– Сильно замерзли? Алина неуверенно помотала головой, тоже освобождая лицо. – Сейчас под солнцем согреетесь, – пообещал он. – Осталось недолго. Если вы минуту поработаете крыльями, то за этим склоном, – он кивнул на взгорок, над которым они летели, – увидите долину Источника. До нее не больше часа. Принцессу как током ударило – она встряхнулась, поспешно сунула ткань за пояс, несколько раз хлопнула крыльями и, забыв про усталость, холод и удручающие картины последних часов, понеслась вперед. А через минуту действительно увидела обещанное и замерла, пытаясь найти в себе счастье от того, что добрались, несмотря ни на что. Но счастья не было. Было облегчение, сильно подпорченное страхом, что все окажется зря, усталостью и тревожным предчувствием. Впереди, меж расступившимися пологими пиками, посреди серой холмистой пустыни виднелась долина, чуть скрытая белесой взвесью, окруженная кольцами земляных валов и черных скал. Внутри колыхалась темная дымка, из-за которой долина напоминала озеро, и единственное, что можно было разглядеть – небольшую возвышенность посередине, похожую на остров и на удивление покрытую зеленью. Принцесса изумленно обернулась к спутнику. – Лорд Макс, но это в-ведь выглядит как…. – Метеоритный кратер, – подтвердил Тротт, продолжая движение. – Диаметром около пятнадцати километров, насколько я могу судить. Если бы не эрозия и отсутствие деревьев, это не было бы так очевидно – раньше ударные валы и часть скал не видно было из-за крон. – Еще одна загадка, – пробормотала Алина вымученно, следуя за спутником. Ее снова начало потряхивать от нервов и холода, а пульсация Источника уже отдавалась пляшущими пятнами в глазах. – И не самая важная, – откликнулся инляндец. Посмотрел на нее и усмехнулся, хотя глаза были серьезными, тревожными. – Хватит бояться, ваше высочество. Мы почти у цели. Поздно бояться. Или рано: мало ли что нас там ждет. И с этим воистину воодушевляющим заявлением он ускорился, заставив принцессу, нервно засмеявшуюся, поспешно нагонять его. Когда они добрались до долины, снова хлынул дождь. Алина с Троттом под потоками воды зависли перед узким проходом в черных скалах, округлым частоколом вставших между горами. Дальше пролететь не удалось – невидимая преграда закрывала проход. – Отец! – громко крикнул лорд Макс. – Великий Черный! Мы пришли! Темная дымка безучастно клубилась за оплавленной и растрескавшейся стеной, поднимаясь до ее краев, и слышен был только шум дождя и свергающихся со склонов грязевых потоков, которые текли вдоль скал, не попадая в долину. Принцесса, дрожащая, как листик на ветру, расстроенно вцепилась спутнику в ладонь – и тут пахнуло на нее лаской и радостью, и она задохнулась от ощущения, будто с высоты ухнула в бездну. Затряслась земля, загудев, туман в чаше долины пошел волнами и отступил к холму в центре, оставляя за собой темные клочья и обнажая совершенно живой лес, поливаемый дождем из низких туч. Он был такой ярко-зеленый, что хотелось протереть глаза. Тротт вдруг выругался, дернул Алинку назад – в руке его появился клинок, а принцесса испуганно ахнула. Из клочьев темной дымки у входа, в пяти взмахах крыла от них соткалась серебристо-черная змеептица размером со скалу. Глаза ее сияли зеленью. – Мамочки! – прошептала принцесса, задирая голову. – Богуславская, назад! – сквозь зубы приказал Тротт. В руках его появился второй клинок, он поднялся выше, готовый защищаться – и тут противница его зашипела, распахнув длинную змеиную пасть… и, развернувшись, полетела под дождем прочь, то и дело оглядываясь на путников, замедляясь и настойчиво взвизгивая, как электропила. Алинка сглотнула от облегчения. Лорд Макс обернулся к ней, убирая клинки. Лицо его было бледным. – Это же сомнарис! – крикнула принцесса, подлетая к нему и хватая за мокрые пальцы. – Сомнарис! Я их видела в энциклопедии стихийных духов! Он не стал нападать! А глаза такие же как у нас, правда? Смотрите, какой большой! Откуда он здесь? Тротт вдруг усмехнулся, глядя на нее, и рассмеялся, подняв глаза к небу. По лицу с черных волос текла вода. Алина озадаченно, а затем и обиженно замолчала. – Полагаю, оттуда же, откуда и мы, – хрипло сказал он, улыбаясь. – И сейчас он работает нашим