Из ее убежища сквозь резные края огромного папоротникового «завитка» была хорошо видна полянка, где настигли Вершу. От его тела отогнали охонгов и сейчас короткими топориками обрубали черные крылья. От чавкающих глухих звуков разрубаемой плоти Алина вздрагивала. – Перо мне! – заорал снизу, из-под дерева наемник, справлявший нужду. Так громко, что Алинка от испуга дернулась и чуть не свалилась. – Моя доля! На окихи?н продам! «О?ких» – ритуал. «Окихин» – ритуальные предметы? Да какая разница. Какая разница!!! Накатила слабость, еще немного – и можно потерять сознание. Принцесса потрясла головой, схватила себя за предплечье и с силой ущипнула. Боль отрезвила, и Алина тяжело задышала, снова и снова щипая себя. Не раскисать. Не раскисать! Охонг со всадником наконец отошел от папоротника, побрел дальше по лесу, втыкая в землю лапы-лезвия. Наемник крутил головой, рассматривая кроны папоротников, склонялся, заглядывая под корни, в норы. Мимо Алинкиного укрытия прошел еще один инсектоид, потом еще – охонги явно чуяли ее, беспокоились, но, видимо, не настолько, чтобы привлечь внимание всадников. Принцесса вжималась в стенку «завитка», укутанная им, как коконом. Так много врагов находилось вокруг, и так тщательно они просматривали лес, что возможности проскользнуть мимо не было никакой. Солнце садилось невозможно медленно, казалось, закат длится уже вечность. А единственная надежда для нее сейчас – темнота. Если ее не обнаружат до наступления темноты, с ночным зрением есть надежда спастись. А лорд Тротт найдет ее. Обязательно. Он должен быть жив. Он обещал. – Обещал, – прошептала Алина дрогнувшим голосом. Раздался гул. На поляну, где к останкам Верши снова пустили охонгов, опускался раньяр. Сел, недовольно перебирая передними лапами; в его фасеточных огромных глазах отражался солнечный свет. Со «стрекозы» сошел человек, и к нему тут же подбежали несколько наемников, кланяясь и что-то говоря. Он хмурился, отвечал резким голосом – Алина видела его жесткий профиль, недовольно поджатые губы. Затем новоприбывший повернулся, и принцесса замерла. Она узнала его – видела, когда выживала в лесу за заливом. Командир ловчих, который огрел плетью подчиненного за невнимательность. Он и сейчас поигрывал ею, слушая наемников, а к поляне один за другим подтягивались их товарищи. Еще один охонг потоптался вокруг ее дерева и пошел туда, где лежали растерзанные останки Верши. Командир бросил на инсектоида хмурый взгляд. Затем провел взглядом по ее дереву вверх. Алинка застыла, но он, дернув губами и отвернувшись, направился к раньяру, на ходу отдавая приказы. Ловчие зашевелились, повели с поляны охонгов. Через несколько минут на ней остался только истерзанный труп последнего защитника принцессы. Раньяра она не видела, но, судя по звуку, он с гулом улетал в сторону реки. Солнце должно было вот-вот сесть. Алина опустила голову, чуть расслабившись. Сил плакать не было. Руки дрожали, губы пересохли. Она потянулась за флягой – пить хотелось ужасно, – и тут над ее убежищем снова загудело, крона затряслась, а в стенке листа-зародыша, в котором она пряталась, появилась прореха. А затем половину его просто сорвало, оставив Алину на виду у огромной стрекозы. И ее всадника – ухмыляющегося командира ловчих, разматывающего сеть. Тело все сделало без участия разума – дернулось в сторону, скатилось, слетело с дерева! Алинка, ободрав руки и стесав щеку о кору, оказалась на земле и понеслась прочь, в сторону пульсирующей навстречу прохлады. Через пару десятков шагов на нее откуда-то сбоку выскочил наемник, схватил за крыло – она ударила вторым, вырвалась, покатившись по земле, побежала дальше. Сзади раздались верещание