— Около шестидесяти, но он потерял в колониях здоровье и уже очень давно серьезно болеет. Тут большую роль сыграло это дело. Он был старым другом Мак-Карти и, добавлю, его истинным благодетелем. Как мне стало известно, он даже не брал с него арендной платы за ферму Хазерлей. — Вот как! Это очень интересно! — воскликнул Холмс. — О да. И он помогал ему всевозможными другими способами. Здесь все говорят о том, что мистер Тэнер был очень добр к покойному. — Да что вы! А вам не показалось несколько необычным, что этот Мак-Карти, человек очень небогатый, был так обязан мистеру Тэнеру и все же поговаривал о женитьбе своего сына на дочери Тэнера, наследнице всего состояния? Да еще таким уверенным тоном, будто стоило только сделать предложение — и все будет в порядке! Это чрезвычайно странно. Ведь вам известно, что Тэнер и слышать не хотел о женитьбе, его дочь сама рассказала об этом. Не можете ли вы сделать из всего сказанного какие-нибудь выводы методом дедукции? — Мы занимались дедукцией и логическими выводами, — сказал Лестрейд, подмигивая мне. — Знаете ли, Холмс, если в дальнейшем так же орудовать фактами, можно очень легко удалиться от истины в мир догадок и фантазий. — Что правда — то правда, — сдержанно ответил Холмс. — Вы очень плохо пользуетесь фактами. — Как бы то ни было, я подтвердил один факт, который оказался очень трудным для вашего понимания, — раздраженно возразил Лестрейд. — То есть — что… — Что Мак-Карти старший встретил свою смерть от Мак-Карти младшего и что все теории, отрицающие этот факт, — просто лунные блики. — Ну, лунные-то блики гораздо ярче тумана! — смеясь, ответил Холмс. — Если я не ошибаюсь, слева от нас ферма Хазерлей. — Она самая. Это было широко раскинувшееся комфортабельное двухэтажное, крытое шифером здание с большими желтыми пятнами лишайника на сером фасаде. Опущенные шторы на окнах и трубы, из которых не шел дым, придавали дому угрюмый вид, будто кошмарное преступление всей своей тяжестью легло на эти стены. Мы позвонили у двери, и горничная, по требованию Холмса, показала нам ботинки, в которых был ее хозяин, когда его убили, и обувь сына, которую он надевал в тот день. Холмс тщательно измерил всю обувь в семи или восьми местах, затем попросил провести нас во двор, откуда мы пошли по извилистой тропинке, которая вела к Боскомскому омуту. Шерлок Холмс весь преображался, когда шел по горячему следу. Люди, знающие бесстрастного мыслителя с Бейкер-стрит, ни за что не узнали бы его сейчас. Он мрачнел, лицо его покрывалось румянцем. Брови его вытягивались в две жесткие черные линии, из-под них стальным блеском сверкали глаза. Голова его опускалась, плечи сутулились, губы плотно сжимались, на мускулистой шее вздувались вены. Его ноздри расширялись, как у охотника, поглощенного звериным инстинктом преследования. Он настолько был захвачен стоящей перед ним задачей, что на вопросы, обращенные к нему, или совсем ничего не отвечал, или нетерпеливо огрызался в ответ. Безмолвно и быстро шел он по тропинке, пролегавшей через лес и луга к Боскомскому омуту. Это глухое, болотистое место, как и вся долина. На тропинке и около нее, где растет низкая трава, было видно множество следов. Холмс то спешил, то останавливался, а один раз круто повернул и сделал по лужайке несколько шагов назад. Лестрейд и я следовали за ним, сыщик — с видом безразличным и пренебрежительным, в то время как я наблюдал за моим другом с большим интересом, потому что был убежден, что каждое его действие ведет к благополучному завершению дела. Боскомский омут — небольшое, шириной ярдов[17] в пятьдесят, пространство воды, окруженное зарослями камыша и расположенное