Один из всадников послал своего тха-охонга в ров, и инсектоид, послушный воле хозяина, под градом выстрелов спустился в мутную от дождя воду, поджав лапы и почти полностью погрузившись в нее. Всадник скользнул в ров, спасаясь от выстрелов, укрылся за спиной тха-охонга, образовавшей мост. Следом направился в воду второй… и третий! – и по спинам трех гигантов полились к стенам охонги. А за ними зашагали и тха-охонги. Дождь все хлестал. Чудовища у стен напарывались на минные растяжки, умирали от полыхающих горючих коктейлей и выстрелов гранатометов, но все лезли вперед, по трупам сородичей и людей. Вот они перевалились через стены первого бастиона, вот и первый тха-охонг поднялся на дыбы, став выше крепостной стены и вонзив передние лапы рядом с позициями автоматчиков, – солдаты стреляли, отступая, кто-то бросил в чудовище горючий коктейль, затем еще один. – Бейте! – заорал Бернард яростно, тоже поджигая паклю и кидая бутылку, – и чудовище, в которое прилетело с десяток самодельных бомб, заревело, охваченное пламенем, и обрушилось на своих сородичей у стены. Часть защитников спешно минировала стены форта, а часть прикрывала их и отстреливала оставшиеся боеприпасы – но заканчивались и коктейли, и патроны, и гранаты для гранатометов… волна инсектоидов уже перевалила через стену и под взрывы мин полилась по мокрому плацу. Запах муравьиной кислоты и пороха щипал ноздри; дождь закончился, и на покрытой трупами, залитой водой и кровью брусчатке играли солнечные лучи. Дармонширцы разделились – кто-то укрепился за зданием комендатуры, кто-то за казармами – и продолжали отстреливаться. Подкрепления все не было. – Берегись! – крикнула Бернарду Лариди, расположившаяся с оружием за углом комендатуры. Тут же раздались выстрелы ее тяжелого ружья: бух, бух! – Раньяры! Берни уже сам видел, и от увиденного холодок бежал по позвоночнику: пользуясь затихающим дождем, к форту неслись несколько десятков «стрекоз». Одна из них после выстрелов задергалась, зигзагами полетела к земле, судорожно взмахивая крыльями. Майор все стреляла, с невероятной скоростью перезаряжая ружье, стреляли еще две серенитки – но раньяры снижались. – В укрытия! – крикнул лейтенант Кембритч, понимая, что солдаты не успеют… развернулся – его сбила с ног налетевшая стрекоза, щелкнула челюстями. Всадник сверху что-то крикнул, и Бернарда, выдернувшего пистолет, подхватили крючковатые лапы, проткнув мокрый китель и кожу, и подняли в воздух. Берни, зависший вниз головой, почти теряющий сознание от боли и тяжело дышащий, видел, как раньяры кидаются на оставшихся защитников и с добычей в лапах летят следом. В глазах мутилось, но сквозь туман и гул в ушах он смотрел, как на стены удаляющегося Семнадцатого форта медленно забирается огромный тха-охонг, а рядом второй встает на дыбы. Неслись по дороге к крепости боевые машины и грузовики с подкреплением, но было уже поздно. Его приподняли выше, рядом снова клацнули челюсти – стрекоза, видимо, проголодалась. Всадник рявкнул что-то, и лапы снова опустились, а Бернард от боли ушел в забытье. Глава 5 Ночь с пятого на шестое апреля, Инляндия Люк Дармоншир Люк очнулся от того, что кто-то над его ухом размеренно и настойчиво тявкал на несколько голосов. Пошевелился – и застонал, потому что затекло все тело и ноги сразу свело. Он несколько минут корчился, переживая судороги и хрипя от боли, которая, казалось, никогда не отступит. Но она закончилась, и он вытянулся на мокром песке, весь покрытый испариной и при этом сотрясаясь от холода. В ушах шумело, вокруг была тьма, и он успел испугаться, что ослеп, – но постепенно зрение фокусировалось, выделяя очертания древесной кроны над головой, а затем и огни городов далекой Маль-Серены на горизонте. Ночь. В кулаке болезненно кольнуло. Амулет. Кто-то из водяных духов сражался до сих пор и только что рассыпался водой. Люк дернулся, переворачиваясь на четвереньки, – и застыл на дрожащих руках, разглядев четверых крошечных тер-сели. Они, похожие на черные пятна, сидели в корнях огромного дерева и смотрели на него жутковатыми