Эта женщина была ей интересна, как все, связанное с Блу. Вот только скажет ли голос в трубке правду? Голос был вообще-то приятный, даже интеллигентный. – С самого сентября. Тут такое пошло… Квартирка крохотная, трое детей, единственная спальня, не повернуться! Мои ребята ночуют в спальне, я – на диване, Блу вообще на полу. Ну что за жизнь для парня? У его мамы сердце разорвалось бы, узнай она, что сын стал бездомным. – Видимо, Джинни казалась ей временным явлением, да и сама Джинни была того же мнения. – А еще ему не нравился мой дружок, – осторожно продолжила женщина. Поняв, что Джинни не официальное лицо, она успокоилась. – Ну, выпивает человек… Они все время ссорились. Блу не устраивает, как он со мной разговаривает. Все время меня защищает, даже перебарщивает. Однажды они серьезно сцепились, Блу схлопотал от моего дружка оплеуху. Вот и сбежал. Вместе они здесь не уживутся, места нет: Гарольд иногда остается ночевать. Тогда Блу приходится спать в ванной, а она у нас одна… Папаша Блу был похож на Гарольда: поколачивал и сына, и его мамашу. Добрая была женщина, сына любила больше жизни, на все была готова ради него, только о нем и говорила перед смертью. Я взяла его к себе, потому что обещала ей, что возьму, но тогда у меня был всего один малыш. А теперь, с тремя – ну куда? Ни денег, ни места, ни времени… Для него выход – приемная семья, пусть ему подберут место получше… – Ему, похоже, это не улыбается, да и возраст уже не тот, чтобы появились желающие его усыновить. С тринадцатилетними бывает очень непросто. – Зато он хороший, умный мальчик, – любящим голосом сказала тетя Блу. – Его пришибло смертью матери. А его папашу поди докричись! Сел в тюрьму за торговлю наркотиками и отдал там Богу душу три года назад. Блу почти с ним не виделся. Кроме меня, у него нет родни. Джинни поняла, в каком тяжелом положении находится Блу, у нее даже сердце заныло. Она знала, что в таком же положении находятся тысячи детей, но Блу был особенный, он тронул ее душу, стал ей небезразличен. – Я собираюсь пристроить его в приют для бездомных подростков. Он соглашается возобновить учебу в школе, – с надеждой произнесла Джинни. – Он ни там, ни там не удержится, – со знанием дела возразила его тетка. Она разбиралась в племяннике гораздо лучше, чем Джинни. – Он вечно отовсюду сбегает. И от вас сбежит, вот увидите. Совсем одичал! Сократите дистанцию – и ищи-свищи! То ли настолько напуган, то ли боится, что все мы поумираем, как его мать с отцом. – Она правильно его раскусила. – А вообще-то он хороший, добрый паренек, – оговорилась Шарлин. – Хотите, я попрошу его навестить вас? – предложила Джинни. – Он не захочет. Если появится Гарольд, беды не оберешься. Просто сообщайте мне, где он, что с ним. Сама я ничего не могу для него сделать. Шарлин опустила руки, сдалась. Он был для нее лишним ртом, лишней головной болью, к тому же бесил ее друга. Шарлин была предана Гарольду, а не Блу. Ясно было, что она больше не хочет его видеть. Выходило, что у него нет никого в целом свете. Сирота в самом полном смысле слова! – Я дам вам знать, если получится устроить его в приют. Через неделю-две я уеду на несколько месяцев. Хочу упорядочить его жизнь, пока я здесь, – сказала Джинни. Этот разговор заставил ее еще сильнее тревожиться за Блу. Ему не к кому было прибиться, за спиной у него была пустота, ни единого близкого человека – не считая Джинни. – Куда бы вы его ни определили, он все равно сбежит. Его тянет на улицу. Там теперь его родной дом, там он умеет жить. Вряд ли он теперь вернется в школу. – Для уха Джинни это прозвучало как приговор. Тетя Блу уже смирилась с такой судьбой для племянника. – Я – младшая медсестра в больнице «Маунт Синай». Я попыталась заинтересовать его уходом за больными, а он говорит: «Фу, грязь и вонища!» Он мечтатель, воображает себя башковитым, рассчитывает набрести на хорошую работу. Но мы-то с вами знаем, что одного ума здесь мало. – Потому я и хочу уговорить его продолжить