на границе фермы Хазерлей и парка богача мистера Тэнера. Над лесом, подступающим к дальнему берегу, видны красные остроконечные башенки, возвышающиеся над жилищем богатого землевладельца. Со стороны Хазерлей лес очень густой; только узкая полоска влажной травы шагов в двадцать шириной отделяет последние деревья от камышей, окаймляющих озеро. Лестрейд точно указал, где нашли тело; а земля действительно была такая сырая, что я мог ясно увидеть место, где упал убитый. Что же касается Холмса, то по его энергичному лицу и напряженному взгляду я видел, что он многое разглядел на затоптанной траве. Он метался, как гончая, напавшая на след, а потом обратился к нашему спутнику. — Что вы здесь делали? — спросил он. — Я прочесал граблями всю лужайку. Я искал какое-нибудь оружие или другие улики. Но как вам удалось… — Ну, хватит, у меня нет времени! Вы выворачиваете левую ногу, и следы этой вашей левой ноги видны повсюду. Вас мог бы выследить даже крот. А здесь, в камышах, следы исчезают. О, как было бы все просто, если бы я пришел сюда до того, как это стадо буйволов все здесь вытоптало! Здесь стояли те, кто пришел из сторожки, они затоптали все следы вокруг убитого на шесть или семь футов[18]. Он достал лупу, лег на непромокаемый плащ, чтобы было лучше видно, и разговаривал более с самим собой, чем с нами. — Вот следы молодого Мак-Карти. Он проходил здесь дважды и один раз бежал так быстро, что следы каблуков почти не видны, а остальная часть подошвы отпечаталась четко. Это подтверждает его показания. Он побежал, когда увидел отца лежащим на земле. Далее, здесь следы ног отца, когда он ходил взад и вперед. Что же это? След от приклада, на который опирался сын, когда стоял и слушал отца. А это? Ха-ха, что же это такое? Кто-то подкрадывался на цыпочках! К тому же это квадратные, совершенно необычные ботинки. Он пришел, ушел и снова вернулся — на этот раз, конечно, за своим пальто. Но откуда он пришел? Холмс бегал туда и сюда, иногда теряя след, иногда вновь натыкаясь на него, пока мы не очутились у самого леса, в тени очень большой, старой березы. Холмс нашел его следы за этим деревом и снова лег на живот. Раздался радостный возглас. Холмс долго оставался неподвижным, переворачивал опавшие листья и сухие сучья, собрал в конверт что-то похожее на пыль и осмотрел сквозь лупу землю, а также, сколько мог достать, и кору дерева. Камень с неровными краями лежал среди мха; он поднял и осмотрел его. Затем он пошел по тропинке до самой дороги, где следы терялись. — Этот камень представляет большой интерес, — заметил он, возвращаясь к своему обычному тону. — Серый дом справа — должно быть; сторожка. Я зайду к Морану, чтобы сказать ему два слова и написать коротенькую записку. После этого мы еще успеем добраться до гостиницы ко второму завтраку. Вы идите к карете, я присоединюсь к вам. Минут через десять мы уже ехали к Россу. В руках у Холмса все еще был камень, который он поднял в лесу. — Это может заинтересовать вас, Лестрейд, — сказал он, протягивая ему камень. — Вот чем было совершено убийство. — Я не вижу на нем никаких следов. — Их нет. — Тогда как же вы это узнали? — Под ним росла трава. Он пролежал там всего лишь несколько дней. Нигде вокруг не было видно места, откуда он взят. Это имеет прямое отношение к убийству. Следов какого-нибудь другого оружия нет. — А убийца? — Это высокий человек, левша, он хромает на правую ногу, носит охотничьи сапоги на толстой подошве и серое пальто, курит индийские сигары с мундштуком, в кармане у него тупой перочинный нож. Есть еще несколько примет, но и этого достаточно, чтобы помочь нам в наших поисках. Лестрейд засмеялся. — К