— Пожалуй, мне пора, — сказал я, взглянув на часы. — Не хотелось бы утруждать вас. Может быть, лучше вызвать такси? Брови Бычкова взлетели вверх, собрав гармошкой глубокие морщины на лбу. — Такси? Да бог с вами! Разве вас можно отпускать на такси одного, да еще в такое позднее время? Уже половина двенадцатого. Вы, конечно, говорите по-русски безупречно, но акцент все равно есть, и заметный, а немолодой иностранец ночью — самая лакомая добыча. Глазом моргнуть не успеете, как останетесь без штанов. Вас таким маршрутом повезут, что потом никаких денег не хватит расплатиться. Он решительно встал и громко произнес: — Элка! Мы уходим! * * * Ехали молча. Каждым миллиметром кожи я ощущал стену недоверия, вставшую между мной и Назаром Захаровичем. Настроение испортилось, побаливала голова. Мне было жаль, что я сам, своими руками, уничтожил то тепло взаимопонимания, которое только-только начало зарождаться. — Меня не назовешь приятным собеседником, верно? — спросил я. — Особенно к концу дня. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я пытаюсь что-то скрыть или обмануть вас. — У вас есть хороший выход, — суховато ответил он. — Какой? — Не скрывать и не обманывать. — Не делаю ни того, ни другого. Просто давно отвык так много разговаривать. Стал уставать. — Надо же, — хмыкнул Бычков, — а я-то всегда считал, что переводчики в силу своей профессии умеют трещать с утра до вечера. Что-то в его интонации почудилось странное, но я списал это на собственную головную боль, искажающую восприятие. Я объяснил, что моя основная работа — это письменные переводы, причем преимущественно научной и технической литературы. Правда, в последние десять лет я начал развлекаться переводом фильмов и сериалов, чтобы следить за развитием разговорной речи в тех странах, языками которых я владел. К сожалению, кинопродукция российских производителей на американском рынке спросом не пользовалась, поэтому заказов на переводы с русского не было, и научиться распознавать на слух все новые и новые сленговые выражения я не успел. Технический прогресс позволил мне залатать брешь в образованности по части кино: можно было не страдать от того, что не можешь посещать кинотеатры, а спокойно смотреть фильмы дома, настроив громкость так, чтобы не звенело в ушах, и делая паузы через каждые 15–20 минут. Благодаря этому для меня открылась новая ниша, в которой можно было зарабатывать. Конечно, заработок для меня важен чисто психологически, так что русские фильмы я могу смотреть и без всяких заказов, что я, собственно, и делаю довольно регулярно, но при этом сталкиваюсь с очень смешной проблемой. Живую современную речь можно услышать чаще всего в дешевых сериалах, снятых за очень скромные деньги, но в таких сериалах пишется «живой звук», при котором и русскоязычному-то зрителю порой трудно разобрать слова и целые диалоги, а уж мне и подавно. Если же фильм сделан как следует, со студийным озвучанием, то и диалоги персонажей, как правило, более академичны и приносят мне мало нового. — Слушать я могу действительно долго, а вот много говорить не люблю. Трудно. — Как же вы намерены осуществлять свою затею, коль не любите много говорить? Там ведь отмолчаться не удастся, — скептически заметил Назар Захарович. — Буду терпеть, — коротко ответил я и добавил: — Если хочешь получить результат, приходится терпеть неудобства. С покорностью овцы, идущей на заклание, я ждал вполне логичного следующего вопроса: зачем же мне терпеть неудобства, если не ради денег? Для чего мне так уж нужно получить искомый результат? И мне снова придется отделываться нейтральным «это личное» и почувствовать новую волну холода и отчуждения. Но полковник ничего не спросил. В молчании мы проехали оставшуюся часть пути. Заговорил Бычков только тогда, когда машина остановилась у входа в отель. — Вам будет непросто, господин Уайли… — Просто Ричард, — перебил я. — Или еще короче — Дик. — Хорошо, Дик. Ко мне тоже можно обращаться без отчества. Так вот, вам будет очень непросто осуществить ваш проект. Надеюсь, юрист, который с вами сотрудничает, вас не подведет. Но если нужна будет какая-то помощь — обращайтесь. Уверен, что смогу быть вам полезен. — Чем же? — спросил я, довольно, надо признать, глупо и даже бестактно. — У любого преподавателя есть ученики. А если преподаешь долго, то и учеников много. Жизнь — она штука разнообразная, особенно в нашей стране и особенно в наше время, никогда не угадаешь, где можешь встретить того, кого когда-то обучал. Мои ученики — это ведь не только те, кто у меня в аудитории сидел, но еще и те, кого я натаскивал, пока работал на практике. Как он сказал, когда мы разговаривали в баре? «Из стариковской вредности»? Вот именно она-то и взыграла во мне в этот момент. Слова слетели с языка прежде, чем я успел сообразить, что не стоило бы их произносить. — Для чего вам это? Зачем ввязываться в сомнительный и сложный проект, который не принесет вам ничего, кроме хлопот и беспокойства? Бычков на несколько мгновений будто окаменел, потом расхохотался. — Да-а, — протянул он сквозь смех, — похоже, ваш предок… как его звали? — Джонатан, — подсказал я недоуменно. — Да, Джонатан. Так вот, он, похоже, был не так уж и неправ. В его затее определенно есть рациональное зерно. Если он действительно был эксцентричным человеком с несносным характером, то вы — вполне достойный его потомок. Не знаю, как там у вас в Америке, а в нашей стране во времена моего детства на слова «Ты дурак!» мальчишки обычно отвечали «Сам дурак!» или «От такого же слышу». — Хотите сказать, что я впадаю в детство? — Я тоже впадаю, — спокойно проговорил Бычков. — Не зря же на Руси говорят: старый — что малый. Он вынул из кармана бумажник, достал и протянул мне визитку. — Подумайте, Дик. Интересующий вас период я знаю неплохо, не забыл еще. Так что звоните, если будет нужда во мне. И с людьми помогу. Переводчиков, конечно, вряд ли подыщу, это не моя епархия, но с этим, я так полагаю, вы и сами справитесь, это все-таки ваши коллеги. А вот охранники или психологи — это по моей части. И кто вам еще будет нужен? — Культурологи и актеры. — Вот! С актерами тоже помогу и с реквизитом, если будет нужно. — Неужели кто-то из ваших учеников переквалифицировался в артисты? — не поверил я. — Ну, чудес-то не бывает, — усмехнулся Назар Захарович, — но у моих учеников есть друзья, родственники и иногда даже супруги. Мы распрощались, и я снова ощутил жесткую силу его сухой ладони. * * * Сидя в старенькой, забрызганной грязью машине, взятой на время у приятеля, он с тоскливым нетерпением ждал, когда эти два старых перечника в черном джипе закончат наконец трепаться. Ну сколько можно! Уже почти полночь, он устал, голоден, и вообще хочется прийти домой, растянуться на диване и предаться своему любимому занятию — мечтать. Строить планы. Представлять, как это будет… Он получит деньги, уедет туда, где всегда солнечно и тепло и тихо плещет море, купит дом, заведет длинноногую куколку и будет каждый день любоваться закатом, попивая хорошее вино на увитой цветами веранде… Собаку заведет обязательно, большую, лохматую, умную. Например, ретривера. Нет, лучше двух собак. Или даже трех. Открылась пассажирская дверь, американец вышел и направился к дверям отеля, джип отъехал и через несколько секунд скрылся из виду. Ну вот, на сегодня все. Можно двигать домой. Только позвонить нужно, чтобы дома не тратить на это время и сразу, едва раздевшись, приступить к мечтам. Он вытащил из кармана телефон, посмотрел на дисплей и поморщился: интернет не тянет, слишком близко к Кремлю, кругом сплошные глушилки. Телефонная связь, конечно, работает отлично, но не звонить же за свои деньги! Их и без того не хватает. Нет уж, лучше позвонить минут через пять, когда отъедет подальше от этого клятого центра с его повышенными мерами безопасности. Хорошо быть богатым и не считать каждую копейку! Ну ничего, скоро, уже совсем скоро и он тоже считать не будет. Мысль привычно съехала на сладкие мечты, и спохватился он только минут через двадцать, стоя на перекрестке на «долгом» светофоре: он же не позвонил! В этом месте интернет работал отлично. Прикосновение пальца к иконке вотсап, еще одно прикосновение к строчке с нужным именем — и вот уже слышны гудки, а потом голос, от звуков которого на лице почему-то невольно расплывается улыбка. И пусть голос недовольный, это совершенно не влияет на хорошее настроение! — Почему так долго? Ну, что там? — Ничего особенного. С утра был на конференции, потом встречался с юристом. — Юрист тот же? Или другой? — Тот же самый. — Ладно. Дальше что? — Дальше встречался с каким-то дедом, сначала в отеле в баре сидели, потом поехали куда-то на квартиру… — Точно на квартиру? — Ну не знаю, там жилой дом, они вошли в подъезд, а уж что там и как — я не в курсе. — Ладно. Что потом? — Потом вышли. Дед отвез его в отель, высадил, уехал. Всё. — Что за дед? — Слушай, птичка, а ты не зарываешься? — рассердился он. Больше, правда, наигранно, потому что по-настоящему сердиться на птичку с таким божественным голосом он никогда не умел. — Я не справочное бюро и не экстрасенс. Делаю, что могу. И между прочим, пока забесплатно. — Ладно, не кипятись, — голос стал мягче. — Значит, опять юрист… И дед какой-то… Наследство, что ли, пытается выкопать? Зачем ему юрист? — Птичка, твои вопросы не по адресу. Красный сигнал светофора сменился зеленым, машины тронулись, и ему пришлось переключить внимание, поэтому последние слова он произнес быстро и скомканно. — Что? Что ты сказал? — нервно переспросил божественный голос. Просто удивительно, что он так и не смог забыть этот голос за столько лет! Птичку давно забыл и не вспоминал, а стоило услышать ее голос — и появилось ощущение, что разговаривал с ней в последний раз только вчера. — Я сказал, что твои вопросы не по адресу, — терпеливо повторил он. — Если ты хочешь иметь разветвленную шпионскую сеть с подслушиванием и подглядыванием, то это не ко мне. У меня из техники только машина, старая и трухлявая, и та не моя. От отеля до жилого дома за дедовым джипом еле угнался, хорошо еще, что пробки, движение затруднено. А по свободным дорогам мне за ним тащиться вообще беспонтово, так что когда дед американца высадил у отеля, я за ним не поехал. — На завтра какой план? — требовательно вопросил божественный голос.