учебу, – упрямо гнула свое Джинни. – Пока что он соглашается. – Так всегда, – безнадежно сказал Шарлин. – Не позволяйте ему сильно вас огорчать, – предостерегла она. – После смерти матери он ни к кому неспособен привязаться. Думаю, он остался без матери в слишком юном возрасте. Джинни удивляла готовность тети Блу принять то, что он навсегда порченый, и позволить ему сделать своей судьбой уличную жизнь, не предлагая никакой альтернативы. В отличие от Шарлин, Джинни не собиралась сдаваться. Точно так же она вела себя там, где работала: она всегда билась над тем, чтобы изменить положение своих подопечных. К тому же Блу был умницей для своих 13 лет, да еще жителем цивилизованного города, гражданином цивилизованной страны. Такому необходимо было дать шанс. Он этого заслуживал. – Прежде чем уехать, я вам сообщу, где он будет находиться и чем заниматься, – пообещала она, хотя его тетя, похоже, переживала за него совсем не так, как она. Шарлин хорошо знала его, понимала, как сильно его тянет на волю, как он склонен к бегству. Размышляя об этом, Джинни готовила завтрак на двоих. Ей хотелось рассказать Блу о беседе с его теткой, но она не осмелилась. Не хватало, чтобы он заподозрил, что они строят заговоры у него за спиной. – Как насчет того, чтобы заглянуть сегодня в детские приюты? – после завтрака предложила Джинни. Его взгляд сразу похолодел, даже окаменел. – Лучше я еще на тебя поишачу, денег заколочу, – упрямо буркнул Блу. Он не желал примиряться с ее скорым отъездом, Джинни видела, как его печалит сама эта мысль. Но от этого ее решимость найти для него безопасное убежище и вернуть его в школу не стала слабее. Это было единственное, о чем Джинни сейчас могла думать. Ничего ему не сказав, она купила папки, тетрадки, ручки, карандаши, калькулятор и прочую всячину для школы, сложила все это в пакет и оставила в стенном шкафу. Новый год они встретили за телевизором, наблюдая, как на заполненную толпой Таймс-сквер традиционно опускается по флагштоку «шар времени». Блу был в восторге, Джинни тоже, с ним за компанию. Наступил понедельник, и она отправилась вместе с Блу в школу, которую они вдвоем присмотрели раньше, там явились к заместителю директора, чтобы записать парнишку в класс. Джинни назвала свой адрес, не уточнив, что он временный: она хотела создать у Блу уверенность, иначе он не провел бы в школе и дня. На вопрос, где он учился раньше, Блу ответил, что раньше жил у тетки, там и посещал школу. В школе были привычны к частым переездам учеников, и больше вопросов на эту тему не последовало. – Вы его законная опекунша? – спросил Джинни заместитель директора. Она ответила не сразу. – Вообще-то нет. Официально опекуншей остается его тетя, только он у нее не живет. – Тогда потребуется ее подпись на бланках. – Заместитель директора подал ей бумаги. – Пусть подпишет, тогда мы зачислим его в восьмой класс. Раз он не учился с сентября, ему придется поднажать, чтобы нагнать остальных. Блу нахохлился. Через несколько минут они вышли на улицу. Он с отчаянием посмотрел на Джинни. – Это обязательно? – Обязательно. Но первым делом нам нужна подпись твоей тети. Можно ей позвонить? Он долго колебался, потом кивнул. – Звони. Ей все равно, учусь я или нет. – Уверена, что это не так, – твердо возразила Джинни. Она знала, что он прав, но не могла признать это вслух, потому что он не знал о ее разговоре с Шарлин. – А главное, есть я, и мне не все равно. Тебе некуда деваться, Блу. Или ты хочешь всю жизнь работать на подхвате, за гроши? Кто возьмет тебя на приличную работу, если ты даже восьмой класс не удосужишься окончить? Блу знал, что она права, как ни тошно ему было все это слышать. Вечером они позвонили его тетке. Та с легкостью согласилась подписать необходимые бумаги, но еще раз предупредила Джинни, что Блу все равно бросит учебу. Джинни нужно было поторопиться отвезти бумаги ей в больницу, пока она не передумала. Смена Шарлин начиналась в 11. Уходя, она позвала Блу с собой, но тот, не вставая