Дракон еще раз прошел у них над головами и взял выше в небо. Место встречи назначили довольно обычное, время тоже. Достаточно света и цивилизации, чтобы человек чувствовал себя в безопасности; достаточно темноты и безлюдья, чтобы и дракон не слишком забеспокоился… и не устроил лишних неприятностей, о которых толковал отец. Но даже и так дракон вел себя осторожнее многих своих собратьев. Когда он приземлился, Сара наконец поняла почему. И почему он такой маленький – тоже. – Он голубой, – выдохнула она, нарушив сразу несколько из установленных отцом правил. – Я сказал тебе заткнуться. И больше повторять не буду. Он даже не обернулся: взгляд его теперь был прикован только к дракону. Который и вправду был голубой. Ну, в смысле масти – не ярко-голубой, понятное дело, а голубой, как лошади или кошки: темный серебристо-серый, отливавший в синеву при правильном освещении. А вот каким он точно не был, так это жженым черно-красным, как все нормальные канадские драконы, каких ей случалось иногда видеть на фермах или в воздухе над дальними горами, – летали там себе бог его знает куда и по каким делам. Но голубой… Голубой означал русский – по крайней мере, изначально, по крови. Очень редкий вид. Сара таких только в книжках встречала. Надо же, и о нем никто в округе не говорил! Русский дракон был опасен и по другим причинам: Хрущев, премьер Советского Союза, чуть ли не каждую неделю грозился их извести под корень. Драконы в человечью политику не вмешивались, но с русским голубым на ферме Дьюхерсты вряд ли заведут себе новых друзей. Дракон приземлился сразу за границей светового круга, который отбрасывала заправочная вывеска, – Сара с отцом стояли строго внутри. От посадки землю под ними не тряхнуло: зверь мягко переступил из воздуха на твердую почву в финальной точке скольжения, – но она ощутимо дрогнула, когда он двинулся к ним. Голова на длинной шее склонилась вниз; когти на концах крыльев втыкались глубоко в землю на каждом шагу. Крыльев он, кстати сказать, не сложил – оставил распахнутыми, чтобы выглядеть больше. И опаснее. Когда на дракона упал свет, Сара увидела, что глаз у него только один. Второй был весь изрезан шрамами и вроде бы даже зашит гигантскими, толщиной в веревку, стежками. Зато другой, живой, уверенно вел всю остальную тушу вперед. Подойдя к ним, дракон встал и втянул две большущих понюшки воздуху. Сара так и знала, что он это сделает. Нюх у них – почище, чем у ищейки. Ходили слухи, что чуют они не только запах. Нос дракона скажет, боишься ли ты, лжешь ли… хотя, может, это все тоже бабкины сказки. Ну да, и загипнотизировать может, а как же! Хотя… – Ты – тот человек? – слова пророкотали так глубоко в грудной клетке, что Сара их даже не услышала – ощутила. – А кто ж еще? Сара удивилась, разобрав у отца в голосе глубоко запрятанную ноту страха. Драконий глаз подозрительно сузился. Употребленного отцом оборота зверь явно не понял. – Я тот человек, – поправился папа, тоже это заметив. Дракон осмотрел его с головы до ног и обратно, потом перевел взгляд на Сару. – С ней ты говорить не будешь, – отрезал Гарет. – Я привел ее только как свидетеля, потому что ты этого требовал. Вот так новости! Свидетеля? А сам сделал вид, что это ее собственная докучливая идея – а он скрепя сердце согласился. Дракон не поднял головы, но выгнул шею – ни дать ни взять змея, готовая к броску. Нос его почти уперся в отцовский… так близко, что ам! – и нету. Хотя, говорят, теперь такого почти не случается. – Плата, – пророкотал зверь. Просто слово. Даже не вопрос. – После, – так же коротко возразил отец. – Сейчас, – сложившиеся было крылья рывком разошлись в стороны. – Или что? Сожжешь меня? Снова низкий рокот из груди. Сара вся похолодела: а ну как папа зашел слишком далеко? Где-то же этот дракон потерял глаз. Вдруг ему нипочем все эти… Тут до нее дошло, что дракон смеется. – Почему дракон больше не убивает человека? – уголки рта приподнялись в улыбке. На сей раз растерялся отец. – Чего? Но зверь ответил себе сам: – Общество. И даже в этом нечеловеческом (и, если уж на то пошло, нерусском) акценте, даже в его хваленом бездушии Сара расслышала удивление и горечь, пропитавшие это короткое слово. – Половину. Дракон приступил