Через несколько минут он снова поднялся в воздух. И затем опять метался под сияющими воздушными реками, всматриваясь в них и призывая могущественных стихийных духов. Но духи молчали, словно в насмешку мелькая огромными серебристыми тенями то слева, то справа, с невероятной скоростью проносясь мимо, так что Люка кидало из стороны в сторону. «Ну остановитесь же! – упрашивал он. – Я дам вам то, что вам нужно!» Еще одна тень мелькнула, теперь сверху. Люк, отчаявшийся, раздосадованный – его просто игнорировали, как орущего ребенка, – понесся следом. Но тень была быстрее, и только истончающийся хвост мелькнул рядом, обидно и насмешливо хлестнул по морде раз, другой – и его светлость, разозлившись и зажмурившись, рванул вперед и на третий раз клацнул пастью-клювом. С удивлением понял, что поймал, и изо всех сил сжал зубами кончик воздушного хвоста. Не он один удивился. Впереди раздался недовольный и изумленный рокот – гигантский дух остановился на лету, обернулся, приподнимая хвост с вцепившимся в него Люком на уровень сияющих глаз. Герцог сглотнул, покосился вниз – хорошо, что было темно, но огоньки незахваченных фортов сияли далеко позади едва различимой цепочкой. Змеедух агрессивно зашипел – из пасти его вырвался ураганный ветер, а Люка, еще крепче сжавшего зубы, затрепало, как флаг на флагштоке, – дернул хвостом, и его светлость мотнулся на пару километров в одну сторону, в другую… он бы и рад был уже отцепиться, но от ступора не мог разжать челюсти и болтался на хвосте, как бультерьер на палке, открывая глаза и сразу от ужаса закрывая их. Змеедух снова распахнул пасть, явно намереваясь Люка заглотить, – и его светлость обхватил хвост лапами, да еще и обвил своим хвостом, сжимая клюв сильнее. Не станет же небесный гад жрать сам себя! Тот угрожающе пощелкал зубами почти вплотную, но не решился хватать, раздраженно пошел волнами – и вдруг рванул с места, то и дело встряхивая хвостом и совершая дикие виражи. То он несся вниз и перед самой землей взмывал вверх, едва не впечатывая в нее Люка – и поднимая за собой во тьме деревья с корнями и куски почвы; то причудливо вилял в облаках, заставляя их светиться электрическими разрядами и расходиться серебристыми стенами, то поднимался так высоко, что у его светлости от холода еще больше сводило челюсти и лапы, и он, несчастный, замерзший и в то же время с ума сходящий от адреналина, что-то восхищенно и умоляюще выл в воздушный хвост. Глаза у него наверняка были вытаращены, как у лягушки, на которую наступили, но он все сильнее вцеплялся в стихийного змея, потому что отцепись он, и от скорости, с которой несся дух, его бы размазало по земле или вышвырнуло в безвоздушное пространство. Долго продолжались эти небесные скачки – Люк то мысленно просил остановиться, то выл от восторга, – когда наконец огромный полупрозрачный дух выдохся и замер. Его светлость неверяще разжал лапы. Все так же раздраженно дрожали чешуйки-перышки-ветерки вокруг большого тела, мерцающего серебром в ночи, все так же оно шло волнами – не захватывающими хвост, – а дух смотрел на герцога сияющими глазами и задумчиво молчал. Раздалось оглушительное шипение – рядом с духом, сплетаясь с ним телами, показались десятки таких же гигантов, и через несколько минут Люк висел на одном из хвостов целого небесного змеиного клубка, который извивался, светясь перламутровыми переливами. «Надоедливыйс-с-с с-с-с-червяк! – многоголосо прошуршало у него в голове. – Опятьс-с-с-с ты?» Люк вместе с хвостом в зубах вежливо закивал, стараясь разжать пасть. Не получалось. «Мы говорилис-с-с-с, что проглотимс-с-с-с тебя-яс-с-с-с, ес-с-с-сли побес-с-с-спокоиш-ш-ш-шь?» Теперь Люк замотал головой, пытаясь донести мысль, что жрать его не надо и он еще пригодится. Огромные птицезмеи не впечатлились пантомимой: рванули в стороны, оставаясь сплетенными, и окружили его, похожего на жучка в окружении жадных серебристых ворон, раззявили клювы, заклекотали. Герцог снова зажмурился: сейчас ведь точно съедят. «Ну хватитс-с-с пугатьс-с-с-с змееныс-ш-ш-ш-ша, – раздался в этом клекоте голос разума. Его светлость приоткрыл глаза. В сплетение