провожатым. Поспешим, принцесса. Видимо, в этот раз препятствий не будет. Сомнарис летел неспешно, лениво взмахивая крыльями над зелеными кронами, а Алина во все глаза разглядывала его, только чтобы не дать воли панике. Ее уже колотило крупной дрожью, и казалось, еще немного, и она упадет в обморок. Зеленый холм был окружен озером, покрытым сейчас дождевой рябью. Когда они подлетели ближе, стали видны проломы и пещеры, зияющие на склонах среди мокрого пышного леса. Около одной из пещер у подножия холма и завис дух Смерти, покачивая крыльями, – издалека создавалось впечатление, что он с кем-то разговаривает. Когда Алина с Троттом приземлились, молчаливый их проводник развеялся все той же темной дымкой. – Нам нужно туда, как думаете? – шепотом поинтересовалась принцесса дрожащим голосом, заглядывая в широкий провал, окруженный папоротниками. За спиной их шумело от дождя озеро, из пещеры тянуло холодом. – Вам нужно сюда, – раздался скрипучий и глубокий голос сбоку. От звуков его словно ледяной крошкой по телу ударило. Алинка с визгом подпрыгнула, чуть не потеряв сознание от ужаса, а Тротт мгновенно развернулся, рукой задвигая ее себе за спину. Принцесса, тяжело дыша, сжалась за ним – слышались какие-то хриплые отрывистые звуки, – а убедившись, что инляндец недвижим и никто на них не нападает, выглянула из-за его крыла. И наткнулась взглядом на крупного ворона, который стоял на пеньке, переступая с лапы на лапу, задрав клюв к небу и издавая каркающие звуки. Не сразу она поняла, что обитатель холма смеется. Он совершенно точно не был обычным вороном: cловно высеченный из блестящего черного обсидиана, с зелеными глазами и седыми туманными полосами на крыльях. На груди его сияла рваная рана размером с кулак, похожая на истекающий хрусталиками света провал, а вокруг клубился энергетический кокон такой мощи, что пространство преломлялось, как в призме, в глазах рябило, и птица казалась заключенной в хрустальный шар. – Ис-сточник? – пораженно и даже немного укоризненно спросила Алина, не проявив должной почтительности исключительно от нелепости происходящего. Ворон, продолжая посмеиваться, повернул голову боком, разглядывая ее, зелень в глазах сменилась глубинной тьмой, и принцесса, замерев, задрожала под его пронзительным взглядом. – Не бойся, маленькая пташка, – ее словно ласково погладили по крыльям, и она неуверенно улыбнулась. Голос у ворона был густой, бархатный, бодрящий, и, как только он прекратил смеяться и заговорил, сразу стал похож не на сумасшедшую птицу, а на древнее и могущественное существо. – Птенчик, который не мог появиться, но появился – мнится мне, только волей Любви, сестры моей. Ты развеселила меня своим визгом: забыл я уже, как пугливы женщины, что такое веселье и как приятно оно. Я ждал тебя. Вас обоих ждал с момента, как ты пришла на Лортах. Стоило привыкнуть, и оказалось, что слова его не секут льдом, а мягко сжимают морозными волнами. Ледяные потоки, заворачивающиеся вокруг ворона, чуть замедлились, и у Алины перестало рябить в глазах. Зато снова стала ощущаться тревожная пульсация, которую принцесса почувствовала с утра. Рядом зашевелился Тротт, опускаясь на колени и склоняя голову. Пятая Рудлог, опомнившись и ругая себя за непочтительность, поспешно последовала его примеру. – Здравствуй, великий Корвин, отец дар-тени, благословенный Жрец Смерти, – произнес профессор сдержанно. – И тебе здравствуй, дерзновеннейший сын мой, – благосклонно отозвался Жрец. – Хорошо, что решился ты прийти еще раз. До этого не давал я тебе войти, ибо не было тому ни надежды, ни смысла, а силы мои и тогда уже были на исходе, чтобы снимать защиту и потом снова ставить ее. – Значит ли это, что сейчас смысл есть, Великий? – остро поинтересовался Тротт. – Есть, сын мой, есть, – прокаркал ворон, поворачивая голову и пристально рассматривая уже его. Глаза снова сменили цвет, засияв зеленью. – Теперь ты не один. Встаньте, дети мои. – Бог величественно повел переливающимся, словно отлитым из черного стекла, крылом, и от движения этого по телу принцессы побежали покалывающие разряды. – Мне приятна ваша почтительность и смирение, но поза сия неудобна, а нам предстоит долгий разговор. Алина вслед за лордом