По дороге я заехал в магазин комнатных растений и купил большую цветущую бегонию — растение бессмысленное и никчемушное, зато в красивом горшке. Ну не букет же ей покупать, обозначая все-таки, что это свидание, незачем это. Тем более я обещал, что буду в валенках и с цветком в руке. Ну, валенки искать мне некогда, кстати, отличная для зимы была обувь, я в них все детство отбегал — сухо, тепло и удобно. А вот цветок — в наличии. Вежлева выпорхнула из дверей «Радеона» ровно в семь. Длинноногая, с модной прической (это когда вроде как волосы и вразнобой, но вроде как и аккуратно. И как они это делают?), с загадочной полуулыбкой и формами, которые снятся подросткам пубертатного периода в предутренних снах. Я вышел из машины, размахивая бегонией, и сообщил: — Прости, барыня, не было ить валенок-то! Ну не было! — Хм… Ну, хоть три корочки хлеба-то ты мне обеспечишь сегодня? Я бы съела сейчас что угодно, даже подметки ботинок, если их с соусом подадут! — Вашество, всенепременно. Ну, подметок не обещаю, но думаю, что по куску вырезки да с гарнирчиком сложносочиненным мы употребим. Да еще салатику перед этим откушаем и, может, еще ассорти мясного… — Киф, скотина! Я сейчас слюной захлебнусь! Хочу-хочу-хочу! Поехали скорее! Мне понравилось, как она ела. Не жеманничая и не пуская в ход все эти женские штуки, вроде: «Вообще-то я худею, но сегодня, только ради тебя. Мм. Уже шесть вечера! После шести я не ем! А сколько тут калорий? Что значит — не знаю? Позовите мне вашего начальника, как он там у вас называется?» Нет, как только нас провели в кабинет, Марина цапнула со стола меню, четко объяснила официанту, каких салатов и закусок ей не надо и какие она желает откушать, какое мясо она хочет и какой степени прожарки оно должно быть, сообщила и впрямь сложносочиненный состав гарнира, отмела его доводы: «Но у нас гарнир…» — заметив, что вон тот Буратино довольно богат (ее пальчик с безупречным маникюром ткнул в меня) и все его, официантские, труды будут вознаграждены. Чем дальше, тем больше. Даже против своей воли и вопреки рассудку я любовался этой женщиной. Она была абсолютно естественна во всех своих проявлениях, и это мне тоже очень нравилось. И она видела это, поскольку, судя по всему, к подобному давно привыкла. При этом мой инстинкт самосохранения просто вопил об опасности, поскольку увлечение такой женщиной — это верный путь на погост, в район семейной усыпальницы, на предмет подзахоронения. Или в дом скорби. Утолив голод, она достала пачку недорогих сигарет, причем не этой тонкой модной ерунды, а «Лаки страйк», сигареты работяг и шоферов, и с аппетитом закурила. — Так вроде нельзя в ресторане? — Я ухмыльнулся. — Ой, не нуди. — Марина стряхнула пепел в пепельницу. — Если стоит пепельница, то можно. Сам же знаешь: все животные равны, но некоторые… — Ну да, — достал и я сигареты. — Так оно и есть на самом деле. Она засмеялась, тряхнула головой так, что прядки волос разлетелись в разные стороны, и положила свою ладонь на мою: — Да не напрягайся ты, не нужен мне твой скальп в мою коллекцию. Без обид. Ты славный мальчик, но… Ты же все понял? Я шумно выдохнул, изображая огромное нравственное облегчение, и продолжил ее фразу: — Но я не та мишень, в которую нужно стрелять? — Что-то в этом роде. И девочка твоя напрасно переживает, хотя, с другой стороны, ей это очень полезно — вперед наука будет. Но в принципе, если хочешь приключений на свою голову… — Не хочу, — немедленно ответил я ей. — Ну, я всегда говорила, что ты не дурак. — Марина потушила сигарету. Интересно, а кому она это говорила? — А зачем тогда? — Я обвел рукой кабинет. — А почему бы и нет? Отдохнешь от своих игр, покушаешь, да и мне интересно с тобой пообщаться вот так, без официоза. Нам с тобой еще долго работать бок о бок, по крайней мере я на это надеюсь. Я немного расслабился, и беседа потекла своим чередом. От вина Марина отказалась, я же был за рулем, и потому наш разговор был похож на небольшую партию в шахматы. Мы передвигали фразы, обменивались двусмысленными шутками, жертвовали факты, рокировались афоризмами. И вот что я вам скажу: по моему личному мнению, Зимину и Валяеву следовало по возможности не давать этой женщине заходить им за спину, чтобы Вежлева не всадила в нее самый неожиданный момент нож. Я видел и общался с разными людьми, но эта женщина была чем-то совершенно особенным. Беседа текла плавно, мы обсудили то и это, поговорили о королях и о капусте и