И о нем явно заботились – по крайней мере, до конца дня. Речная тропа была не особенно тяжела. Правда, она временами виляла, сворачивая обратно к дороге, на которую он принципиально не хотел возвращаться, а то, случалось, ныряла под мосты. Солнце сползало вниз по зимнему небу. Малкольм проголодался и вспомнил про печенье, которое начал и не закончил… – неужто всего лишь этим самым утром? Точно. Печенье и смерть двух незнакомых человек. Которые хотели убить его. – За тобой станут охотиться, – сказала ему Митера Тея. – Я помогу тебе, если смогу, но тебя не должны поймать. Любой ценой. «Любой ценой», – подумал он, и перед глазами встала лужа на месте расплавленного автомобиля и этот, первый из мужиков, который просто взял и взорвался. Он сделал глубокий вдох и постарался просто об этом не думать. Митере Тее уж всяко виднее. В конце концов, он ей молился, хоть она и не была ни драконом, ни даже каким-нибудь там божеством. Она всегда за ним присматривала, и этого было довольно. Она избрала его для этой миссии, тренировала его, готовила, и пусть прошел целый год с тех пор, как он видел ее последний раз, – она ушла в мир, чтобы нести весть Верящего, – у него в жизни никогда не было никого, больше похожего на мать. – Спасибо, – снова сказал он ей, сам почти не заметив, что произнес какие-то слова. Малкольм сделал привал под мостом, чтобы прикончить печенье. Выудил его из рюкзака, проглотил, подождал, пока пройдет грузовик, стоя… А потом вдруг почему-то лежа. Он очнулся лицом в грязь, куда ткнулся, когда решил потерять сознание. Теперь кровь шла еще и из носа. Малкольм сел, медленно – в голове все еще плыло, – стащил драный блин шапки, потрогал липкую дрянь на месте уха. Вот как ему удается так долго кровоточить, а? Небось, и голова из-за этого закружилась – из-за кровопотери. Он вымыл физиономию в реке, кряхтя и хватая ртом воздух от холода; плеснул водой в ухо – оттуда сей же час потекла свежая кровь. – Да это просто смешно! – свирепо пробормотал Малкольм. – Это же ухо… Тут до него дошло. Правоохранительные органы в США и Канаде частенько покрывали свои пули антикоагулянтом. Правда, не тогда, когда стреляли в людей. Когда стреляли в драконов. Драконья шкура – невероятно прочная. Часто пули от нее просто отскакивали, но если нет, рана затягивалась почти на глазах. Антикоагулянтами Америка была обязана последним десяти годам холодной войны с Советским Союзом… хотя ни одна из сторон на самом деле не вела боевых действий против драконов. Кто бы мог подумать, что в годы мнимого мира гонка вооружений расцветет еще пышнее, чем в реальную войну! Мораль у басни в любом случае была одна: люди нынче смогли бы застрелить не только себе подобного, а он, Малкольм, теперь до смерти истечет кровью от раны в ухе, черт бы его подрал, и это в первый же день миссии. Вот так. И ничего тут не поделаешь. Ему нужен был нормальный перевязочный материал – бинт, пластырь, – который хотя бы сможет закрыть рану и продержать ее в таком состоянии, пока антикоагулянт не выведется из организма естественным путем. Придется искать аптеку. * * * – Это было бы полезно, – сказала агент Вулф с пассажирского места. – Был один циркуляр по международному и межведомственному сотрудничеству. – Вы что, правда читаете циркуляры? – скривился агент Дернович. – А вы что, нет? Он искоса поглядел на нее: да, так и есть, на физиономии написано честное отвращение. Он снова вздохнул. – Сообщить о себе и своей миссии службе безопасности Королевской канадской полиции только после того, как двое наших агентов сложили головы на их территории, – не самая хорошая идея. Может выйти боком. Он проводил глазами еще один автомобиль на встречной полосе: огромный «олдсмобиль», двое спереди, оба – точно в таких же шляпах, в какой сейчас щеголял Дернович. – Помяни канадского черта, – проворчал он, – и на тебе, едет. Агент Вулф даже обернулась, чтобы поглядеть вслед коллегам. – Ну, еще привлеките к себе немного внимания, а? – буркнул Дернович. – Чего ж нет-то? Хорошее дело! – Если вы опознали в них агентов, – невозмутимо ответила Вулф, – они