Максом поднялась, поглядывая на прародителя с робким любопытством. В голове крутилось много вопросов, но сердце колотилось от благоговения и страха. Не верилось, что долетели, не верилось, что наяву видят бога, что вот-вот вернется она домой… вернется же? Ворон усмехнулся, мерцающие зеленым его глаза смотрели устало и лукаво. – Несмотря на то, что ты больше Красная, чем Черная, вижу, моя кровь в тебе сильна. Как и в спутнике твоем. Пытливость – первое свойство моих детей. Слышу я твои вопросы, птенец. Хочешь ли ты задать их сейчас? Принцесса смутилась, краснея и придвигаясь к Тротту. – Я б-боюсь, – призналась она сипло и тихо. – Люди всегда испытывают страх в моем присутствии, даже мои дети, – прокаркал ворон невозмутимо и высокомерно. – Я же Смерть. Ты привыкнешь, а пока разрешаю тебе молчать. – Спасибо, – на всякий случай пробормотала Алина, смущаясь еще больше и ужасно сердясь на себя за это. Дождь закончился, из просветов в облаках на пышной зелени вокруг заиграли солнечные пятна. Сразу стало теплее, хотя промокшая одежда мешала, в обуви хлюпало. Корвин покосился на небо и, хлопнув крыльями, перелетел под свод пещеры. – Не люблю местное солнце, – сказал он брезгливо. – Оно чуждо мне, а я ему, потому старается извести меня. Все остальное терпеть могу, а от солнца в тень или под землю ухожу, иначе выжигает стихию мою. Из темной пещеры показался еще один сомнарис, но куда меньше того, что провожал их, всего лишь размером с быка, – подполз к ворону, и тот, крошечный на его фоне, ласково потрепав духа крылом по длинной змеиной голове, продолжил: – Вы дошли, и знаю, чего это стоило, но слишком долго я вас ждал. Еще немного, и я развоплощусь: последнее нападение подкосило меня, стихия моя коллапсирует, требует пищи, чтобы жить; а защита сокращается все быстрее, потому что не могу я больше ее питать. Я сильно ослаб, хотя после ударов врага невольно поглотил виту с окружающих гор, сотряс их, окутав тлением и чуть не добравшись до убежищ, где живут дар-тени. Но если им мой голод не причинил бы вреда, то люди Лортаха, что ушли под мое покровительство, погибли бы. Алина представила, что добрые и несчастные Венин и Далин с сыновьями и все ушедшие люди превратились бы в высушенные мумии, как увиденная накануне косуля, и прерывисто вздохнула. – Я не желаю этого, птенец, – взглянул на нее зелеными глазами бог-ворон. – Это мои люди, хоть тела их и души принадлежат другому миру. Пусть вита, дыхание Предвечного Творца, – единственная доступная мне здесь пища помимо отзвуков долетающих с Туры молитв, не сильно она продлит мое существование, даже если я выпью все живое на планете. Агония все равно настигнет меня рано или поздно, но перед развоплощением я вернусь в первотворное состояние, неразумное, дремучее, и тьма моя уничтожит не только этих людей, но и половину континента, прежде чем истаять. Принцесса невольно покосилась в сторону голых гор – даже с расстояния в несколько километров было видно, как по мертвым склонам сходят огромные оползни и сели, не проникая за черные скалы. – Великий, ты говоришь, что долго ждал нас, но позволь узнать, зачем? Ты ведь перенес меня и Венин из Лакшии, – вдруг проговорил инляндец. Принцесса изумленно посмотрела на него – слишком свободно и спокойно он разговаривал с высшим существом. Она-то все больше боялась рот открыть. – Я постоянно сомневался, стоит ли вести ее, – Тротт качнул головой в сторону Алины, – сюда, потому что думал: если она нужна тебе, то почему ты не призвал ее сам? В глазах ворона мелькнула опасная тьма – пятая Рудлог вздрогнула, опуская голову от рванувшейся в стороны мощи, напрягся Тротт, тоже склоняясь. Прародитель был ласков, но ни это, ни его нелепый облик и голос, иногда переходящий в карканье, не могли скрыть силы и величия. – Не считай меня всемогущим, птенец. Моих сил едва хватало, чтобы все это время прикрывать вас от взглядов местных богов и держать защиту, – величественно проскрипел Корвин, в этот момент едкостью опять напомнив Алине Макса. – Я бы и не стал рисковать, растрачивая оставшиеся крохи своей стихии, но иначе ты бы умер там, в море у Лакшии. Для того чтобы спасти тебя, я пожертвовал устойчивостью щита и защитой других детей