– Кровь почуяли, – сдавленно сказал Верша. – Вот что, девка. Бери мою сумку, – он впихнул ей свою ношу. – Лезь на дерево. Я уведу их, а как скроемся из виду – слезешь, побежишь вон туда, видишь? Недалеко тут, шагов пятьдесят, сто от силы. Держись по хребту, так сможешь дойти до ближайшего поселения, если я не вернусь и Охтор не сладит. Ну, лезь! – он ободряюще хлопнул ее по плечу и подставил сложенные ладони. Алинка, дрожа от страха, оттолкнулась ступней от ладоней дар-тени, зацепилась за выступ на стволе папоротника, кое-как подтянулась, полезла наверх, в крону, и спряталась там, в огромном завитке новорожденного листа. Она залезла высоко и видела все, что происходило потом. И как Верша, не пытаясь взлететь, бежит наперерез идущим к дереву, где она спряталась, охонгам. Как сворачивают за ним инсектоиды, бросаясь в погоню, как нагоняет седоусого первый охонг – и Верша разворачивается, чтобы дать бой. Убивает одного врага, другого, отходя все дальше и дальше, уводя наемников от нее, чтобы она могла уйти. Но Верша не видит, что путь ей все еще закрыт – ловчих куда больше, чем показалось сначала, и ей никак не пройти. А со стороны реки бегут еще преследователи, и лес теперь кишит ими. Верша бьется, падает на колени, пробитый стрелой, метает нож в одного из врагов – и тут его накрывает сетью, его с хохотом тащат за собой по земле, осыпая стрелами и ударами, в грудь ему входит лапа охонга – и чудовище отрывает ему голову. Алинка сунула в рот кулак, чтобы не дать прорваться рыданиям. Ее трясло. На поляне меж папоротников охонги продолжали рвать тело Верши, ловчие же, спешившись, разошлись во все стороны – видимо, искать ее. Все погибли… все. Все погибли. Все. Она неслышно заскулила от жалости, кусая кулак и глядя то на кровавое пиршество, то назад, на лес за рекой. Все. И лорд Тротт? Нет, нет! Боги… все погибли. Все. Мимо папоротника, на котором она сидела, прошел охонг, ворочая большой башкой. Остановился у корней, потоптался. С его спины спрыгнул наемник, встал у ствола и начал справлять нужду. Поднял голову – и Алинка отшатнулась, вжалась в стенки своего убежища, задержав дыхание. Сердце стучало как сумасшедшее. Увидел? Нет? Но никто не орал «лови ее», не слышно было шагов, и она так и сидела, закостенев от напряжения, напряженно слушая то, что происходит внизу и перекрикивания ловчих. – Да не один он был, точно! С ним девка была! – Девка, девка. Там разве разглядишь в потемках? Второй точно был крылатый, а девка или мужик, кто там разберет. Искать надо. – А если и была, не ушла ли уже за границу? Мы туда попытались сунуться, нас крутить начало, по кругу водить. – Если ушла, то тха-нор точно скормит нас охонгам. Так что надо искать. Здесь она должна быть. Сам подумай, как ей проскользнуть было? Разве что воздухом, но там с раньяров бы заметили… Из ее убежища сквозь резные края огромного папоротникового «завитка» была хорошо видна полянка, где настигли Вершу. От его тела отогнали охонгов и сейчас короткими топориками обрубали черные крылья. От чавкающих глухих звуков разрубаемой плоти Алина вздрагивала. – Перо мне! – заорал снизу, из-под дерева наемник, справлявший нужду. Так громко, что Алинка от испуга дернулась и чуть не свалилась. – Моя доля! На окихи́н продам! «О́ких» – ритуал. «Окихин» – ритуальные предметы? Да какая разница. Какая разница!!! Накатила слабость, еще немного – и можно потерять сознание. Принцесса потрясла головой, схватила себя за предплечье и с силой ущипнула. Боль отрезвила, и Алина тяжело задышала, снова и снова щипая себя. Не раскисать. Не раскисать! Охонг со всадником наконец отошел от папоротника, побрел дальше по лесу, втыкая в землю лапы-лезвия. Наемник крутил головой, рассматривая кроны папоротников, склонялся, заглядывая под корни, в