красными глазами. – Боги, – прохрипел он, – сколько я спал? Псы, понятное дело, не ответили – они разбежались в стороны, наблюдая, как его светлость подползает к стволу и пытается подняться. Ему удалось, хотя закружилась голова и тело повело в сторону, а тер-сели, дождавшись, пока он примет вертикальное положение, пару раз тявкнули и понеслись в сторону моря. – Спасибо, что разбудили, – прошептал Люк им вслед и закашлялся. Во рту было ужасно сухо, шумело в ушах, и сам он, дезориентированный и слабый, никак не мог прийти в себя. Сколько же он спал, сколько? Сейчас ночь… ночь того дня, когда он заснул, или уже прошло два или три, как в прошлый раз? Как же так… он вовремя подпитывался и охотился, но сейчас опять голоден и все равно не выдержал без сна, оставив своих людей без поддержки. На убой. Шум в ушах немного утих, и он наконец расслышал далекие выстрелы орудий. Но если раньше они сливались в канонаду, то теперь были глухими, отдельными – словно последние судороги умирающего животного. Получается, сколько бы он ни спал, сопротивление еще идет. Значит, форты еще не пали! И надо быстрее поохотиться, потому что он ужасно слаб… и тогда уже лететь… Люк оттолкнулся от дерева и медленно, увязая в песке, пошел в сторону моря. Через десяток шагов он кувырком свалился в неизвестно откуда взявшуюся канаву, заполненную морской водой, и несколько секунд лежал в ней, бессильно таращась в черное небо, в котором кружили силуэты знакомых черных теней-змеептиц. – Да что вам надо! – прохрипел он, не в силах подняться. Одна из птиц спустилась ниже и зависла прямо над ним – длинная, тонкая тень. Крылья ее были похожи на клочки черного тумана, и сама она была живой, ледяной тьмой, которая замораживала, заставляла тело деревенеть, а сознание – гаснуть. – Пошла прочь, – зло шепнул Люк, дергая рукой. Пальцы коснулись тьмы – их прошил холод, а странная ночная вестница зашипела, словно впитывая в себя его тепло. И герцог тоже зашипел – от ярости на собственную беспомощность. Выгнулся – птица отпрянула, рванулась прочь вместе с остальными тенями, – а Люк, перевернувшись на живот, перекинулся, за секунды преодолел пляж, поднимая гигантские фонтаны брызг, и ворвался в море очень голодным и рассерженным змеем. * * * – Вставать, грязь! Кто лежать? Вставать! Лейтенант Бернард Кембритч пошевелился, приоткрыл глаза: он лежал в полумраке у какой-то холодной стенки на бетонном полу среди стоящих людей. Руки и ноги были связаны. Сильно несло сыростью, муравьиной кислотой, спертым запахом немытых человеческих тел и испражнений. – Вставать! – Над ним нависал иномирянин, долговязый, одетый в темную одежду, с длинными волосами – все, что успел разглядеть Берни, когда тот, пнув его, взмахнул плетью – и лицо обожгло ударом, рассекшим губы. Лейтенант дернулся в сторону, но свист и звук удара раздались уже рядом. Бернард, облизывая кровь с губ, запрокинул голову: помещение оказалось заполнено людьми, дармонширцами, и под плеть попал один из солдат. Иномирянин-надзиратель шествовал дальше, щедро раздавая удары во все стороны, и он здесь был не один. Орали и работали плетьми несколько человек, еще пара десятков иномирян с оружием стояли в центре помещения, а вдоль стен тяжело поднимались офицеры и солдаты Семнадцатого форта, унесенные раньярами. Были здесь и серенитки. Кто-то не мог встать сам, и ему, как могли, со связанными руками, помогали товарищи. – Кто лежать – пойти на есть охонг! – визжал надзиратель. – Вставать, грязь! Бернард огляделся: они находились в каком-то огромном ангаре, освещенном тусклыми лампами под потолком. Сквозь стыки крыши и огромные ворота просвечивала темнота. Значит, вечер или ночь. У одной из стен были сложены стекла, блестящие листы металла, упаковки красных кирпичей – видимо, ангар принадлежал какой-то строительной компании. У ворот шевелили лапами-лезвиями четыре охонга со всадниками, держащими в руках автоматы. Уже и оружие освоили, твари. Неподалеку снова раздался окрик – к Бернарду приближался еще один иномирянин. Сейчас он остановился шагах в десяти от