моих. С тех пор он и стал проседать. Маленькой Красной пташке я уже ничем не мог помочь, кроме как поговорить с ней во сне; я надеялся, что смогу еще обратиться к ней, но после сил не хватило и на это. Как и на то, чтобы подсобить вам в твердыне. Я слаб, – каркнул он устало, показавшись вдруг маленьким и печальным, и сомнарис, ластящийся к нему, ткнулся еще раз под крыло, словно в утешение, и скрылся в пещере. – Слаб. У меня мало времени, а для того, что я задумал, мне придется снова взять виты этого мира и удержаться, чтобы не уничтожить его. – Прости за дерзость, – сдержанно произнес профессор, выпрямляясь. – Не будь ты дерзок, не смог бы провести ее сюда, – по-отечески усмехнулся ворон. – Но ты ведь знаешь, зачем мы пришли, великий? – спросил Тротт. Пятая Рудлог прижалась к его плечу, застенчиво рассматривая бога. – Знаю, как и все ваши вопросы; на все вы получите ответ, – проговорил Корвин, вновь сжимая принцессу морозными тисками своего голоса. – Но сейчас прервемся: помню я с человеческой жизни, что долгие разговоры лучше вести, вкушая пищу, а тела людей хрупки. Вам нужно отдохнуть и согреться. Он распахнул крылья и мягко взмыл в воздух, и вокруг него, очертив птичий контур, как на негативе, засияло черное солнце, полное леденящей тьмы. Алина, лишь на мгновение заглянув в нее, содрогнулась от ужаса и зажмурилась – показалось ей, что смотрит она в бездну, в которой нет ни света, ни цвета, ни жизни, и, если посмотреть еще секунду, бездна эта поглотит ее, не оставив ни имени, ни памяти. Пальцы Тротта сжали ее руку, и принцесса открыла глаза. Из слепящей тьмы соткался старик – высокий, горделивый и стройный. Он напоминал бы странствующего мудреца, если бы не широкие плечи воина, большие ладони и величественная осанка. На бледном узком лице выделялись крупный нос и хищные, необычно круглые зеленые глаза. «Точно совиные, – подумала Алинка, – или вороньи». Длинные черные волосы его были припылены сединой, брови, идущие вразлет как крылья, тоже были седыми. Из груди сквозь темные одежды сочился свет, очерчивая контуры раны. – Так вам будет привычнее, птенцы, – Черный Корвин посмотрел на свои руки, и в них появился тяжелый кривой посох, вырезанный из узловатого дерева и украшенный серебряным набалдашником. – Так выглядел я в конце моей туринской жизни. Идите же. – Голос бога стал повелительным, и он указал посохом куда-то вправо. – У самого берега найдете вы родник. Расположимся в тени под кронами деревьев, и, пока я буду говорить, приготовите пищу: долго не было у меня никаких желаний, но раз принял я человеческую форму, хочу вспомнить и вкус еды. Мягко и мирно плескала вода в озере, иногда бросая на папоротники бледные пятна отраженного солнечного света – небо почти все было затянуто тучами, и редкие просветы быстро пропадали. Лорд Тротт развел костер и сейчас на плоском камне, выступающем из воды, потрошил длинных, похожих на угрей рыб, которых таскали сомнарисы. Черный Корвин сидел на траве, прислонившись спиной к стволу, и умиротворенно наблюдал за своими созданиями, которые выползали из воды, аккуратно клали рыбу на берег и подходили к богу ластиться. Алина, поставив котелок на огонь, села перебирать крупу, поглядывая на прародителя. Говорить он не торопился, а она начинать разговор не смела, да и думать пыталась поменьше, чтобы не смущаться из-за услышанных Черным мыслей. Жрец то гладил сомнарисов, то перекатывал и крутил в ладонях посох, иногда задумываясь – и тогда фигура его становилась той самой сплошной страшной тьмой, от которой тянуло холодом. Но стоило ему двинуться, как снова вылеплялись лицо, и бледные руки, и вполне человеческое тело, и посох. Принцесса так заворожена была этими превращениями, что застыла с открытым мешком на коленях, с крупой, зажатой в горсти. Бог снова потер в ладонях посох, улыбнулся слабо. – Дивно, – проговорил он, взглянув на Алину, – и посоха того уже давно нет, а только воспоминаниями о нем радостно мне. – Он по-птичьи склонил голову, прислушиваясь, повернулся к лорду Максу. – Умерь свое беспокойство, сын. Есть еще время. – Я услышал, что ты на грани, великий, – отозвался тот спокойно, отсекая голову у очередной рыбины. – Разве нам не нужно поторопиться?