норы. Мимо Алинкиного укрытия прошел еще один инсектоид, потом еще – охонги явно чуяли ее, беспокоились, но, видимо, не настолько, чтобы привлечь внимание всадников. Принцесса вжималась в стенку «завитка», укутанная им, как коконом. Так много врагов находилось вокруг, и так тщательно они просматривали лес, что возможности проскользнуть мимо не было никакой. Солнце садилось невозможно медленно, казалось, закат длится уже вечность. А единственная надежда для нее сейчас – темнота. Если ее не обнаружат до наступления темноты, с ночным зрением есть надежда спастись. А лорд Тротт найдет ее. Обязательно. Он должен быть жив. Он обещал. – Обещал, – прошептала Алина дрогнувшим голосом. Раздался гул. На поляну, где к останкам Верши снова пустили охонгов, опускался раньяр. Сел, недовольно перебирая передними лапами; в его фасеточных огромных глазах отражался солнечный свет. Со «стрекозы» сошел человек, и к нему тут же подбежали несколько наемников, кланяясь и что-то говоря. Он хмурился, отвечал резким голосом – Алина видела его жесткий профиль, недовольно поджатые губы. Затем новоприбывший повернулся, и принцесса замерла. Она узнала его – видела, когда выживала в лесу за заливом. Командир ловчих, который огрел плетью подчиненного за невнимательность. Он и сейчас поигрывал ею, слушая наемников, а к поляне один за другим подтягивались их товарищи. Еще один охонг потоптался вокруг ее дерева и пошел туда, где лежали растерзанные останки Верши. Командир бросил на инсектоида хмурый взгляд. Затем провел взглядом по ее дереву вверх. Алинка застыла, но он, дернув губами и отвернувшись, направился к раньяру, на ходу отдавая приказы. Ловчие зашевелились, повели с поляны охонгов. Через несколько минут на ней остался только истерзанный труп последнего защитника принцессы. Раньяра она не видела, но, судя по звуку, он с гулом улетал в сторону реки. Солнце должно было вот-вот сесть. Алина опустила голову, чуть расслабившись. Сил плакать не было. Руки дрожали, губы пересохли. Она потянулась за флягой – пить хотелось ужасно, – и тут над ее убежищем снова загудело, крона затряслась, а в стенке листа-зародыша, в котором она пряталась, появилась прореха. А затем половину его просто сорвало, оставив Алину на виду у огромной стрекозы. И ее всадника – ухмыляющегося командира ловчих, разматывающего сеть. Тело все сделало без участия разума – дернулось в сторону, скатилось, слетело с дерева! Алинка, ободрав руки и стесав щеку о кору, оказалась на земле и понеслась прочь, в сторону пульсирующей навстречу прохлады. Через пару десятков шагов на нее откуда-то сбоку выскочил наемник, схватил за крыло – она ударила вторым, вырвалась, покатившись по земле, побежала дальше. Сзади раздались верещание охонгов, хохот, окрики, и Алина помчалась еще быстрее. Вильнула, еще раз, еще – где-то сбоку пролетела сеть, – снова вильнула, задыхаясь от ужаса. Отпрыгнула от еще одного мужика – но он перехватил ее за талию, и она, как учил лорд Макс, долбанула его затылком в нос, пяткой в голень – но пятка скользнула по сапогу, а наемник, ругаясь, перехватил ее за волосы, тряхнул, ударив наотмашь по лицу. Из носа у него хлестала кровь – а Алина, задохнувшись от удара, слепо царапала ногтями по его куртке. Рука наткнулась на нож – и она вытащила его и ткнула, не глядя, куда-то вниз. Наемник заорал, отпустил ее. Нож криво торчал у него из живота, из распахнутой куртки, рукоятью вниз – вошел точно под ребра. Ловчий рухнул. Алинка, шатаясь, отошла, увидела на своей руке кровь, сглотнула – преследователи окружали ее, настигали – и снова побежала. Защита дышала ей в лицо, манила, звала, умоляла спешить. Должна успеть. Немножко ведь осталось. Должна! Глава 11 Тридцать первое марта по времени Туры, Нижний мир Когда солнце почти ушло за