все-таки сошли на тему Файролла. Она невинными и отвлеченными на первый взгляд вопросами пыталась узнать у меня мое мнение о происходящих в игре событиях, я умело отбивался, пока наконец не прозвучало: — А с кланами-то что творится, а? Прямо скоро глотки друг другу рвать будут. «Чертов Зимин! Все знал!» — Да не то слово, Марина. Я так думаю, что скоро большая драка начнется. Ну, как скоро… Будет, одним словом. — Полагаешь, что будет? — Уверен. Я слышал, что в это дело вписались «Двойные щиты», а это что-то да значит. — Откуда информация? — благодушный секунду назад голос Вежлевой сменился лязгом затвора. — Марин, не проси меня ответить на вопрос, на который я все равно не отвечу. Знаю. — Киф, ты последний человек, с которым я хочу ссориться, но если ты мне не скажешь, откуда у тебя такие данные, то я все равно это узнаю. Только отношения у нас после этого будут другие. Вот и зубки показались. Причем пока только легкий оскал, только губа самую малость приподнялась. А по спине холод пополз, пополз… Как днем, в храме, когда я ту беду почуял, что сзади на хвосте стояла и жало высовывала… — Я сказал, ты услышала. Кстати, не пора ли нам пора? Меня жена дома ждет. — Жена? — Вежлева хмыкнула. — Провинциальная дурочка стала женой? Что-то я пропустила… Может, до утра подождет, куда нам, молодым да красивым, спешить? — Да нет, она тогда спать не ляжет, синяки под глазами будут. Зачем? — Ну, раз так — езжай, я еще посижу. Хорошо тут. — Я думал, что отвезу тебя. — Вызову такси. И кстати, скажи официанту, чтобы сюда зашел. Я вынул бумажник, оставил купюры на столе, облобызал ей ручку и удалился. На спине я чувствовал ее взгляд, и мне казалось, что смотрит она сквозь оптический прицел. Вика, увидев меня даже раньше одиннадцати, явно обрадовалась, впрочем, постаралась не показать это, а я в свою очередь постарался сделать вид, что этого не заметил. — Ты завтра со мной едешь утром? — спросила она, засыпая. — Я завтра на последний штурм, — пробормотал я уже сквозь сон. ГЛАВА 15, в которой героя ждут одновременно как удивительные, так и неприятные открытия Я так заколебался накануне с этими храмами, змеями, повстанцами и Вежлевой, что продрых часов до одиннадцати и не слышал ни как ушла Вика, ни как звонил телефон, ни то, что за окном разгулялся ветер, предвещая скорое ненастье. Я спал — безмятежно, без снов и задних ног. Продрав глаза, я понял, что у меня просто-таки отличное настроение. Среда с ожиданием этого никчемушного и откровенно стремного свидания миновала, с Вежлевой при этом я расстался, конечно, не слишком-то полюбовно, но и без открытой вражды. Да и не рискнет она мне напрямую подлянки строить, пока за моей спиной маячат тени с фамилиями Зимин и Валяев. Кстати, о Зимине. — Алло, Максим Андрасович, это Киф. — Ну, если бы ты мне позвонил часа два назад или хотя бы снял трубку, когда я звонил тебе час назад, может, я бы и подумал, что ты последовал моему совету. Сейчас-то я и сам знаю, что ты этого не сделал. — Это не от неуважения к вашим советам. Исключительно инстинкт самосохранения. Ну не мог я в постель ложиться с эфой, боюсь. — Нет у нее там зубов, я это точно знаю. Впрочем — твоя жизнь, тебе жить. Слова-то такие, не слишком вроде приятные, но тон очень дружелюбный. — Зато я ваше задание выполнил, — похвастался я. — Все, что надо, сказал. — И? — в голосе хозяина появились деловые нотки. — Очень взволновалась, меня чуть ли не за грудки хватала: откуда знаешь да откуда знаешь? — А ты чего? — Ну а я чего… — Я выдержал мхатовскую паузу. — А я говорю: не скажу. Не скажу — и все тут, поскольку это и есть моя личная главная военная тайна. — Хм. Молодец. — Зимин удовлетворенно похмыкал. — Значит, вот что. Будет звонить — трубку не бери, на встречу звать — пока не ходи, жди моей отмашки. — Ну прямо как шпионский боевик, — опасливо заметил я. — Неужто она тоже… — Чего — тоже? — вкрадчиво спросил Зимин. — Страдает заболеваниями сердечно-сосудистой системы? — уклончиво уточнил я. Зимин захохотал: — Ну, Киф, ну вот люблю я тебя, сукиного сына. Вот ведь что значит мастер художественного слова. Я вежливо похихикал на пару с ним. Кто его знает, может, он смеется, а сам ко мне бригаду врачей с сорок пятым калибром посылает в этот момент. — Не забивай себе голову этой ерундой. Что до Марины — нет, она не из этого расклада. Она не станет заниматься инсайдерством, тут немного другое, но что именно — тебе знать ни к чему. По крайней мере, сейчас.