— И представьте себе, что на светлом паркете в этом месте нет пятна. — Нет пятна? Но оно должно быть! — Да, вы так думаете. И все же его там нет. Он приподнял край ковра, и мы убедились, что так оно и есть. — Но ведь нижняя сторона ковра тоже запятнана, как и верхняя. Она-то должна была оставить пятно на полу! Видя изумление прославленного специалиста, Лестрейд захихикал от восторга: — Ну, а теперь я объясню вам, в чем дело. Второе пятно тоже существует, но оно не совпадает с первым. Взгляните сами. С этими словами он приподнял другой конец ковра, и действительно, на светлых квадратах паркета, ближе к старинной двери, мы увидели большое темнокрасное пятно. — Что вы скажете об этом, мистер Холмс? — Здесь все очень просто. Два пятна совпадают друг с другом, но ковер был перевернут. Так как он квадратный и не прикреплен к полу, это было легко сделать. — Мистер Холмс, полиция не нуждается в том, чтобы вы объясняли ей, что ковер был перевернут. Это совершенно ясно: если положить ковер вот так, пятна приходятся друг над другом. А я вас спрашиваю: кто поднимал ковер и зачем? По неподвижному лицу Холмса я видел, что он с трудом сдерживает охватившее его волнение. — Послушайте, Лестрейд, — сказал он, — тот полицейский в коридоре все время дежурит здесь? — Да. — Ну, так вот вам мой совет: допросите его хорошенько. Но только не при нас, мы подождем здесь. Отведите его в другую комнату. Наедине с вами он скорее признается. Спросите его, как он посмел впустить человека и оставить его одного в этой комнате. Не спрашивайте его, сделал ли он это. Считайте, что это не требует доказательства. Скажите ему, что вам известно, что здесь кто-то был. Пригрозите ему. Скажите, что только чистосердечное признание может искупить его вину. Сделайте все, как я говорю. — Клянусь, я выжму из него все, если он хоть что-нибудь знает! — воскликнул Лестрейд. Он выбежал в переднюю, и через минуту мы услышали, как он кричит в соседней комнате. — Скорее, Уотсон, скорее! — вскричал Холмс, дрожа от нетерпения. Вся сверхъестественная сила этого человека, скрываемая под маской апатии, вспыхнула порывом энергии. Он откинул ковер и, быстро опустившись на колени, начал ощупывать каждый квадрат паркета под ним. Один из них, когда он дотронулся до его края, отскочил в сторону. Это была крышка ящичка; под ней находилось маленькое темное углубление. Холмс нетерпеливо засунул туда руку, но, вытащив ее, застонал от досады и горького разочарования. Ящичек был пуст. — Живее, Уотсон, живее! Кладите его на место! Едва мы успели закрыть тайник и положить ковер на место, как в коридоре послышался голос Лестрейда. Когда он вошел, Холмс стоял, небрежно прислонившись к камину, с унылым и страдальческим видом, едва сдерживая безудержную зевоту. — Простите, что задержал вас, мистер Холмс. Вижу, вам до смерти надоело все это дело. Наконец-то он сознался! Войдите, Макферсон. Пусть джентльмены тоже узнают о вашем непростительном поведении. В комнату боком вошел красный и смущенный констебль огромного роста. — Уверяю вас, сэр, у меня и в мыслях ничего худого не было. Вчера вечером сюда зашла молодая женщина; она сказала, что ошиблась домом. Мы поговорили. Скучно ведь стоять здесь одному целый день… — Ну, и что же случилось? — Она захотела посмотреть, где произошло убийство, сказала, что читала об этом в газетах. Очень порядочная молодая женщина, сэр, и так складно говорила. Я подумал: ничего худого не выйдет, если я пущу ее поглядеть. Но, увидав пятно на ковре, она упала на пол и лежала как мертвая. Я бросился на кухню, принес воды, но не мог привести ее в чувство. Тогда я побежал за угол, в трактир «Ветка плюща», за коньяком, однако, пока я ходил, молодая женщина пришла в себя и ушла… ей, наверно, было стыдно встретиться со мной. — А ковра никто не трогал? — Видите ли, сэр, когда я вернулся, он был, пожалуй, немного сдвинут. Ведь она упала на него, а он ничем не прикреплен к полу. Я его потом расправил. — Это вам урок, констебль Макферсон, чтобы вы не обманывали меня, — важно проговорил Лестрейд. — Вы, конечно, решили, что это нарушение порядка не откроется, а мне достаточно было бросить только один взгляд на ковер, и я сразу понял, что кто-то заходил в эту комнату. Ваше счастье, приятель, что ничего не пропало, а то вам пришлось бы худо. Мне жаль, мистер Холмс, что я вызвал вас сюда из-за такого пустяка, но я думал, что это второе пятно, не совпадающее с первым, заинтересует вас. — Разумеется, это очень интересно… Констебль, эта женщина только один раз заходила сюда? — Да, сэр, только один раз. — А как ее зовут? — Не знаю, сэр. Она сказала, что ищет работу по переписке на машинке, но ошиблась номером дома, — очень приятная, приличная молодая