горизонт, а небеса из багровых стали фиолетовыми, Макс Тротт был уже сильно ранен и измотан. Но еще держался. Еще двигался в скалах, давших ему небольшое преимущество – его не могли окружить толпой. Он подволакивал ногу, в теле торчали несколько стрел, один глаз ничего не видел, в голове звенело – получил вскользь дубинкой. Но он еще мог сражаться – и сражался, вырезая преследующих его одного за другим. Вот и сейчас, в очередной раз вырвавшись из окружения и положив трех врагов, он укрылся за теплым камнем, наскоро перевязывая холстиной рассеченное плечо и слушая, что творится поблизости. Враги боялись его и поэтому медлили. Враги не хотели умирать. Но и он устал и начал ошибаться. И если не умрет от потери крови, рано или поздно пропустит последний удар. Над ним загудел раньяр – и Макс вяло удивился этому, «стрекозы» неохотно и редко летали в сумерках. И пусть видимость еще не требовала ночного зрения, дело явно клонилось к ночи. Гул затих, и Макс насторожился. Слишком долго никто не шел в атаку. А через мгновения раздался зычный крик. – Эй, Охтор! Ты, говорят, здесь? Зализываешь раны? Макс усмехнулся, продолжая обматывать руку. Сейчас наверняка под болтовню обходят его со сторон. – Выходи, колдун! Посмотришь, кого я тебе привел. Макс замер. Рука вдруг задрожала, в ушах зазвенело сильнее, и сильнее навалились и боль, и усталость. – Беленькая, сладкая. Сладкие девки-то у вас, правда? Что скажешь, попробовать мне ее сейчас? А пряталась-то как ловко, хорошо, что я перепроверить решил! Он молчал, напряженно слушая, пытаясь расслышать другой голос. – Позови его, девка! Звук удара, от которого Макс дернулся, будто ударили его. Молчание. – Говори, глупая баба! Звук удара. Молчание. Свист плети и тонкий, едва слышимый вздох-вскрик. – Выходи, колдун! Насмерть забью бабу твою! Вскрик Алины. Ее вскрик. И ругательство с хохотом. – Укусила, бешеная тварь! Ну надо же! Ах ты… Колдун! Слышишь, колдун? Я сейчас кишки из нее наверчу. Знаешь, что наверчу. Выходи! Макс закрыл глаза и провел ладонью по лицу. И выдохнул. Боги, как же ты попалась, девочка? Как? – Иди сюда, – заорал он нору в ответ, – попробуй из меня навертеть. Из бабы-то каждый сможет! Иди, умрешь как воин, а не как собака! – Не бережет он тебя, девка, – с усмешкой сказал Хенши. – Условия ставит. Зови его! Снова удар плети. Всхлип, словно проглоченный, придушенный принцессой. Он слышал ее тяжелое дыхание и сам дышал тяжело. Ему не обойти их, чтобы напасть и попробовать отбить, да и Алину успеют убить раньше. – Упрямая баба, – громко похвалил ловчий. – Но у меня заорет. А может, кровь ей ножом пустить, колдун? Или палец отрезать? Или ухо? У-у-у, кожа тоненькая, гладенькая. У жрецов она быстро умрет, без боли, а я всю ночь могу ее на кусочки тут нарезать, тебе на радость. Выдержишь? Макс снова выдохнул. И выступил из-за скалы. Отсрочка, нужна отсрочка. Выиграть время и ее жизнь. Оценить обстановку. Нор Хенши стоял в расщелине между скалами, в которой лежало несколько трупов, держал Алину за волосы спиной к себе, прикрываясь ею, и легко водил ножом ей по горлу. Принцесса, с кровоточащей ссадиной и синяками на лице, смотрела на Тротта огромными сухими глазами, в которых плескались страх, боль и безнадежность. Вокруг расположились наемники, целясь в Макса из арбалетов. – Хорошо, – прищурился ловчий, толкая Алину назад. Ее тут же схватили за руки, а Хенши махнул кому-то, и Макс не успел дернуться – на него напрыгнули сверху, завалили на землю, ударили по голове, и он потерял сознание. Алина, схваченная двумя наемниками, видела, как падает лорд Тротт, как его, уже не реагирующего, с хохотом пинают, как вяжут, приматывая к телу крылья, руки, и кусала губы, чтобы не разрыдаться. Все из-за нее. Она попалась, и теперь их обоих убьют.