Кембритча, сложив руки за спиной и с выражением крайнего недоумения рассматривая одну из серениток. – Вставай, малёк, – раздался тихий шепот откуда-то сверху, – потом отоспишься. Не привлекай внимания. Лейтенант Кембритч перевел взгляд на расплывающееся, измазанное грязью лицо майора Лариди, которая стояла у стены почти вплотную к нему. Серые внимательные глаза были ясными, но на лице виднелся кровоподтек, и куртка была разодрана. Берни перекатился на колени и попытался встать. Не вышло: сильно заболело в спине, под кителем потекло горячее. Серенитка, бросив взгляд на иномирянина, мягко присела рядом, подставила плечо – и Бернард, зажатый между ней и стенкой, кое-как смог подняться. – Баба, отойти! – рявкнул иномирянин, быстро оказавшись рядом. Майор отступила, но на крикуна посмотрела тяжело, исподлобья – он даже сделал шаг назад от неожиданности, а затем, разъярившись, ударил ее по лицу. – Опустить глаза! Баба место у ног! Порченый баба сметь воевать! Берни бездумно рванулся на помощь – майор предупреждающе зашипела, – иномирянин встретил этот порыв кулаком в лицо, а затем перехватил Кембритча за шиворот и изо всех сил ударил головой о стену. – Не сметь мешать наказывать! – крикнул он ему в лицо. Бернард ошеломленно моргал – снова по лицу текла кровь, а внутри кипела смесь из злости, страха, агрессии и беспомощности. И стыда, что не может защитить соратницу. – Второй раз – убить! Иномирянин брезгливо оттолкнул его – Берни ударился о стенку, но смог удержаться на ногах. В голове гудело, спину дергало от боли. – Не геройствуй, малёк, – одними губами проговорила майор, когда враг отошел. – Не привлекай внимания. Моя задача – отвлечь его от тебя, а не привлечь, понял? Он покачал головой. Не понял. – Тебя ищут, – так же неслышно бросила она и замолкла: один из иномирян кинул на нее недобрый взгляд. – Узнали откуда-то, что ты в Семнадцатом. Понимаешь, что будет, если найдут? – Да, – отозвался Бернард, морщась и разминая связанные за спиной руки. – Я все понял, майор. Тем временем всех пленных подняли на ноги. Длинноволосый иномирянин шагал туда-сюда перед строем, всматриваясь в лица. – Я повторять: мы искать брат колдуна! – крикнул он. – Брат колдуна выйти, остальные будут жить рабы! Кто покажет брат колдуна, тот пойдет свобода! В строю угрюмо и тяжело молчали. – Кто брат колдуна? – повторил иномирянин, останавливаясь перед комендантом форта, полковником Си́мерсом. – Говорить! Говорить! – он замахнулся, но не ударил. – Мы не понимаем, – ровно ответил комендант. – Среди нас нет магов. – Колдун, – раздраженно и зло пояснил иномирянин, – правитель Дар-мон-шир, превращаться чудовище змей. Кто брат? – Брат герцога Дармоншира? – уточнил Симерс. – Он служит в армии, но был в другом форте. Я не знаю, в… Надзиратель, не дослушав, ударил его в живот, и полковник со стоном согнулся от боли. – Не врать, грязь! – орал иномирянин. – Пленные быть пытка, три говорить, он быть в этот твердыня! – В другом, – повторил комендант твердо. Иномирянин плюнул в его сторону, повернулся к воротам, свистнул. Суетливо выбежал из ангара в черный прямоугольник дверей один из помощников. А затем через несколько минут в ангар втащили полуголого солдата. Берни услышал, как рядом тяжело выдохнула майор Лариди. Да и сам он содрогнулся, а на затылке выступила испарина. Смотреть на солдата было страшно – замученный, истерзанный человек. Вместо одного глаза зияла окровавленная глазница, на теле живого места не было от ран и ожогов. Ноги его волочились по полу, но он был в сознании и смотрел на строй тусклым уцелевшим глазом. Берни едва узнал его – это был один из дармонширцев, служивших в Семнадцатом форте и оборонявшихся на засеках. – Кто здесь брат колдуна? – спросил у него иномирянин. – Кто? Говорить, грязь, и я отпустить тебя. Обещать. Солдат повернул голову. Задержался на Бернарде, вздохнул несколько раз впалой грудью и повел взгляд дальше. На него смотрели с жалостью и ужасом. Он несколько раз возвращался взглядом к Берни, но смотрел словно сквозь него. Закрыл уцелевший глаз, сглотнул.