воздушных чешуйчатых тел вплетался еще один сияющий дух. – А ведь он тебяс-с-с-с поймалс-с-с-с…» Тон вновь прибывшего был явно ехидным, и он смотрел на того, кого так удачно догнал Люк. Стало понятно, что в этом огромном небесном серпентарии не всегда бывает согласие. «Ему простос-с повезлос-с-с-с!» – пророкотал пойманный и опять тряхнул хвостом. Люка мотыльнуло туда-сюда, и, когда тряска прекратилась, он перевел дыхание и снова на всякий случай вцепился в змееветра лапами. «Повес-с-с-с-зло или нетс-с, а мы давнос-с-с-с так не вес-с-с-с-с-с-с-селились…» Огромные духи снова зашипели, но теперь в шипении явно проскальзывали отдельные согласные смешки. «Ктос-с-с пос-с-с-следний с-с-с-сумел?» – продолжал все тот же новоприбывший. В сплетении тел то и дело появлялись все новые стихийные духи – теперь все небо перед Люком сияло и было заполнено огромными извивающимися разумными ветрами. «Лейдор Инландерс-с-с-с… трис-с-с-ста лет назад… – прошелестело с другой стороны. – Но он был королемс-с-с, досссстойным нас-ш-ш-шей помощи». «И я, и я достоин!» – мысленно заорал Люк, у которого не было времени на эти препирательства. Но на него не обращали внимания – и спор начал напоминать бесконечные споры в парламенте. «Дадим ес-с-с-ще шанс-с-с-с?» «И ос-с-с-слабнемс-с-с!» «Он з-с-с-саплатит… И Инлий благос-с-с-склонен… порадуетс-с-с-ся…» Люк наконец-то сумел выплюнуть чужой хвост и отлетел подальше от грандиозного стихийного духа, состоящего из многих змеев-ветров. Те замолчали и уставились на него. «Уважаемые, – прошипел он нетерпеливо. – Пожалуйста. Давайте вы сначала поможете мне, а потом решите, насколько это правильно». «Наглыйс-с-с какой…» «Как все они…» Змеи перешептывались между собой, поглядывая на Люка. Наконец к нему склонилась одна из мерцающих голов: «Ты готов платитьс-с-с?» «Да!» – рявкнул Люк, поглядывая через плечо. Там, далеко позади, в темноте, сверкали слабые вспышки от разрывов снарядов. «Ты отдаш-ш-ш-ш-шь нам с-с-с-с-с-своего с-с-с-с-с-сына»? «Нет!» – его светлость зло клацнул клювом. Затекшая пасть слушалась с неохотой. Гиганты недовольно переглянулись, снова зашуршали. «Тогда пойдемс-с-с долгим путем-мс-с-с-с-с, – прошипел переговорщик. – Отдашь нам то, чего дома не знаешь». «Ну уж нет, – раздраженно фыркнул Люк. – Эту сказку вся Инляндия слышала!» «От нас-с-с и пош-ш-шла», – раздался смешок со стороны духа, который его защитил. «Я ничьих детей отдавать не буду, – твердо сказал его светлость. – Просите что-то еще». «Хорош-ш-ш-шо, – со странной одобрительной ехидцей прошелестели змеи. Все разом – и выжидающе уставились на него. – А что ты с-с-с-сам мож-ш-шеш-ш-шь предлож-ш-шить?» Люк сглотнул. «Себя, – сказал он. – Я отдам вам себя. Только не сразу… после того как победим». Ему показалось, что змеи-ветры как-то удовлетворенно зашикали-засмеялись. «А ты нуж-ш-ш-ш-ше-ен нам? Мелкий ты какой-тос-с-с-с». «И хилыйс-с-с-с-с-с-с-с-с», – поддержали издевательства с другой стороны. «Зато быстрый, – огрызнулся Люк – И зубы крепкие». «Но наглый ж-ш-ш-ше какой… упорныйс-с-с-с…» – восхитился кто-то. Змеи шипели, драгоценные минуты утекали как вода, и Люк не выдержал, сам срываясь в раздраженное шипение: «Великие, могучие и … э-э-э… воздуш-ш-шные. Я понимаю, что ничтож-ш-шен по сравнению с вами и у вас есть вечность на обсуждение и ш-ш-шутки, но у меня ее нет. Времени мало. Заключите с-с-со мной договор. Мне очень нужны ваши помощ-ш-шь и сила». Его снова рассматривали, и выражение сотен сияющих глаз понять было невозможно. «Хорош-ш-ш-шо, – вдруг пророкотали духи. – Но много датьс-с-с не с-с-с-смож-ш-шем. Мы и так ос-с-с-слабли посссле гибели сынов Инлияс-с-с-с… ес-с-с-сли еще потеряем с-с-с-силу, на вс-с-с-сей Туре начнутся ураганыс-с-с-с и бури… поэтому прос-с-си что важ-ш-шно…» Люк поколебался. Нужно было помочь Берни… но он, вздохнув, глухо спросил другое: «Можете помочь закрыть переходы в другой мир?» «Нетс-с-с-с… только с помощью коронованного короля, – отвечали ему, – нуж-ш-шны кровьссс Инлия и нас-с-с-ш-ш-ша сила… иначс-с-се ис-с-с-сякнем и погибнем…» Люк задумчиво сделал перед мордами ветров-змей