охонгов, хохот, окрики, и Алина помчалась еще быстрее. Вильнула, еще раз, еще – где-то сбоку пролетела сеть, – снова вильнула, задыхаясь от ужаса. Отпрыгнула от еще одного мужика – но он перехватил ее за талию, и она, как учил лорд Макс, долбанула его затылком в нос, пяткой в голень – но пятка скользнула по сапогу, а наемник, ругаясь, перехватил ее за волосы, тряхнул, ударив наотмашь по лицу. Из носа у него хлестала кровь – а Алина, задохнувшись от удара, слепо царапала ногтями по его куртке. Рука наткнулась на нож – и она вытащила его и ткнула, не глядя, куда-то вниз. Наемник заорал, отпустил ее. Нож криво торчал у него из живота, из распахнутой куртки, рукоятью вниз – вошел точно под ребра. Ловчий рухнул. Алинка, шатаясь, отошла, увидела на своей руке кровь, сглотнула – преследователи окружали ее, настигали – и снова побежала. Защита дышала ей в лицо, манила, звала, умоляла спешить. Должна успеть. Немножко ведь осталось. Должна! Глава 11 Тридцать первое марта по времени Туры, Нижний мир Когда солнце почти ушло за горизонт, а небеса из багровых стали фиолетовыми, Макс Тротт был уже сильно ранен и измотан. Но еще держался. Еще двигался в скалах, давших ему небольшое преимущество – его не могли окружить толпой. Он подволакивал ногу, в теле торчали несколько стрел, один глаз ничего не видел, в голове звенело – получил вскользь дубинкой. Но он еще мог сражаться – и сражался, вырезая преследующих его одного за другим. Вот и сейчас, в очередной раз вырвавшись из окружения и положив трех врагов, он укрылся за теплым камнем, наскоро перевязывая холстиной рассеченное плечо и слушая, что творится поблизости. Враги боялись его и поэтому медлили. Враги не хотели умирать. Но и он устал и начал ошибаться. И если не умрет от потери крови, рано или поздно пропустит последний удар. Над ним загудел раньяр – и Макс вяло удивился этому, «стрекозы» неохотно и редко летали в сумерках. И пусть видимость еще не требовала ночного зрения, дело явно клонилось к ночи. Гул затих, и Макс насторожился. Слишком долго никто не шел в атаку. А через мгновения раздался зычный крик. – Эй, Охтор! Ты, говорят, здесь? Зализываешь раны? Макс усмехнулся, продолжая обматывать руку. Сейчас наверняка под болтовню обходят его со сторон. – Выходи, колдун! Посмотришь, кого я тебе привел. Макс замер. Рука вдруг задрожала, в ушах зазвенело сильнее, и сильнее навалились и боль, и усталость. – Беленькая, сладкая. Сладкие девки-то у вас, правда? Что скажешь, попробовать мне ее сейчас? А пряталась-то как ловко, хорошо, что я перепроверить решил! Он молчал, напряженно слушая, пытаясь расслышать другой голос. – Позови его, девка! Звук удара, от которого Макс дернулся, будто ударили его. Молчание. – Говори, глупая баба! Звук удара. Молчание. Свист плети и тонкий, едва слышимый вздох-вскрик. – Выходи, колдун! Насмерть забью бабу твою! Вскрик Алины. Ее вскрик. И ругательство с хохотом. – Укусила, бешеная тварь! Ну надо же! Ах ты… Колдун! Слышишь, колдун? Я сейчас кишки из нее наверчу. Знаешь, что наверчу. Выходи! Макс закрыл глаза и провел ладонью по лицу. И выдохнул. Боги, как же ты попалась, девочка? Как? – Иди сюда, – заорал он нору в ответ, – попробуй из меня навертеть. Из бабы-то каждый сможет! Иди, умрешь как воин, а не как собака! – Не бережет он тебя, девка, – с усмешкой сказал Хенши. – Условия ставит. Зови его! Снова удар плети. Всхлип, словно проглоченный, придушенный принцессой. Он слышал ее тяжелое дыхание и сам дышал тяжело. Ему не обойти их, чтобы напасть и попробовать отбить, да и Алину успеют убить раньше. – Упрямая баба, – громко похвалил ловчий. – Но у меня заорет. А может, кровь ей ножом пустить, колдун? Или