к торгу. – После. – Половину сейчас. – Четверть сейчас. Три четверти после. Зверь задумался, и на короткое мгновение огненный взгляд снова уперся в Сару. «Он не может тебя загипнотизировать, – напомнила она себе. – Не может, и все». – Годится, – проворчал дракон и сел на пятки, ожидая обещанной платы. Гарет Дьюхерст повернулся к дочери и отрывисто кивнул. Как и было договорено, она пошла к грузовику, открыла пассажирскую дверь и полезла в бардачок. Достала крошечный, поблескивающий слиточек золота – это отец расплавил свое дешевенькое обручальное кольцо. Больше у них ничего не было. Ничего – чтобы заплатить дракону по окончании контракта, но все Сарины попытки как-то эту проблему разрешить отец категорически отмел. – Разберемся, – вот и все, что он сказал. Она так поняла, что дальше он понесет расплавить фамильный серебряный сервиз, оставшийся от мамы, – в надежде, что дракон удовольствуется металлом попроще… наверняка ведь удовольствуется. А если нет? Вдруг ему не понравится, что его обжулили? Хотя, если так посмотреть, что у него за выбор? Любому помощнику шерифа, пусть даже не Келби, совершенно наплевать, что какому-то там дракону недоплатили. И все же мысль эта неуютно ворочалась у Сары в животе. Там вообще много чего ворочалось: туда Сара складывала все свои тревоги. А их в последнее время накопилось порядком. Она понесла слиточек отцу. Он наградил ее кивком – «вот какая храбрая у меня дочка», – подумала она за него – и протянул золото дракону – обнюхать. Он и обнюхал – так мощно втянул воздух, что чуть не всосал слиток ноздрёй. – Скудно, – прокомментировал дракон. – На этом договорились, – строго возразил отец. – Договорились на скудном, – парировал дракон, но все же протянул открытую лапу, куда отец и уронил золото. – Наш договор засвидетельствован, – сказал Гарет. – Четверть гонорара выплачена. Сделка заключена. Прошла секунда. Дракон кивнул. – Ты знаешь, где находится ферма? Еще кивок. – Спать будешь на полях, которые чистишь, – продолжал отец. – К работе приступишь утром. Больше дракон кивать не стал, только улыбнулся, словно умиляясь тому, как им тут раскомандовались. – Что? – рявкнул отец. – В чем еще дело? Еще один хохочущий рокот глубоко в недрах груди. – Общество, – повторил дракон. Он прянул в небо так внезапно, что Сару с отцом чуть не сшибло с ног. И вот вам, пожалуйста, – снова только тень на фоне звезд. – А оно правда знает, где ферма? – осторожно осведомилась Сара. – Надо же было твари оценить масштабы работ, – проворчал отец и зашагал к грузовику. – А я где была в это время? – продолжала допытываться Сара, бредя за ним. – Ты сказал, что добыл его через брокера мистера Инагавы… – Все знать совершенно не обязательно, – буркнул отец, влез в кабину и захлопнул водительскую дверь. Она открыла пассажирскую, но внутрь не села. – Ты сказал, что пустишь меня за руль. Он снова длинно выдохнул через нос. – Было дело. И вот они уже на дороге. Сара ловко орудовала передачами – даже этим их тугим рычагом, печально известным своей несговорчивостью, даже через бесконечные подъемы и повороты этой части округа. Она объезжала колдобины, она сигналила, хоть и милями не встречала других машин, и никогда, никогда не давила лишком на газ, чтобы не бесить отца, – потому как от этого он реально бесился. Жаловаться ему было абсолютно не на что. Но он, ясное дело, все равно жаловался. – Не так быстро, – проворчал отец, когда грузовичок протрюхал по последнему отрезку мощеной дороги во Фроме, штат Вашингтон (деревня, совсем небольшая, на дальней орбите которой торчала их ферма). – Никогда не знаешь, вдруг тебе олень под колеса выскочит. – Там дракон в небе, – она на всякий случай посмотрела вверх через ветровое стекло. – Все нормальные олени попрятались. – Это если у них мозгов хватает, – возразил отец, но хотя бы заткнулся и перестал комментировать ее стиль езды. Кругом царила абсолютная тьма, нарушаемая только светом фар. Ни тебе фонарей, ни окон в домах: да и домов-то никаких не было, – один только лес надвигался с обеих сторон на дорогу, будто сама ночь. Некоторое время они ехали молча. Сара думала, как будет вставать через каких-то жалких шесть часов: кормить свиней и кур, а потом тащиться в школу.