сожалению, я до сих пор остаюсь скептиком, — сказал он. — Ваши теории очень хороши, но мы должны иметь дело с твердолобыми британскими присяжными. — Ну, это мы увидим, — ответил спокойно Холмс. — У вас одни методы, у меня другие… Кстати, я, может быть, сегодня с вечерним поездом вернусь в Лондон. — И оставите ваше дело незаконченным? — Нет, законченным. — Но как же тайна? — Она разгадана. — Кто же преступник? — Джентльмен, которого я описал. — Но кто он? — Это можно очень легко узнать. Здесь не так уж много жителей. Лестрейд пожал плечами. — Я человек действия, — сказал он, — и никак не могу заниматься поисками джентльмена, о котором известно только, что он хромоногий левша. Я бы стал посмешищем всего Скотленд-Ярда. — Хорошо, — спокойно ответил Холмс. — Я предоставил вам все возможности для разгадки этой тайны. Я ведь ничего не утаил от вас, и вы сами могли разгадать таинственное преступление. Вот мы и приехали. Прощайте. Перед отъездом я вам напишу. Оставив Лестрейда возле его двери, мы направились к нашему отелю, где нас уже ждал завтрак. Холмс молчал, погруженный в свои мысли. Лицо его было мрачно, как у человека, который попал в затруднительное положение. — Вот послушайте, Уотсон, — сказал он, когда убрали со стола. — Садитесь в это кресло, и я изложу перед вами то немногое, что мне известно. Я не знаю, что мне делать. Я бы хотел получить от вас совет. Закуривайте, а я сейчас начну. — Пожалуйста. — Ну вот, при изучении этого дела нас поразили два пункта в рассказе молодого Мак-Карти, хотя меня они настроили в его пользу, а вас восстановили против него. Во-первых, то, что отец закричал «Коу!» до того, как увидел своего сына. Во-вторых, что умирающий упомянул только о крысе. Понимаете, он пробормотал несколько слов, но сын уловил лишь одно. Наше расследование должно начаться с этих двух пунктов. Предположим, что все, сказанное юношей, — абсолютная правда. — А что такое «коу»? — Очевидно, он звал не своего сына. Он думал, что сын в Бристоле. Сын совершенно случайно услышал этот зов. Этим криком «Коу!» он звал того, кто назначил ему свидание. Но «коу» — австралийское слово, оно в ходу только между австралийцами. Это веское доказательство, что человек, которого Мак-Карти надеялся встретить у Боскомского омута, был австралийцем. — Ну, а крыса? Шерлок Холмс достал из кармана сложенный лист бумаги, расправил его на столе. — Это карта штата Виктория, — сказал он. — Я телеграфировал прошлой ночью в Бристоль, чтобы мне ее прислали. — Он закрыл ладонью часть карты. — Прочтите, — попросил он. — АРЭТ[19] — прочитал я. — А теперь? — Он поднял руку. — БАЛЛАРЭТ. — Совершенно верно. Это и есть слово, произнесенное умирающим, но сын уловил только последние два слога. Он пытался назвать имя убийцы. Итак, Балларэт. — Это потрясающе! — воскликнул я. — Это вне всяких сомнений. А теперь, как видите, круг сужается. Наличие у преступника серого одеяния было третьим пунктом. Исчезает полная неизвестность, и появляется некий австралиец из Балларэта в сером пальто. — И в самом деле! — К тому же он местный житель, потому что возле омута, кроме фермы и усадьбы, ничего нет, и посторонний вряд ли забредет туда. — Конечно. — Затем наша сегодняшняя экспедиция. Исследуя почву, я обнаружил незначительные улики, о которых и рассказал этому тупоумному Лестрейду. Это касалось установления личности преступника. — Но как вы их обнаружили? — Вам известен мой метод. Он базируется на сопоставлении всех незначительных улик. — О его росте вы, разумеется, могли приблизительно судить по длине шага. О его обуви также можно было догадаться по следам. — Да, это была необыкновенная обувь.