восьмерку. «Ес-с-сли обещаешь отдать свою жизнь нам по первому требованию, – шелестело у него в голове, – мы напитаем тебя с-с-силой… и дадим одного из-с-с-с нас-с-с в помощь… кто с-с-согласится пожертвовать с-с-собой». «Обещаю, – поспешно повторил его светлость. – Только после победы». То один, то другой змей-ветер приближался к нему почти вплотную, всматривался и снова возвращался назад. «Но с-с-сила не бес-с-сконечна, помни… ис-с-с-спользуй в крайних с-с-с-случаях…» Духи растворялись в ночи, оставляя за собой мерцающие полотна северного сияния. Все, кроме одного – того самого, что заступился за него. Он, не насмешливый более, а серьезный и чуть печальный, окинул Люка взглядом прекрасных сияющих глаз, завертелся кольцом – и, уменьшаясь в размерах, превратился в туманную полосу, что обвилась вокруг лапы герцога тонким серебряным браслетом. * * * Ночь с пятого на шестое апреля У Бернарда Кембритча начался жар: от малейшего движения возобновлялось кровотечение, рану дергало, тело горело и ломало, а от бетонного пола тянуло невыносимым холодом. Руки были связаны за спиной, и правая, на которой он лежал, уже не чувствовалась. Берни то и дело проваливался в забытье. Мимо строя постоянно вышагивали иномиряне, слышался стук острых лап охонгов по бетону. Перед глазами все плыло, и тогда начинал он слышать тихий голос матушки, утешающий его, болеющего, и чувствовать прикосновения ее ладоней к пылающему лицу. Потом наступали моменты просветления – и тогда он видел серенитку, майора Лариди, которая осторожно, чтобы не привлекать внимания, проверяла его рану и исхитрялась касаться его лба связанными за спиной руками. Кто-то из сослуживцев, не выдержав, спал, кто-то едва слышно переговаривался – Берни улавливал, что строились планы побега, но слов разобрать не мог. Да и незачем было. Сейчас он стал бы им обузой. Высокая температура разбалансировала ментальный дар, он то и дело включался, и Бернарда касались агрессивные и тупые отголоски чьих-то холодных сознаний. Чуждых, вызывающих инстинктивное отвращение – он никогда раньше такого не встречал и решил, что от жара начался бред. Он не умел слышать людей, но животные, особенно обожаемые собаки, излучали целый спектр мысленных образов: и любопытство, и страх, и голод, и тягу к гону, и призыв поиграть… Даже насекомые ощущались теплыми, хотя воспринимать их он не умел. Здесь же был холод и заторможенное сонным состоянием желание жрать и убивать. Берни далеко не сразу сообразил, что ощущения идут от охонгов. То один, то другой проходили перед строем – и он, слыша стук их лап и покрываясь испариной от усилий, попытался внушить желание напасть на сородичей или кого-то из иномирян. Собаки легко слышали его мысленные команды и подчинялись, инсектоиды же лишь незаметно замедляли шаг – и трогались дальше. Ему не хватало времени и сил зацепиться за их сознание – те, кто проходили мимо, слишком недолго были в поле действия его дара, а неподвижные оставались чересчур далеко, и он едва-едва ощущал их. К утру он так измучился и ослабел от безуспешных попыток сделать хоть что-то, от жажды, боли и безысходности, что единственным его желанием стало умереть. Броситься на охонга или кого-то из иномирян, дабы его прикончили, и убрать повод для шантажа брата. План его воодушевил – все лучше, чем сгорать тут, на вонючем ледяном полу, мочиться под себя и понимать, что всех все равно убьют. Тяжело дыша из-за горячки, все так же периодами впадая в забытье, Бернард начал шевелить ногами, подтягивая их к себе и слушая, как ходят туда-сюда конвоиры. По боку снова потекло горячее, перед глазами все расплывалось, но он упорно двигал ногами: нужно было сжаться до предела, чтобы в нужный момент перевернуться, оттолкнуться от стены и прыгнуть на врага. Сознание его смешалось – он посмеивался себе под нос, ибо видел уже, как рвет зубами надзирателя, а потом приходило просветление и боль, и он снова корчился, пытаясь подтянуть к себе ноги. – Тихо, малек, ты куда собрал… – раздался шепот майора, но она не успела договорить. Раздался грохот открываемой двери, потянуло по полу холодом, заверещали охонги.