с дивана, помотал головой. – Лучше я здесь подожду, – пробурчал он. У него не осталось никаких значимых для него связей с людьми. Его швырнули в море, и он научился сам держаться на воде. Джинни не хотела, чтобы он пошел ко дну. Они едва знали друг друга, тем не менее она дала себе слово, что поможет ему, и не желала его нарушать. Эта цепкость была залогом ее успеха в работе. Джинни никогда не сдавалась, старалась никого не подводить, трудилась не покладая рук, пока не добивалась результата. Ее девизом было «Нет ничего невозможного» – эти слова она уже не раз повторяла Блу. У нее сердце разрывалось от его одиночества и неприкаянности. Даже с теткой увидеться не хочет! Джинни подозревала, что последняя сцена с Гарольдом оставила на его душе глубокий рубец: похоже, там все вышло еще хуже, чем рассказала Шарлин, раз Блу теперь отвергал возможность с ней встретиться. Встреча Джинни с Шарлин в больнице «Маунт Синай» произошла в назначенное время. На женщине был комбинезон младшей медсестры. Она оказалась симпатичной темнокожей примерно одного возраста с Джинни – лет тридцати пяти. В разговоре она обмолвилась, что отец Блу был белым, это от него мальчик унаследовал глаза невероятной синевы. Стало понятно, откуда у него такой цвет кожи – кофе с щедрой долей молока. Женщины согласились, что паренек красавчик. – Спасибо вам за все, что вы для него делаете, – со вздохом сказала Шарлин, подписывая бланки для школы. – Надеюсь, вы в нем не разочаруетесь. – Я ничего не исключаю, – ответила Джинни. – Пусть только попробует бросить школу: я за шкирку приволоку его обратно. Не собираюсь проигрывать бой! – Чего ради? Почему вы так о нем заботитесь? – Шарлин искренне недоумевала. Джинни белая, живет в приличном районе, на работу, судя по разговору, не жалуется, за плечами у нее немалый кусок жизни. Шарлин не могла взять в толк, зачем ей эта забота – своенравный мальчишка. – Он заслуживает, чтобы у него в жизни был шанс, – убежденно ответила Джинни. – Как и все мы. Кому-то везет больше, кому-то меньше. У него есть право на замечательную жизнь, как и у любого другого. Он еще мал, всякое возможно. Кто-то должен его поддерживать, верить в него. У вас собственные дети, вам есть о ком заботиться. А я одна на свете, почему бы мне не потратить время на Блу? В глазах Джинни было что-то, тронувшее Шарлин. Она распознала затаенную боль и не стала донимать Джинни расспросами, просто сказала, что Блу сильно повезло. Джинни знала, что раньше он не был знаком с везением, как раз наоборот. Она привыкла давать людям шанс, то же самое она теперь хотела сделать для Блу, поощрить его к борьбе за лучшую жизнь, по сравнению с той, которую ему приходилось вести раньше, ночуя в спальном мешке в аппаратной и не имея никого, кто о нем позаботился бы… Шарлин поблагодарила ее еще раз, и Джинни ушла. Поймав на Пятой авеню такси, она поехала домой, к Блу. Она еще сидела в такси, когда зазвонил ее сотовый телефон. Она подумала, что это Блу, но оказалось, что звонит Бекки. – Ты где? – устало спросила сестра. В Калифорнии было только девять вечера, но она успела прожить утомительный день, навозившись с тремя детьми и с отцом. – Еду домой. Встречалась кое с кем, надо было получить подпись на бумагах. – Зачем? – В голосе Бекки были и любопытство, и тревога. – Для Блу. Сегодня мы записали его в школу. Завтра он должен начать учебу! – победно отрапортовала Джинни. – Чем тебя так зацепил этот парень? – раздраженно осведомилась Бекки. За какие-то две недели вокруг бездомного мальчишки стала вращаться вся жизнь ее сестры. – Любой заслуживает шанса в жизни, Бекки. Некоторым помогает куча людей, а ему эту кучу заменяю одна я. Вообще-то у него есть тетя, но у нее нет для него ни времени, ни места. Я привыкла сражаться с бюрократами и воевать с ветряными мельницами. Этому мальчику нужен человек, который в него поверил бы. В данный момент этот человек – я. – Повезло ему с такой болельщицей! Только я не возьму в толк, зачем это