– Интересно? – Дунечка, я же не сюжет воспринимаю, а актерскую и режиссерскую работу. Для меня нет интересных и неинтересных пьес, для меня есть только интересные и неинтересные роли. Я эту роль никогда не играла, эту пьесу уже никто не ставил, когда я начала учиться в театральном, вот я смотрю и примеряю на себя… Ты какая-то измученная, душа моя. Устала? Сильно вас там экзаменовали? – Нормально. Умеренно, – коротко ответила Дуня. – Отпустили на полчаса на перерыв, вот зашла чайку попить. Компанию мне не составите? Ирина подошла к видеоплееру, нажала кнопку «пауза». – Не положено, конечно, – заметила она, – на настоящей телевизионной трансляции кнопку не нажмешь, да уж ладно. Лена придет? Дуня пожала плечами: – Не знаю. Вроде бы она в столовую пошла вместе со всеми. Ирина, а вы сильно устаете, когда работаете? – Актеры всегда сильно устают, – с улыбкой ответила куратор, запахивая длинный халат и туже затягивая пояс. – Это очень тяжелый хлеб, хотя со стороны может показаться, что все шоколадно: надел красивое платье, вышел на сцену, все на тебя смотрят, аплодируют – шик и блеск! Многие актеры выпивают, и довольно сильно, как думаешь – почему? Некоторые, конечно, от дури и баловства, но только некоторые, а остальные – по необходимости, иначе с ума сойдешь. Находиться в образе другой личности очень непросто. Дуня налила чай, разгрызла карамельку «Раковая шейка», задумчиво посмотрела на телефонный аппарат. Сегодня суббота, Ромка, наверное, или работает, или проводит где-нибудь свободное время. Может, к родителям поехал… Утром, до начала обсуждения, она звонила ему на домашний номер, но никто не ответил. Не слышал, потому что накануне поздно вернулся и теперь крепко спал? Или не ночевал дома? Ревнивые мысли Дуню не посещали, она верила своему Ромке и знала, что если он не ночует дома, то только по служебной необходимости. Взяв чашку, она подошла к телефону, стоящему в прихожей на тумбочке, набрала номер. Ромка ответил почти сразу, снял трубку после второго же гудка. – Ну как ты там? – обеспокоенно спросил он. – Голос у тебя не радостный какой-то. – Я в порядке, мой хороший, – Дуня слегка улыбнулась: Ромка всегда действовал на нее успокаивающе. – Просто немножко устала. – Неужели так тяжело? Может, зря я тебя уговорил… – Нет-нет, не зря, мне идет на пользу! Ты правильно сделал, что отправил меня сюда. А устаю я от напряжения. Я же понимаю, что Назар Захарович составил мне протекцию, при прочих равных условиях я могла и не пройти собеседование. И все время думаю о том, чтобы не подвести его и чтобы ему не было за меня неловко. А где ты был утром? Я тебе звонила, ты не подошел. – За едой бегал. Всю неделю ишачил, как проклятый, домой приходил поздно и сам не заметил, как припасы закончились. Проснулся сегодня, полез в холодильник, а там совсем пусто. – Но как же так, Ромка? – испугалась Дуня. – Я перед отъездом столько всего наготовила, столько всего купила, набила тебе холодильник под завязку и была уверена, что когда вернусь – половину придется выбрасывать, ты столько не съешь… Куда же все подевалось? Я же уехала в среду вечером, а сегодня только суббота… Роман смущенно хмыкнул. – Дуняша, ты не ругайся, но мы все съели. – Мы? – Ну… Так получилось. Парень из нашего отдела с женой поссорился, горшки побили они крепко, и он попросился после суток отоспаться у меня, домой идти не хотел. Это в четверг было. Я ему дал ключи, вечером вернулся – мы посидели чуток, выпили по рюмашке, поужинали. Он и днем что-то ел, конечно. И остался у меня ночевать, а утром его супружница прискакала, он ей, оказывается, все-таки сообщил, что не погиб на боевом посту, а поехал ко мне в рамках