стопроцентно опознали их в нас. Он быстро глянул в зеркало заднего вида. Разворачиваться «олдсмобиль» вроде бы не собирался. Но агент Вулф была права. Да, опять. Черт бы ее побрал. Охохонюшки. – Можете уже прекратить? – кисло осведомилась она. – Как только замечаешь эти ваши постоянные вздохи, развидеть потом уже невозможно, как ни пытайся. Агент Дернович с удовольствием испустил еще один вздох, погромче. – А вы есть не хотите? Я вот не позавтракал. – Я перехватила крутое яйцо в отеле. – Примем это за «да». С моста он заметил с левой стороны забегаловку – через улицу от небольшой аптеки. Ничем не хуже любой другой. К тому же, если Королевская конная и правда решит вернуться и задать им парочку вопросов, будет лучше, если сделать вид, что они с Вулф специально их тут поджидают. Колокольчик над дверью звякнул. Малкольм вошел. Заведение вроде бы как раз, какое нужно. Снаружи мост. «Аптека у Бетти» – гласила вывеска. «Прошу, направь мои слова, – взмолился он про себя. – Прошу, пусть мне не надо будет убивать эту Бетти». – Чем могу помочь? – спросил откуда-то изнутри женский голос, не успел стихнуть перезвон. Саму Бетти за полками видно не было. – Бинт есть? – Сейчас глянем, что у нас есть. По проходу между стеллажами к нему двинулись шаги. Малкольм слегка ударился в панику; пришлось взять себя в руки и не дать тут же, на месте, стрекача к двери. Однако появившаяся наконец из-за шкафа с суппозиториями женщина оказалась такая маленькая, такая сдобная, и очки у нее были формой как кошачий глаз… – Ох! – воскликнула она, уставившись на его многострадальное ухо. – Да что ж с тобой такое случилось, голубчик? Малкольм машинально прикрыл ухо рукой. Что отвечать, он придумать не успел. «Меня подстрелили» – скверное начало для легкой беседы. И тут же ее взгляд соскользнул на запястье: рукав у него чуть откатился, открывая голую кожу. И синие знаки на ней. Лицо женщины мигом посерьезнело. Малкольм напрягся, спешно перебирая в голове варианты. Физически он легко возьмет над ней верх, но дальше наверняка придется… – Это что, опять те клятые хулиганы в школе? – участливо спросила она. Малкольм враз отупел. Что это еще должно значить? – Чего? – осторожно переспросил он. Она покачала головой, поцокала языком, взяла его за локоть и повела к полке с бинтами и пластырями. – Я думала, оно все уже прекратилось после того, как утонул тот бедный малыш из Вейлмаунта. Понятно, что ваши здесь большой популярностью не пользуются, но насилие, оно ведь ничего не говорит о жертве, зато очень много – о том, кто его чинит. Она взяла коробку, открыла, вынула ватный тампон. – Я могу сам, – он попробовал перехватить ее руку. – У тебя, стало быть, глаза сбоку головы растут? – саркастически заметила она, промокая кровь, потом взяла большой пластырь, отлепила клейкую часть и очень плотно наложила на рану и дальше, за ухо, на тыльную сторону раковины. – Крови-то сколько, – заметила она. – Я, между прочим, Бетти. – Я Малкольм, – ляпнул Малкольм и сам себе удивился. – Вы пахнете цветами. – Это мои духи, – улыбнулась она. – Называются «Первозданность»[1]. Она двинулась куда-то в глубь магазина, явно ожидая, что Малкольм последует за ней. Он последовал. – Немного экстравагантно для крестьянской Британской Колумбии, но у женщины должны быть свои забавы, ты как считаешь? В задней части оказался прилавок с кассой. Несколько ударов по клавишам, звонок. – Тридцать пять центов за коробку, молодой человек, – сказала она и еще раз ему улыбнулась. Деньги у него были. Где-то плюс-минус пять тысяч долларов в канадской валюте и столько же в американской. В рюкзаке. – Тридцать пять центов у меня найдутся, – кивнул он. * * * – У них тут правда отличное рагу из солонины, – сообщил агент Дернович, углубляясь в свое. – На обед?! – парировала агент Вулф, не без отвращения ковыряя куриную грудку-сюпрем, на вид абсолютно обезвоженную. – Я же говорил, я не позавтракал, – пожал плечами он и отправил в рот еще вилку. – К тому же, когда в Канаде… – Что? – Что? – Когда в Канаде – что? Он поморгал. – Когда в Канаде – жри, как канадец.