палец отрезать? Или ухо? У-у-у, кожа тоненькая, гладенькая. У жрецов она быстро умрет, без боли, а я всю ночь могу ее на кусочки тут нарезать, тебе на радость. Выдержишь? Макс снова выдохнул. И выступил из-за скалы. Отсрочка, нужна отсрочка. Выиграть время и ее жизнь. Оценить обстановку. Нор Хенши стоял в расщелине между скалами, в которой лежало несколько трупов, держал Алину за волосы спиной к себе, прикрываясь ею, и легко водил ножом ей по горлу. Принцесса, с кровоточащей ссадиной и синяками на лице, смотрела на Тротта огромными сухими глазами, в которых плескались страх, боль и безнадежность. Вокруг расположились наемники, целясь в Макса из арбалетов. – Хорошо, – прищурился ловчий, толкая Алину назад. Ее тут же схватили за руки, а Хенши махнул кому-то, и Макс не успел дернуться – на него напрыгнули сверху, завалили на землю, ударили по голове, и он потерял сознание. Алина, схваченная двумя наемниками, видела, как падает лорд Тротт, как его, уже не реагирующего, с хохотом пинают, как вяжут, приматывая к телу крылья, руки, и кусала губы, чтобы не разрыдаться. Все из-за нее. Она попалась, и теперь их обоих убьют. – Отрубить бы крылья, нор Хенши? – с надеждой крикнул один из тех, что вязал. – Он принадлежит тха-нору Венши, – резко прервал его тот, кого назвали Хенши. – До последнего пера. Ему и рубить. – А девку-то попробовать можно? – подал голос второй, мясистый, как откормленный боров. Алина застыла, а он почмокал губами, облизнулся. – Все равно в храме зарежут, а так хоть нас до этого порадует. Нор Хенши повернулся к принцессе, окинул задумчивым взглядом, взяв за подбородок, и, когда она дернулась назад, легко шлепнул по щеке. – Ящерица дикая, – сказал он с насмешкой и уже громко, в сторону наемника, произнес: – Шлюхами обойдешься. Эта девка для богов. Может, тронешь, а они потом разгневаются и тебя кишками наружу вывернут. Хочешь рискнуть? – Нет, нет, – отмахнулся наемник в ужасе и сделал какой-то знак. Крякнул, поднимая связанного бессознательного Тротта на плечо. – Куда его, нор? Хенши посмотрел на сумеречные небеса, на пылающий горизонт, снова кинул взгляд на Алинку. – На моего раньяра, – решил он. – И девку тоже. Неохота лететь в ночь, но колдуна нужно заковать, прежде чем очнется и сможет колдовать. Притащите сюда крылатых, накормлю раньяра этой падалью. Не хочу, чтобы уснул по дороге. Алинку и Тротта привязали к спине «стрекозы», и принцесса, вжатая щекой в жесткий хитин, коснулась языком разбитой губы и прерывисто вздохнула. Лорда Макса она не видела. Очень хотелось пить, от навалившейся слабости кружилась голова. Раньяр взлетел, и Алина смотрела невидящими глазами на закатный лес, на темный горизонт с дальними пятнами вулканов. На нее накатило странное забытье: только что она наблюдала садящееся солнце, и вот уже они летят в темноте под двумя сияющими лунами, которые позволяют видеть и лес, и подсвеченные вулканами красноватые облака, сместившиеся далеко назад. Раньяр летел медленно и даже жужжал как-то сонно, то и дело пытаясь опуститься к лесу; Хенши пресекал это, подгоняя инсектоида резкими окриками. Алина пыталась придумать, что делать дальше, и не могла. Мозг отказывался работать, и так много в ней было страха и отчаяния, судорожных мыслей, жалости к Тротту, молитв и невыплаканных слез, что в какой-то момент ее сознание просто отключилось. А очнулась она, когда ее грубо дернули за крыло, разрезая веревки, и бросили на землю. И под ударивший по ушам гогот облили водой. Принцесса, моргая и сжавшись, хватала ртом воду, облизывая ее с лица и рук, затем оглянулась. Рядом с ней опустилась лапа «стрекозы», и Алинка поползла назад, чтобы не быть раздавленной.