воспитательных мероприятий. Она приехала, я их оставил мириться, а сам на службу погнал. Вернулся – а они все мирятся, правда, уже в горизонтальной позиции. Уж не знаю, что он наплел начальству, чтобы на работу не выходить. Опять поужинали, только уже втроем, и я их отправил. А сам – на бобах. – Бедный мой голодный Ромчик. – Дуня рассмеялась впервые за все время после отъезда из Москвы. – А я уж подумала было, что ты дома не ночевал. – Ночевал-ночевал. Жалко, что ты меня не застала. Я сам хотел тебе вчера позвонить, когда один остался, но подумал, что поздно уже, ночь, а вас там трое в квартире, перебужу всех. Антон мне вчера передал, что ты звонила в отдел, я так расстроился, что ты меня не застала! Не представляю, как люди жили без мобильников. Это ж с ума сойдешь, пока человека по городскому телефону отловишь! А вдруг что-то срочное? – Да, трудно, наверное, было, – согласилась она. – Какой у тебя план на сегодня? Спрашиваю не с целью контроля, а чтобы знать, когда можно позвонить. Или ты сам мне позвони, когда тебе удобно, только я совсем не знаю, как тут все будет складываться. Сейчас перерыв, потом вторая часть, после обеда – третья, а потом что – неизвестно. – Не переживай, Дуняша, созвонимся как-нибудь, или так, или эдак. Если на службу не выдернут, буду дома сидеть, расслабляться. А завтра буду работать, это уже точно. Постараюсь встретить тебя в понедельник утром, Зарубин пообещал, что если мы завтра хорошо сработаем, то в понедельник можно появиться в конторе после обеда. – Тогда постарайся сработать хорошо. – Дуня снова улыбнулась. – Я скучаю по тебе. – И я скучаю, моя хорошая. Голос у Ромки был теплым и таким родным, что Дуня в который уже раз за последний год удивилась сама себе: как могла она пренебречь этим? Как могла предпочесть Роману кого-то другого? Морок какой-то, ей-богу! Она залпом допила остывший чай, сунула в рот еще одну карамельку, посмотрела на часы: через десять минут нужно быть на второй части. Ирина, к ее удивлению, ушла переодеваться и появилась уже не в халате, а в юбке и блузке. – Вы уходите? – Вместе с тобой. А ты не знала? – Чего не знала? – Меня пригласили на вторую часть. Разве вам не сказали, что там будет? – Нет. – Дуня растерялась. – А что будет? – Извини, – актриса погладила ее по руке, – раз вас не предупредили, значит, так надо. Поэтому не скажу. Не обижайся. – Ну что вы, какие обиды могут быть! Я же понимаю. Они вместе вышли из квартиры и направились на четвертый этаж. * * * – А теперь, друзья мои, представьте, что вы – учителя средней школы, – торжественно произнесла Галина Александровна. – То есть каждый из вас – учитель литературы в десятом классе, и ваши ученики – юноши и девушки шестнадцати-семнадцати лет. Девять молодых людей, сидящих за столом, застыли. На лицах написано полное недоумение и даже недоверие к услышанному. Что это им сказали? Неужели это всерьез? – Ирина – ваша ученица. – Одна на всех? – немедленно съехидничал Цветик. Галина Александровна насмешливо посмотрела на него: – Уверяю вас, Алексей, вам и ее одной будет много. Ирина в роли ученицы будет задавать своему учителю вопросы по роману Алексея Максимовича Горького «Дело Артамоновых». Роман вы все прочли, так что никаких затруднений с ответом ни у кого из вас быть не должно. Я внимательно наблюдал за профессором, уверенно произносящим слова о том, что все прочли роман: удержится ли она от хотя бы мимолетного косого взгляда в сторону Цветика, Оксаны или Елены. Удержалась. Вот что значит опыт и мастерство педагога! Поскольку вопросы для Ирины-ученицы готовила именно она, то и вести обсуждение я попросил тоже нашего культуролога. – Порядок действий таков: я назначаю учителя из числа участников, Ирина задает свой вопрос, учитель должен ответить. Если ответить не может – мы будем принимать ответы других участников, но до тех пор, пока назначенный учителем человек не признает свое поражение, все должны молчать. Никаких выкриков с места, никакого базара быть не должно. Относитесь с пониманием к тому, что наш руководитель, мистер Уайли, не сможет расслышать и понять слова, если вы начнете говорить все разом. Когда разберемся с первым вопросом, я назначу учителем следующего участника, и Ирина задаст следующий вопрос. Всё понятно? На самом деле вопросов было только два, и я попросил Галину Александровну назначить на первый вопрос учителем Елену, а на второй – Оксану. В обсуждении примут участие все, так что у меня будет возможность оценить менталитет и потенциал каждого, но коль уж мы с Назаром решили, что Елена и Оксана нам вряд ли подходят, мне хотелось убедиться в справедливости наших оценок. А заодно и щелкнуть самоуверенных девиц по носу, предоставив им возможность публично расписаться в собственной недобросовестности. На всякий случай был заготовлен и третий вопрос, для хитрого Цветика. Тут же взметнулась рука: вопрос появился у Артема. – Вы сказали, что ответы других участников будут приниматься только после того, как учитель признает свое поражение. Значит ли это, что если учитель ответит на вопрос правильно, то мнения других уже не важны и их не будут слушать? – Нет, не значит. Мы выслушаем мнения всех. Но первым должен полностью высказаться тот, кто назначен учителем. Еще вопросы? Галина Александровна медленно обвела взглядом молодежь. Снова поднялась рука. – Слушаю вас, Марина. – А какие будут вопросы? На знание текста? Профессор усмехнулась. – На знание жизни. Если всем порядок работы понятен – приступаем. Первый учитель – Елена. Встаньте, пожалуйста. Менеджер по продажам послушно поднялась. Одновременно с ней встала и Ирина, одернула блузку и посмотрела на Елену с выражением испуганной преданности. Ну точь-в-точь школьница, свято уверенная в непогрешимости и правоте своего учителя. На столе перед ней книга, точно такая же, какую раздавали участникам для прочтения, из книги торчат закладки. – Елена Олеговна, а что такое «птичий грех»? – спрашивает Ирина голосом, исполненным невинной любознательности. Елена, ни секунды не задумываясь, начинает отвечать уверенно и напористо: – «Птичий» – значит маленький, несущественный, вполне простительный. – Значит, это такой маленький грех, который можно простить старым людям? А молодым нельзя? – продолжает «ученица». – Да, совершенно верно. Ни колебаний, ни сомнений. Забавно! – А что можно прощать старым людям такого, чего нельзя простить молодым? – Например, забывчивость, рассеянность, неаккуратность, – тоном всезнающего наставника произносит Елена. Для меня, как, впрочем, и для Галины Александровны, уже очевидно, что эта девушка даже первую главу не дочитала с должным усердием. Вероятно, ее настолько пленила фигура Ильи Артамонова-старшего, что все эпизоды, где его нет, были пропущены. По лицам Сергея, Натальи и Артема было заметно, что они прекрасно поняли, о чем идет речь: ребята с трудом сдерживали смех. Все прочие, судя по всему, данный момент упустили. – А со снохой баловаться? – продолжает спрашивать Ирина, хлопая большими красивыми глазами. – Баловаться означает играть во что-то. Если они просто играют, то почему Горький назвал это грехом? Они что, в карты на деньги играют? Брови Елены недовольно сдвигаются. Полное непонимание. Учитель молчит. Потом, что-то обдумав, задает строгий вопрос: – Как тебе не стыдно, Ира! Как такое вообще могло тебе в голову прийти!