женщина, сэр. — Высокая? Красивая? — Да, сэр, довольно высокая молодая женщина. Можно сказать, что она красивая. Пожалуй, даже очень красивая. «О, офицер, разрешите мне только взглянуть!» — сказала она. У нее были такие приятные, прямо ласковые манеры, и я подумал, что не будет большой беды, если разрешу ей заглянуть в дверь. — Как она была одета? — Очень просто, сэр: в длинной накидке до самого пола. — В котором часу это было? — Как раз начинало темнеть. Зажгли фонари, когда я возвращался из трактира. — Очень хорошо, — сказал Холмс. — Пойдемте, Уотсон, нас ждет важное дело в другом месте. Когда мы выходили из дома, Лестрейд остался в комнате, а полный раскаяния констебль бросился отворять нам дверь. Холмс на пороге повернулся и протянул что-то Макферсону. Констебль всмотрелся. — Боже мой, сэр! — изумленно воскликнул он. Холмс приложил палец к губам, сунул этот предмет обратно во внутренний карман и, когда мы вышли на улицу, расхохотался. — Прекрасно! — сказал он. — Пойдемте, дорогой Уотсон. Занавес поднят, начинается последний акт. Можете быть спокойны: войны не будет, блестящая карьера высокочтимого лорда Трелони Хоупа не пострадает, неосторожный монарх не будет наказан за свою поспешность и премьер-министру не придется распутывать сложное положение в Европе. От нас требуется только некоторая тактичность и находчивость, и тогда вся эта история, грозившая очень неприятными последствиями, не будет стоить и ломаного гроша. Я проникся восхищением к этому удивительному человеку. — Вы решили задачу? — воскликнул я. — Пока нет, Уотсон. Есть еще некоторые обстоятельства, которые так же непонятны, как и раньше. Но нам уже известно так много, что просто будет обидно не узнать всего. Мы отправимся прямо на Уайтхолл-Террас и доведем дело до конца. Когда мы пришли в дом министра по европейским делам, Шерлок Холмс заявил, что желает видеть леди Хильду Трелони Хоуп. Нас провели в приемную. — Мистер Холмс! — сказала леди, и лицо ее порозовело от негодования. — Это просто нечестно и неблагородно с вашей стороны. Ведь я уже сказала, что хотела сохранить мой визит к вам в тайне, иначе муж подумает, что я вмешиваюсь в его дела. А вы компрометируете меня своим приходом. Ведь это доказывает, что между нами существуют деловые отношения. — К сожалению, миледи, у меня не было иного выбора. Мне поручили найти этот исключительно важный документ, поэтому я вынужден просить вас, миледи, передать его мне. Леди вскочила на ноги; румянец мгновенно схлынул с прекрасного лица. Ее глаза потускнели, она зашаталась. Мне показалось, что она упадет в обморок, но огромным усилием воли она овладела собой, и лицо ее вспыхнуло от изумления и гнева: — Вы… Вы оскорбляете меня, мистер Холмс! — Послушайте, миледи, это бесполезно. Отдайте письмо. Она метнулась к звонку: — Дворецкий проводит вас. — Не звоните, леди Хильда. Если вы это сделаете, все мои искренние попытки избежать скандала окажутся напрасными. Верните мне письмо, и все уладится. Если вы будете слушаться меня, я помогу вам. Если вы не захотите довериться мне, я вынужден буду выдать вас. Она стояла перед ним гордая и величественная. Глаза ее встретили взгляд Холмса, как будто желали понять, что у него на уме. Она не снимала руки со звонка, но и не звонила. — Вы пытаетесь запугать меня. Не очень благородно, мистер Холмс, прийти сюда угрожать женщине! Вы говорите, что вам кое-что известно. Что вы знаете? — Прошу вас, миледи, сядьте. Вы ушибетесь, если упадете. Я не буду говорить, пока вы не сядете. Благодарю вас. — Даю вам пять минут, мистер Холмс. — Достаточно и одной, леди Хильда. Я знаю о том, что вы были у Эдуарда Лукаса, отдали ему этот документ, знаю, как вы вчера вечером хитроумно проникли в его комнату вторично и взяли письмо из тайника под ковром. Лицо леди Хильды стало смертельно бледным. Она не сводила глаз с Холмса; у нее перехватило дыхание, она не могла произнести ни слова. — Вы сошли с ума, мистер Холмс… Вы сошли с ума! — наконец воскликнула она. Из кармана он вытащил маленький кусочек картона. Это была фотография женщины. — Я захватил ее, потому что считал, что она может пригодиться, — сказал он. — Полицейский узнал вас. Она с трудом глотнула воздух, и ее голова упала на спинку кресла. — Послушайте, леди Хильда… Письмо у вас, но дело все же можно уладить. У меня нет никакого желания причинять вам неприятности. Мои обязанности кончатся, когда я возвращу пропавшее письмо вашему мужу. Послушайтесь моего совета и будьте откровенны со мной — здесь все ваше спасение. Ее мужество было восхитительно. Даже в этот момент она не признавала себя побежденной: — Я снова повторяю вам, мистер Холмс: вы находитесь во власти какой-то нелепой фантазии. Холмс встал со стула: