Вчерашнюю тренировку Тротт провел так интенсивно, что ей не только смущаться – вздохнуть лишний раз некогда было. И язвил он тоже особо интенсивно: – Сегодня вас могла бы победить и улитка, ваше высочество. – Ну и что, что вы в юбке. Или думаете, перед боем враг будет ждать, пока вы переоденетесь? – Это разве захват? Вы ко мне пытаетесь болевой прием применить или погладить? – Боги, Алина, сколько раз я говорил не жмуриться, когда замахиваетесь? Поначалу она смущенно улыбалась, не огрызаясь и не отвечая. Затем тяжело и грустно сопела, отстраненно раздумывая между падениями, что после тренировки надо будет постирать вещи, отданные ей Далин. В груди от едких слов царапала обида, и горько становилось и непонятно, зачем он так себя ведет. Но принцесса старалась, очень старалась – и казалось ей, что чем лучше у нее получается, тем злее и недовольнее профессор. А она-то думала, что занятие поможет окончательно помириться! Но при очередном захвате Тротт так жестко вывернул ей руку, что она только всхлипнула, выронив нож, и упала на колени, прижимая ее к себе. – Долго вы будете отдыхать? – недовольно поинтересовался он сверху. – Извините, лорд Тротт, – глухо сказала она и сглотнула от боли. – Я сейчас. Инляндец присел рядом, молча заглянув ей в лицо мерцающими глазами, взял за руку, прощупал. – Простите, – сказал он, морщась, и повернул кисть. В запястье что-то щелкнуло, и резкая боль прошла, оставив противную, ноющую. Алина опустила голову. Хотелось плакать не столько от боли, сколько от обиды, но Тротт наверняка пройдется по поводу и ее слез, и проявленной слабости и опять скажет, как она ему надоела. – Идите в дом, – сдержанно сказал он. – На сегодня все. Оставьте свою обувь на пороге, я должен проверить ее и вашу одежду перед завтрашним днем. – Хорошо, лорд Тротт, – принцесса сгорбилась. Было ощущение, будто разом кончились все силы. Алине хотелось, чтобы он сказал: она вовсе не надоела ему, и не бросит он ее никогда… и чтобы извинился за свое отвратительное поведение и просто поддержал, потому что, кроме него, у нее никого в этом мире нет. И чтобы знал, что, когда он так себя ведет, ей очень страшно, потому что она лишается единственной опоры. Алина хотела все это сказать, пожаловаться, попросить поддержки, схватить его за руку и уткнуться в нее – но он бы оттолкнул ее, и тогда стало бы совсем горько. Она тихо всхлипнула, чувствуя, как горячо и мокро становится щекам, и вытерла глаза кончиком крыла. Тротт рядом тяжело вздохнул, снова коснулся ее – погладил опухшее запястье, скользнул пальцами выше, к локтю. Алинка подняла лицо – лорд Макс сидел совсем рядом, крепкий и сильный, – потянулась к нему, чтобы обнял, чтобы утешил, успокоил, встретилась с ним взглядами… пальцы его дрогнули, и инляндец, вдруг отдернув руку, поднялся. – Довольно слез, – сказал он резко и зло. – Почему вы все время плачете, ваше высочество? И почему все время приходится с вами нянчиться? Алина замерла, опуская глаза. Все как она и ожидала. Он всегда будет так относиться к ней. И моменты мягкости – исключение, она ему не нужна вовсе, она ему обуза, проблема и головная боль. В груди зацарапали совсем уж безудержные рыдания, но принцесса глубоко вздохнула, подавляя их с такой силой, что горло свело, расправила плечи и тоже поднялась. – Спасибо за тренировку, профессор, – сказала она сипло и твердо, отвернулась и пошла в дом, не забыв оставить на пороге ботинки. Были потом и жалостливые взгляды хозяек – женщины, хлопоча по дому, наблюдали за тренировкой из окна, и Алинка краем уха слышала, как Венин тараторит, пересказывая Далин происходящее. Бывшая рабыня дала вернувшейся принцессе горшочек с чудно пахнущей травой мазью и робко улыбнулась. А потом, осторожно намазав ноющее запястье, погладила по плечу и обняла – и от этого сочувствия много чего вытерпевшей женщины у Алины опять подступили к глазам слезы. Были потом и сборы – принцесса под руководством хозяек набивала сухарями, сушеным мясом и ягодами непромокаемые кожаные мешочки для себя и Тротта, аккуратно и плотно складывала в сумку запасной комплект одежды. Оихар с мальчишками тоже вязали свои вещи в тюки, собирали посуду и другую утварь. Оказалось, что им придется уйти вместе со всеми жителями поселения в убежище в горах и пожить там. На сколько они уходили, никто не знал, поэтому на всякий случай собирались основательно. Был и подробный инструктаж от Тротта – он, вернувшись, проверил собранные вещи, наточил ножи и наполнил фляги, а затем рассказал принцессе о предстоящем пути, начертив ей карту на куске коры и приказав сложить в свою сумку. Идти им предстояло не меньше месяца, но большая часть пути должна была пролегать в безопасных землях, и только два-три дня, по его словам, придется быть настороже – потому что на пути в долины, через которые можно пройти к Источнику, придется обходить выступающий за границы влияния бога горный отрог и пересекать огибающую его реку, а затем снова переходить через нее и возвращаться к поселеням дар-тени, что лежат у горного массива. – Вы как-то подозрительно молчаливы, – сказал профессор в конце и выжидательно посмотрел на нее. – Я уверен, у вас целый ворох вопросов. Задавайте, Алина. Принцесса грустно покачала головой. Вопросы, конечно, имелись. – Нет, лорд Тротт. Все понятно, спасибо. Он неуверенно двинул крыльями, с недовольством побарабанив пальцами по лавке, словно собираясь что-то сказать, но не стал – поднялся и отошел. Были и его разговоры с Далин и Венин – он объяснял, что Нерха, глава поселения, обещал Тротту заботиться о них, как о своих женщинах, и не давать в обиду, а опечаленные хозяйки послушно повторяли: «Да, Охтор», – хотя по их лицам было видно, как не хочется и как страшно уходить. И как они надеются, что Тротт вернется за ними. Была ночь, в которой принцесса лежала в чужом доме, в чужом мире, глядя в потолок, слушая дыхание профессора и точно зная, что он тоже не спит. Ей несколько раз казалось, что он собирается что-то сказать – то, что разрушит стену молчания и отчуждения, и сама несколько раз хотела заговорить, пошутить, да даже задать самый простой вопрос… но не было сил, и обида никак не хотела уходить. И утренние быстрые сборы были – и красные глаза Венин, когда она целовала руку Тротту и просительно заглядывала ему в лицо, и печаль Далин, и последний завтрак, и крепкие пальцы инляндца, когда он присел перед Алиной на корточки и проверил, как она намотала обмотки, а потом сам надел на нее ботинки. – Спасибо, – проговорила она вежливо и отодвинулась. – Я уже сама умею это делать, лорд Тротт. Выходили они через те же ворота, через которые заходили в поселение. Алинка посмотрела назад: жители вереницей двигались в другую сторону, к скалам и возвышающимся за ними горам, таща на головах и спинах тюки с вещами, связанных кур и гоня перед собой коз. Рядом с женщинами Тротта шли нагруженные мальчишки, Венин держала Далин за руку и вела ее вперед, тоже оборачиваясь. Они улыбнулись друг другу с печалью – принцесса одного мира и бывшая рабыня другого – и больше не оглядывались, потому что дальше у каждой из них был свой путь. К воинам, которых Алина видела в доме главы поселения, прибавились еще несколько – как объяснил Тротт, они летели из дальних городков дар-тени и прибыли только к утру. Сопровождающие были основательными, суровыми и чуждыми. Часть из них распределилась вокруг отряда – двое шли далеко впереди, разведывая местность, двое по сторонам. Воины, шедшие рядом, Алинку не трогали, но разглядывали бесцеремонно, вполголоса перебрасываясь репликами, от которых принцесса ускоряла шаг, стараясь идти ближе к Тротту. Вот и сейчас до нее долетел короткий диалог. – Думаешь, крылья мягкие? – тихо спросил у спутника один из воинов, тот самый, что вчера возмущался, мол, он тоже готов отдать за нее золото. – И крылья мягкие, – мечтательно ответил другой, помоложе, – и девка сама, посмотри, какая! Гордая, белая, у нас и нет таких. Потрогать бы. – Охтор тебя так потрогает, – с насмешкой неторопливо осадил мечтателя седоусый Ве?рша, – что летать декаду не сможешь. Лорд Тротт искоса посмотрел на Алинку, словно ожидая, что она бросится к нему с требованием усмирить болтунов, и она опустила глаза. Ей было неприятно и стыдно слушать это, но она не собиралась жаловаться. Если в этом мире принято обсуждать человека, как лошадь или собаку, то нет смысла возмущаться. Верша, командир заставы, на которую они вышли перед поселением, был единственным, кроме Тротта, кого она с самого начала не боялась. Оценивающих взглядов он на нее не бросал и в отряде занимал место так, чтобы прикрывать ей спину. От него пахло дубленой кожей и железом. Верша периодически переговаривался с профессором о делах охотничьих, о своих снах, и жизни на Туре, и об идущей войне, а Алинка вострила уши и ловила каждое слово. Она очень переживала за родных и пыталась вычленить знакомые названия или какие-то важные факты, но пока понимала только то, что воюет половина Туры и ситуация очень сложная. Верша Встревать в разговор со своими вопросами она не рисковала. Тротт сказал молчать, и она молчала. Послушно держалась ближе к нему, не отвлекалась на новые виды папоротников или птиц, не задавала ему вопросов и не жаловалась, хотя ремень сильно потяжелевшей и хлопающей по ноге сумки прижимал влажноватую от жары сорочку к коже, натирая плечо и грудь. Можно было надеть куртку, выделенную ей Далин, но тогда бы принцесса умерла от жары. Алинка кое-как сдвигала ремень, придерживала сумку рукой, но молчала. Тротт сам заметил – остановил, без слов подвязал ремень узлом, сделав его короче, и сумка легла на бедро как влитая. – Нужно было сразу сказать, – буркнул он. Бойцы медленно двигались мимо, поглядывая на них. – Потерпи, сейчас уже не должно натирать, а вечером посмотрю, что там. При сопровождающих профессор говорил по-лорташски, а в этом языке не было деления на «ты» и «вы». – Хорошо, Охтор, – сказала она отстраненно. Имя было чужим, и Алине было неприятно его выговаривать. – Устала? – спросил он после секундного молчания, внимательно разглядывая ее с некоторым недоумением в глазах. – Нет, – ровно проговорила принцесса, хотя после отдыха тело снова болело, а идти по жаре и духоте было невыносимо тяжело. – Все в порядке. Тротт сощурился, но едва заметно кивнул и пошел дальше. И она последовала за ним. Ну разве она могла признаться, что не в порядке после того, как услышала от него раздраженное «почему с вами все время приходится нянчиться»? И ведь он и раньше ей подобное говорил, но в этот раз его жесткость ударила неожиданно больно. Алина до сих пор переживала – не ожидала она от Тротта такого… после всего. После бега по лесу, и заплыва из последних сил в море, и пещеры, в которой было так хорошо спать, чувствуя, как профессор прижимает ее к себе, и самой прижиматься щекой к горячей груди, слушая стук его сердца… и его сухих подшучиваний, и ответов на бесконечные вопросы, и лекций по пути обо всем на свете, и заботливой теплоты, что он проявлял… Она сердито хмыкнула, вспомнив, как увидела его с Далин, потерла саднящее плечо и ускорилась, чтобы нагнать спутника. Как бы она ни была обижена, только рядом с ним ей было спокойно. К вечернему привалу Алина еле волочила ноги. Очень хотелось есть. Духота никак не разряжалась очередным ливнем, хотя набрякали в вечернем небе тяжелые тучи. На поляне, отведенной под привал, отряд уже ждали бойцы, которые шли впереди; в темноте горел костер, кипел над ним котелок, выкованный, похоже, из того же хитина. Тротт, не останавливаясь, отвел принцессу в сторону, к ручью, от которого несло прохладой и сыростью, – чтобы сходила в кусты, попила и умылась. Затем подошел, молча отодвинул ее сорочку с плеча, потрогал натертую кожу. – Ничего страшного, – сказал он по-рудложски. – Потом помоетесь, нанесете мазь. Идемте. Подождете меня на стоянке, я должен сам убедиться, что вокруг никого нет. – Хорошо, лорд Тротт, – проговорила она, хотя ей очень не хотелось оставаться одной. – Не бойтесь, – после паузы почти мягко сказал инляндец. – Верша за вами присмотрит. – Хорошо, лорд Тротт, – повторила Алинка, глядя под ноги и заставляя себя не вцепляться в него с просьбой взять с собой, потому что ей до безумия, невозможно страшно оставаться среди этих чужих диких людей. – Вы на редкость покладисты, ваше высочество, – с ледяной иронией проговорил профессор. Склонился, набрал в горсть воды, отпил, снова поднялся. – Обижены на меня? – Нет, лорд Тротт, – буркнула Алина и посмотрела прямо ему в глаза. – Не обижена. – Превосходно, – сказал он, взирая на нее с безмятежностью. – Только обиженных девочек в походе мне и не хватало. Алина улыбнулась сжатыми губами и промолчала. Хотя ей очень хотелось врезать ему по голове. И сейчас, и все время, пока он вел ее на стоянку. Тротт оставил ее сидеть у папоротника, и Алина, опершись о ствол спиной, смотрела в землю – чтобы не привлекать внимания к себе и потому, что часть бойцов разоблачилась, стянув рубахи. На поляне несло крепким мужским потом. Принцессу опять обсуждали, разглядывая мерцающими в темноте глазами и подхохатывая. Она снова захотела пить, но в присутствии Тротта забыла набрать в флягу воды, а к ручью одной идти не решилась. Несколько дар-тени ушли патрулировать местность, и она не хотела наткнуться на них. Краем глаза Алина увидела, что двое мужчин направляются к ней, – и сжалась, напряглась, но тут рядом на мох опустился Верша, махнув подходящим рукой, и те неохотно отошли. А старый воин так же неторопливо, как осаживал особо языкастых, начал рассказывать, как они с бойцами ставили ловушку на лорха несколько декад назад, и как пауков оказалось двое, и как пришлось улетать, а один из отряда влип крыльями в паутину… Алина так заслушалась, что пропустила момент, когда Тротт вернулся – он хлопнул Вершу по плечу и буркнул: – Благодарствую. Тот хмыкнул, поднялся и пошел к воинам, варившим в котле кашу из крупы и сушеного мяса. – Бери нож, – приказал профессор по-лорташски, и Алинка недоуменно посмотрела на него, потом на остальных спутников. Те так и продолжали глазеть. – Лор… Охтор, здесь? – она от удивления не сразу перешла на местный язык.