Я не знала. Я вообще потеряла нить беседы. Питер, все так же прислоняясь к стене, с сигаретой в углу рта, сощурившись от дыма, запустил пальцы Каре в волосы, поближе к коже, и стал вытягивать одну прядь за другой, а она смотрела в окно. Казалось, они так любят друг друга. Я старалась как-то осмыслить увиденное утром в церкви, крики, которые доносились из этих комнат, всхлипы Кары в ванной, которые я подсмотрела через глазок, и предупреждение Виктора. Но все эти впечатления подавляла реальность перед моими глазами. – И вот мы здесь, в Линтонсе, – объявила Кара. – Сидим на подоконнике, знакомимся с новой соседкой. Она закинула руку к затылку, Питер взял ее, сжал, выпустил. – И вы тоже, – добавила Кара. – Я тоже? – переспросила я. – И вы тоже здесь – приехали изучать сады. – Она изогнулась, чтобы посмотреть на Питера, который уже отделился от стены и теперь шел через комнату в кухонный уголок. – Ты ведь мне сам об этом рассказал, Питер? – Извините, да. – Мой собственный голос мешал мне, точно эхо в телефонной линии. – Я пишу отчет о причудливых постройках и другой садовой архитектуре. Для мистера Либермана. – Отчет? – Питер потушил наполовину выкуренную сигарету в тарелке, оставленной на столе, и достал из холодильника обшарпанную кастрюлю. – Черт возьми, а я-то собирался просто набросать на клочке бумаги несколько абзацев насчет этого дома. Смотрите не переплюньте меня. – Он указал на меня пальцем и наполнил свою жестяную кружку из кастрюли. – Господи, да я и не захотела бы, – отозвалась я. – То есть… Я поерзала на подоконнике, и жесткое белье скрипнуло. Громкий неловкий звук, который никто из нас не стал комментировать. – Фрэнсис, – проговорила Кара, – он вас дразнит. – Засмеявшись, она поменяла положение ног, и я уловила проблеск снежно-белого бедра. – Питер над всем издевается. Вам придется к этому привыкнуть. Я тут же поняла тайный смысл ее слов: она уже решила, что мы будем чаще видеться, они уже планируют еще раз пригласить меня в эти комнаты. Может, мы даже подружимся. Может, это так и делается. Питер вернулся к окну, держа в одной руке кастрюлю, а в другой – свою кружку. – Верно я говорю? Вечно дразнишься, – повторила она, улыбаясь ему, задрав подбородок. Он изогнулся в поясе, расставив руки, точно актер, вышедший на поклоны. Держа кружку и кастрюлю в горизонтальном положении, он поцеловал ее в губы – долгим, глубоким поцелуем. Меня зачаровывало зрелище этой пары. Когда они оторвались друг от друга, глаза Кары оставались закрыты, словно она хотела, чтобы поцелуй продолжался, но Питер выпрямился, и я поймала его взгляд, прежде чем опустила глаза на свою кружку, удивляясь, что она пуста. Мне показалось, что он посмотрел на меня, как мужчина смотрит на женщину, не так, как смотрят на дочь, или студентку, или обладательницу читательского билета, или сочинительницу мало кому известных исторических статеек. И мне это понравилось. – Еще мартини, Фрэнсис? – Питер приподнял кастрюлю и налил мне в кружку немного жидкости. – До завтра не достоит – мартини очень быстро портится. – Правда? Питер подмигнул, и Кара сделала большие глаза. Ей он тоже щедро плеснул мартини. – Если серьезно, я не думаю, что Либерман ждет многого. Хватит нескольких слов о положении вещей. Вам уже удалось добраться до моста? – Удалось. – И меня снова охватило разочарование. – К сожалению, мне не показалось, что это нечто особенное. Хотя его трудно разглядеть, там столько всего наросло. – А на что вы рассчитывали? Вы же не ожидали увидеть тут палладианский или вроде того? Опустив голову, я сделала глоток. – Нет-нет, – ответила я. – Не ожидала. Я просто надеялась – это будет что-то изящное. – А в нем даже изящества нет? – поинтересовался он. – Бог ты мой. – Ну… я бы сказала, что он все-таки милый, в таком… буколическом духе. – Может быть, о нем что-то есть в библиотеке, – заметил Питер. – Я толком не знаю, что там за книги. Не разбирался с ними. – А что, в Линтонсе есть библиотека? – воодушевилась я. – Юго-западный угол, первый этаж. Там все сильно попорчено водой, да и ценные экземпляры наверняка растащили, но вдруг вы найдете упоминания о нем в тех книгах, что остались. – Надо бы тебе устроить для Фрэнсис экскурсию по дому, – предложила Кара. – Если вы не возражаете, Фрэнсис, – бросил Питер через плечо, возвращаясь к холодильнику со своей кастрюлей. Кара вдруг очень оживилась. – А Фрэнсис должна показать нам мост. Мы очень хотим его посмотреть. Я еще не была на озере. Питер может слегка окунуться, а я устрою нам пикник. Тут такая духотища в середине дня. Может, завтра и отправимся? Что скажете? Ее энтузиазм слегка пугал. Я бы хотела в него поверить, но сработала давняя потребность защищать себя от всего потенциально неприятного. – Боюсь, я не смогу внести такой уж большой вклад в пикник, – призналась я. – Я планировала завтра сходить в город кое-что купить. – Я уверен, что у нас всего полно, – заявил Питер. – По-моему, Кара туда через день мотается то за одним, то за другим. Мне это влетает в копеечку. Он распахнул дверцу холодильника, показывая мне полки, забитые продуктами. Их вид напомнил мне, что в животе у меня плещется море алкоголя и что никаких признаков обеда по-прежнему не видать. – Значит, решено, – провозгласила она. – Ого, смотрите. – Она указала в окно, на террасу под нами. На каменных плитках возлежала уже знакомая мне тощая рыжая кошка. – Это Серафина. – Эта кошка съела мою рыбу, – пожаловалась я. – Целую камбалу стащила. – Вряд ли Серафина могла так поступить. Она очень ласковая. Даже на таком расстоянии я видела, что затылок у кошки почти лысый. – Вам не кажется, что кошкой быть очень славно? – проговорила Кара. – Не нужно думать о готовке, о счастье, о том, что случится завтра. Ходишь куда тебе вздумается. Ни перед кем не отчитываешься. Меня как-то не убедили эти доводы. Вряд ли все так просто: перед тобой не всегда окажется камбала, когда захочется есть. Но я издала тихий звук, означавший согласие. – У нас был рыжий кот, когда мы жили в Ирландии, – продолжала Кара. – Хотя скорее это был кот Питера. Я глянула на Питера, который шарил в пакетах с едой, составленных в коробку у плиты. – Питеру нравилось, когда тот спал у нас в кровати, вытягиваясь между нами, как пушистый человечек. Мне это не показалось гигиеничным. – Меня это так злило – кот в постели. Хоть я его и обожала. – Потому что блохи? – уточнила я. – Блох у него не было. Хороший чистый кот. Не знаю, почему я так раздражалась. Потому что я хотела быть в постели наедине с Питером, потому что я не могла любить этого кота, как тому хотелось, или потому, что он отличался от других котов. Бывало, я выкидывала его из кровати, и он делал такую морду, что я чувствовала себя виноватой. Они всегда хотят одного. Да и все мы всегда хотим одного. Посмотри на меня, посмотри на меня, люби меня, люби меня. – Она негромко рассмеялась. – Серафина! Серафина! – позвала она в окно. Но кошка даже головы не подняла. – А что с ним случилось? – С кем? – С вашим котом. Она задумалась. – В один прекрасный день он исчез. Наверное, он был бродячий. – Дикий кот? Так он не был домашним? – Домашним? Ну да, наверное, был. Но он мог уйти, когда ему заблагорассудится. – Вы, должно быть, очень по нему скучали, – посочувствовала я. Кара отвернулась от окна и громко произнесла: – А теперь, Фрэнсис, я хочу, чтобы вы все нам рассказали. – Все? Я слишком быстро повернула голову, и комната поплыла у меня перед глазами. Отхлебнув еще мартини, который теперь казался мне очень вкусным, я подумала о том, что лучше бы пить помедленнее и что интересно, когда же они начнут готовить обед, но со следующим глотком это перестало казаться важным. – Про вас, – пояснила она. – Чем вы любите заниматься, кто ваши родители, где вы живете. Рассказывайте все. – Вы ведь жили в Лондоне? – вставил Питер из кухонного уголка. Оба смотрели на меня, ожидая ответа. – Да, – сказала я. – С матерью. Она… она скончалась в прошлом месяце. – Я прикоснулась к медальону, висящему на шее, и материнский бюстгальтер впился мне в кожу. – Мне очень жаль, – отозвался Питер. Его руки поднялись и опустились. – Я какое-то время за ней ухаживала. – Вам, наверное, было очень тяжело, – заметила Кара. – А ваш отец? – спросил Питер.