– Не бойтесь, – после паузы почти мягко сказал инляндец. – Верша за вами присмотрит. – Хорошо, лорд Тротт, – повторила Алинка, глядя под ноги и заставляя себя не вцепляться в него с просьбой взять с собой, потому что ей до безумия, невозможно страшно оставаться среди этих чужих диких людей. – Вы на редкость покладисты, ваше высочество, – с ледяной иронией проговорил профессор. Склонился, набрал в горсть воды, отпил, снова поднялся. – Обижены на меня? – Нет, лорд Тротт, – буркнула Алина и посмотрела прямо ему в глаза. – Не обижена. – Превосходно, – сказал он, взирая на нее с безмятежностью. – Только обиженных девочек в походе мне и не хватало. Алина улыбнулась сжатыми губами и промолчала. Хотя ей очень хотелось врезать ему по голове. И сейчас, и все время, пока он вел ее на стоянку. Тротт оставил ее сидеть у папоротника, и Алина, опершись о ствол спиной, смотрела в землю – чтобы не привлекать внимания к себе и потому, что часть бойцов разоблачилась, стянув рубахи. На поляне несло крепким мужским потом. Принцессу опять обсуждали, разглядывая мерцающими в темноте глазами и подхохатывая. Она снова захотела пить, но в присутствии Тротта забыла набрать в флягу воды, а к ручью одной идти не решилась. Несколько дар-тени ушли патрулировать местность, и она не хотела наткнуться на них. Краем глаза Алина увидела, что двое мужчин направляются к ней, – и сжалась, напряглась, но тут рядом на мох опустился Верша, махнув подходящим рукой, и те неохотно отошли. А старый воин так же неторопливо, как осаживал особо языкастых, начал рассказывать, как они с бойцами ставили ловушку на лорха несколько декад назад, и как пауков оказалось двое, и как пришлось улетать, а один из отряда влип крыльями в паутину… Алина так заслушалась, что пропустила момент, когда Тротт вернулся – он хлопнул Вершу по плечу и буркнул: – Благодарствую. Тот хмыкнул, поднялся и пошел к воинам, варившим в котле кашу из крупы и сушеного мяса. – Бери нож, – приказал профессор по-лорташски, и Алинка недоуменно посмотрела на него, потом на остальных спутников. Те так и продолжали глазеть. – Лор… Охтор, здесь? – она от удивления не сразу перешла на местный язык. – Здесь, – подтвердил он спокойно, и Алина больше не стала спорить. Положила сумку на землю, достала нож. – Бей. Она нервно бросилась на него, и он отклонился, развернулся, приставив нож ей к горлу и крепко прижав к себе – не дернешься. – Плохо, – сказал недовольно. – Еще раз. – Эй, Охтор, – раздалось веселое от костра, – зачем девку портишь? Порежешь, кожа нежная… – Девок по-другому портить надо, – поддержал его другой. Бойцы загоготали. Алина, выдохнув и чувствуя, как заливается краской, бросилась на Тротта, замахиваясь, – и он снова увернулся, с каменным лицом выворачивая ей руку и заставляя согнуться и выронить нож. – Плохо, – повторил он. – Ты все еще боишься поранить меня. – Я так не могу, – прошептала принцесса и подняла на него злой взгляд, кривясь от боли в вывернутой руке. – Они смеются, смотрят. От костра присвистывали, советовали щупать крепче. – Это все не должно тебя отвлекать. Еще раз, – потребовал он. И Алина, сжав от обиды губы, нырнула к нему, целясь под ребра, и, когда он дернулся перехватить, ударила крылом в лицо, нарочно, сильно, и, зажмурившись, полоснула ножом наискосок. Кажется, его она задела – но руку перехватили, ее саму развернули спиной, зажали горло локтем. – Удушишь так! – крикнул кто-то укоризненно. – Суров! – Да дай нам, мы ее пожалеем! Алина сжала кулаки. В этот момент она ненавидела и этих крылатых шутников, и весь этот ужасный мир, и даже… – Я вас ненавижу! – процедила она по-рудложски. – Говори по-лорташски, – сухо напомнил профессор ей в ухо. – Почему не вырываешься? Не сопротивляешься? – Я не могу так, – прошипела Алина. – Не могу! – Все это неважно, – ровно сказал он и отпустил. – Неважно, запомни. Еще раз. Алина мрачно посмотрела на него, исподлобья, чуть качнулась в стороны, с сопением втягивая в себя воздух, и бросилась вперед. Когда Тротт достаточно повалял ее по мхам полянки, и от усталости ей стали безразличны комментарии веселящихся бойцов, и подниматься на ноги стало очень трудно, инляндец протянул ей руку и так же ровно сказал: – Достаточно. Иди, помоешься. Алина посмотрела на испачканные землей руки, на грязную одежду, молча подхватила сумку со сменной сорочкой и штанами и пошла вслед за ним под советы бойцов, как Охтору следует девку утешить. Губы ее дрожали, но она ни за что бы сейчас не расплакалась. Алина была измотана, обижена и зла, в голове гудело, в горле царапали рыдания – и, когда Тротт остановился на берегу, стягивая рубаху, она шагнула к нему, размахнулась, видя, как изумленно расширяются его глаза, только показавшиеся из ворота, и от души влепила ему пощечину. Голова его мотнулась в сторону, а ладонь у нее заболела. – Хороший удар, – проговорил профессор сухо, высвобождая стянутые рукавами руки, – и Алинка с мычанием, без слез, заколотила по его груди кулаками. И колотила до тех пор, пока он не взял ее на руки и прямо в одежде не бросил в воду. Алинка вынырнула, хватая ртом воздух, провела ладонями по мокрому лицу. С волос стекала вода, и она чувствовала себя униженной и несчастной. Тротт стоял на берегу и смотрел на нее мерцающими глазами. Пахло мхом, сырой землей и свежей водой, и словно в насмешку поблизости весело верещала парочка местных ящеров. – Не я оскорблял вас, – сказал он тихо. – Но вы могли бы провести занятие не у всех на глазах, – принцесса зло шлепнула ладонью по воде. – Вы же знаете, что здесь за люди! – Именно поэтому я и поступил так, а не иначе. Потому что вам нужно уметь защищаться в любых условиях, Алина. Вы слишком подвержены эмоциям. Она много чего могла бы еще сказать – но не стала, молча выйдя из воды. Молча она помылась, поглядывая на отвернувшегося Тротта, молча нанесла мазь на натертую кожу – и потом, вернувшись на поляну, так и не сказала ему ни слова. Максимилиан Тротт Принцесса, поужинав, уселась на краю полянки, у того же ствола, у которого ранее ждала Тротта, слушая байки седоусого Верши. Макс расположился у костра, переговариваясь с бойцами, доедая кашу и периодически поглядывая в сторону угрюмой спутницы. Щека его горела, и он мрачно думал, что пережимает, и серьезно пережимает. Но зато добился своего – теперь она относится к нему не лучше, чем в начале знакомства. И это было хорошо. Потому что он достаточно долго жил, чтобы понимать, что именно видит в глазах Алины Рудлог, когда она смотрит на него. И что ему хочется сделать в эти моменты. – А я просыпаюсь и думаю: вот диво-то! У меня в том мире в купальне чаша стоит железная, огромная, и в нее вода горячая сама из стены льется! Ванна называется! – А если вернемся мы, как думаете, как жить-то будем? Там все совсем другое. – Источник подскажет как. Подсобит. – А я воюю. Не повезло: здесь эти твари, а глаза закрываешь – и там те же твари. Оружие чудное в том мире. Труба, а из нее огонь льется. Охонгов легко палить такой. Утреша Макс, краем уха слушавший эти разговоры, снова покосился на принцессу – она, прислонившись боком к папоротнику, безучастно смотрела куда-то в сторону, и красноватые отблески костра играли на ее лице и крыльях. – Умаялась девка-то, – вполголоса сказал один из дар-тени, Утре́ша, тот, что первым предлагал за нее золото. Он штопал куртку, которой зацепился за сук, разложив ее на коленях. Куртка была кожаной, крашенной охрой в тускло-красный. – Но хороша, не жалуется. Наша порода, сразу видно. Не то что мои бабы. – Суров ты с ней, – поддакнул второй, молодой. – Как бойца учишь. Макс пожал плечами, продолжая жевать. Ответов эта болтовня не требовала. Трогать принцессу никто не тронет – еще в поселении решили, и, даже если соблазн у кого есть, попробуют умыкнуть – его свои же порешат за нарушение соглашения в пути. До похода на поединок за принцессу никто не решился, а после, в долине Источника, могут и попробовать вызвать его. – А я бы ее берег, – пообещал Утреша, словно подслушав его мысли. – И золота бы за нее не пожалел. Спала бы у меня на перинах, ела вдоволь, только взор услаждать оставалось. – Только взор? – хохотнул кто-то еще. – А что? – серьезно парировал Утреша. – С бабами я не суровый, а эта вот какая нежная, красивая. Обижать не буду, женой возьму. – Да тут каждый возьмет, – отвечали ему почти хором. – Охтор еще ее так пару раз поломает, и она сама от него сбежит, – хохотнул седоусый Верша. – Вон как обучает.