– Боюсь разочаровать тебя, – проговорила она, нехотя освобождаясь от его объятий, – но это обыкновенная яичница из яиц, колбасы и лука. – Она необыкновенная! – возразил он на полном серьёзе. – Это ещё почему? – удивилась Вера. – Потому что её готовила необыкновенная девушка. Вера довольно рассмеялась, но всё-таки разжала его руки и серьёзно проговорила: – Она и впрямь станет необыкновенной, если ты будешь мешать мне. – Это ещё почему? – Потому что она сгорит, – усмехнулась Вера. – Ухожу, ухожу! – он поднял руки вверх, как бы сдаваясь на милость победителя. – Я не люблю сгоревшую яичницу. – А кто её любит? – пожала плечами Вера. – В мире бывают всякие извращенцы, – напыщенно ответил Эдуард. Вера замахнулась на него полотенцем, сделав вид, что хочет шлёпнуть. – Ухожу, ухожу, – повторил он, ловко отскакивая от неё к двери. – Иди приведи себя в порядок. Через несколько минут всё будет готово. Счастливая Вера тем временем подумала: «У меня такое впечатление, что я знаю его сто лет, что мы каждую ночь спим в одной постели и каждое утро завтракаем вместе. Так бывает у всех или только у нас с Эдиком?» Вера невольно вспомнила своих бывших. Ни с кем из них ничего подобного у неё не было. Но тут стоит признать, что никто из мужчин не оставался на ночь в её квартире и она сама ни у кого из них не ночевала. Свидания были непродолжительными, всего несколько часов даже в выходные. И никого из них она всерьёз не воспринимала как любимого человека. А с Андреем у них до постели и не дошло. Наверное, потому что Данилов – очень правильный человек и хотел, чтобы всё у них сложилось по-старинному, чинно и благородно, как говорил в одном из фильмов Георгий Вицин, игравший там отца часто выходящей замуж дочери. Хотя, может, виноват в их несостоявшемся романе с Даниловым вовсе не Андрей, а она сама. Он хотел, чтобы всё было красиво, а она хотела, чтобы было как у всех, и в то же время считала его пресным и жаловалась на недостаток романтики в их отношениях. А Эдуарду удалось дать ей всё и сразу. О том, что будет дальше, Вере думать не хотелось. Она закончила раскладывать еду на тарелки и заваривала чай, когда он возник в проёме кухонной двери. «Даже к завтраку Эду удаётся прийти ни минутой раньше, ни минутой позже, а как раз вовремя», – подумала довольно Вера. После завтрака, несмотря на протесты Веры, Эдуард помог ей убраться на кухне, а потом, вытирая руки, спросил: – Насколько я понимаю, ты сегодня свободна? – Как птица! – широко развела она руки. – Вот и отлично! – А ты? – Я художник, – пожал он плечами, – поэтому сам распоряжаюсь своим временем. – И что ты предлагаешь? – Вера выжидающе уставилась на него. – Предлагаю совершить прогулку по реке – трамвайчики ещё ходят. – А не холодно будет на реке? – засомневалась Вера. – Думаю, нет. Но если ты замёрзнешь, я согрею тебя, – пообещал он внезапно охрипшим голосом. – Хорошо, я согласна, – тихо ответила Вера. – На оба моих предложения? – он лукаво подмигнул ей. – На оба, – голос её прозвучал ещё тише. В понедельник на набережной почти никого не было. За всё время, что они шли к речному вокзалу, им попалась навстречу только одна влюблённая парочка. Ещё чинно прогуливались под ручку две старушки, одна была седая, а волосы другой были окрашены в ярко-морковный цвет. В одну сторону с ними пробежали мальчик и собака. – Тебе не кажется, что на трамвайчике мы будем одни? – спросила Вера. – Лично я не возражал бы против этого. А ты? – Не знаю, – пожала она плечами и добавила: – От поцелуев обветрятся губы. – Неужели? – округлил он глаза. – А ты откуда знаешь? Проверяла на личном опыте? – Эдуард лукаво подмигнул ей. – Не проверяла, – почему-то смутилась Вера. – Тогда откуда знаешь? – В книжке прочитала. – А! Велика сила просветительского искусства. Но препирались они абсолютно напрасно. Все места на трамвайчике были заняты туристами из других городов и даже стран. По крайней мере, двое из туристов были японцами, а ещё трое, по мнению Веры, прибыли в город на Волге из стран Прибалтики. Эдуард же в пику ей объявил их немцами. Если сначала от воды немного веяло прохладой, то потом стало не просто тепло, а даже жарко. Вера расстегнула несколько пуговиц на плаще и сказала: – Может быть, зимы в этом году не будет вовсе? – Как это не будет? – не понял он. – А так, осень и потом сразу весна. – Нет, я так не хочу, – покачал головой Эдуард, – я люблю зиму, люблю писать зимние пейзажи. – И юных девушек в беличьих шубках, – поддразнила его она. – Почему именно в беличьих? – удивился он. – Рыженькие девушки в рыженьких шубках. – Я не люблю рыжих, – серьёзно ответил художник. – Почему? – Они бестии. – Все? Он кивнул. Вера рассмеялась. А Эдуард добавил: – И шубы из белок мне не нравятся. – Почему? – Белок жалко! Подумай, сколько нужно убить этих милых зверюшек, чтобы сшить хотя бы одну шубу. – Пожалуй, ты прав, я никогда об этом не задумывалась. И тут он поцеловал её. – Ты что! – зашипела Вера. – Никто ничего не видел, – шепнул он ей на ухо. – Просто здесь собрались приличные люди и сделали вид, что не замечают твоего вызывающего поведения. – Так уж и вызывающего! – засмеялся Прилунин. Вера сделала вид, что рассердилась, и стала смотреть на воду за бортом и на проплывающие мимо пейзажи. – Летом нам с тобой непременно нужно побывать в заповеднике! – проговорил Эдуард. – Да! – забыв о том, что она как бы сердится, с энтузиазмом отозвалась Вера. – Ты будешь писать, а я буду стоять рядом и смотреть, как на чистом холсте появляются горы, леса, небо. – Моя Муза! – он приобнял её и нежно чмокнул в висок. И Вера не стала возражать против этого сдержанного поцелуя, наоборот, склонила голову ему на плечо и закрыла глаза. Спустя два часа трамвайчик вернулся к родному причалу. Путешественники гурьбой высыпали на набережную и оживлённо обменивались впечатлениями.