тебе самой. В чем соль? Через две недели ты окажешься на другом полушарии, опять застрянешь в каком-нибудь лагере беженцев, опять по тебе будут палить повстанцы, а он тем временем, скорее всего, снова очутится на улице. Ты только и делаешь, что ввязываешься в сражения, заведомо обреченные на поражение! – с вызовом сказала Бекки. Она много дала бы, чтобы Джинни вернулась к нормальной жизни. Джинни не собиралась спорить с сестрой. – Так и есть, – тихо сказала она. – Кто-то должен вести эти бои. Бывает, и выигрываешь. Такси тем временем доехало до места, и Джинни прервала телефонный разговор. Когда она вошла в квартиру, Блу тревожно вскинул голову, в его глазах была тревога. – Подписала? Джинни кивнула, вешая на вешалку пальто. – Подписала. И попросила передать тебе привет и поцелуи. – А вот это не соответствовало действительности: ничего такого Шарлин не говорила. – Завтра марш учиться! – твердо добавила Джинни. Блу закатил глаза. – Может, не надо? Она строго взглянула на него и вместо ответа сурово свела на переносице брови. Он вел себя, как и полагается в тринадцать лет. Нехотя встав, поплелся в ванную чистить зубы. Следующее утро вышло немного суматошным. Джинни готовила ему завтрак, он собирался в школу. Джинни снарядила его всем необходимым, благо все было куплено, и проводила до школы. Он помалкивал, и Джинни догадывалась, что он нервничает. На углу она пожелала ему хорошего дня и смотрела вслед, пока он не скрылся за дверью школы. Джинни знала, что с него станется дождаться, пока она уйдет, и улизнуть. Что ж, она сделала все, что могла, чтобы подтолкнуть его в правильном направлении. Дальше все зависело от него самого; так же происходило с детьми в лагерях беженцев, о которых она заботилась. Хотя нет, не совсем так. По какой-то причине, неясной пока ей самой, этот мальчик был ей небезразличен. С тех пор, как она впервые увидела его шмыгающим в дверь аппаратной, он сумел твердо занять место в ее сердце. Три года назад Джинни поклялась себе, что больше никогда никого не будет любить. Она чувствовала, что в детстве, когда умерла его мама, Блу принял такое же решение. И вот теперь две одинокие души нашли друг друга в неприветливом море жизни и бок о бок поплыли к спасительному берегу. Джинни поймала себя на странном чувстве, когда, вернувшись в квартиру, села за ноутбук. В последние дни Джинни забросила работу, а ведь ее уже завтра ждали в офисе фонда. Совсем скоро она опять уедет. По крайней мере, она загнала Блу в школу. До отъезда оставалось сделать одно: найти для него жилье. Глава 5 Придя назавтра в SOS/HR, Джинни узнала, что там рассматривают для нее два варианта командировок. Одна – на север Индии, где родные отцы продавали в рабство несовершеннолетних дочерей, в специальный центр, предоставлявший убежище тем из них, кому удавалось сбежать. Некоторые из них, еще подростки, подвергались жестокому обращению. Другим вариантом опять были горы Афганистана, лагерь беженцев, где она работала раньше. Регион был ей знаком, работа опасная, изматывающая – именно та, к которой она стремилась. Она склонялась ко второму варианту, к типичному для себя выбору. Все тамошние опасности были на виду, к тому же фонд берег сотрудников, как зеницу ока, составлял свои программы и управлял лагерями с военной точностью, работал только там, где присутствовали Красный Крест и другие международные структуры. Джинни знала, чем опаснее район, тем меньше вероятности остаться там одной, без поддержки. Даже бедствующие страны, в которые их посылали, уважали и ценили их гуманитарную миссию, ту пользу, которую они приносили местному населению. Условия там были суровее некуда, часто связанные с риском, зато сама программа была загляденье, как и все их программы, – иначе Джинни бы с ними не сотрудничала. – Ты еще не созрела для перехода на более щадящие условия? – спросила куратор Элен Уорберг, глядя на нее в упор. – Большинства хватает в лучшем случае на год. А ты уже три года выбираешь что пожестче.