– Я и не хочу спать, – пробормотала она и еще раз зевнула, прикрываясь рукой и чуть не роняя пластину мяса. Засмеялась тихо, застенчиво поглядывая на него блестящими глазами. – А вы не хотите? – Очень хочу, – признался он. Нож в его руках ходил быстро, уверенно, а Богуславская двигала своим осторожно, медленно – и слава богам, а то порежется еще. – Но без ужина это неразумно. – Вы всегда делаете то, что разумно, профессор, – сонно подтвердила она. – Не всегда, – усмехнулся Тротт, глядя на ее соловеющий взгляд и румянец. Губы порозовели и казались еще пухлее, чем обычно. – Например? – Алина потерла глаза тыльной стороной ладони, в которой был зажат нож, и покосилась на Макса. – А, – сказала она с упреком, – вы все равно не признаетесь. – Мне не хотелось бы уронить свой авторитет в ваших глазах, – подтвердил он нарочито серьезно. Принцесса улыбнулась во весь рот. И он поймал себя на том, что ждал этой ее открытой, почти детской улыбки. – Ну расскажите что-нибудь, иначе я точно прямо тут усну. Давайте я начну. О неразумном. Вот я однажды превратилась в дерево. Представляете, если бы я не смогла вернуться? – Как вам это удалось? – с живым интересом спросил Макс. Спутница открыла рот и вдруг замялась. – Семейная тайна. – Голос ее был застенчивым. – Знаете, а я ведь выдала вам слишком много семейных тайн! – обвиняюще заявила она. – Теперь ваша очередь. – Не припомню, чтобы я вставал в очередь, – задумчиво проговорил Тротт. – Ну лорд Ма-а-акс! – вознегодовала Богуславская, сурово сдвигая брови. – Ну хорошо, – усмехнулся он. – Раз уже речь зашла о деревьях: вокруг моего дома растут живые дубы, связанные со стихийными духами земли. Я когда-то посадил их ради эксперимента, накастовал алгоритм защиты, а духи за несколько десятков лет зародились сами собой в сгустках зеленой стихии. Теперь дубы разумны и считают меня хозяином. Принцесса смотрела на него с ожидаемым восторгом. Глаза ее блестели. – Как бы я хотела посмотреть на них! – Я не сомневался в вашей реакции, – отозвался он с насмешкой. – Вы покажете мне, лорд Макс? – она не спрашивала, а требовала. – Конечно, Алина. Он не стал добавлять «если мы выберемся отсюда». – Поскорее бы, – пробормотала Богуславская, немного приуныв. Видимо, ей в голову пришла та же мысль. Вода в котелке закипела, и Тротт, тщательно протерев две плошки тканью, плеснул в одну из них кипятка, ложкой достал из мешка большой кусок засахарившегося меда и, размешав, отдал принцессе. Сделал и себе медовый напиток, поставил рядом остыть, пока забрасывал в котелок крупу и нарезанное мясо. И только затем принялся пить. Напиток обжигал, выгоняя из тела холод и придавая силы. Алина тоже осторожно глотала из плошки, дуя на воду и прикрывая глаза. Допив, со стоном потянулась: – А-а-а-а… хорошо! – Согрелись? – поинтересовался Тротт, помешивая набухшую уже кашу. – Угу. – Принцесса покосилась в сторону выхода и зябко обхватила себя крыльями. – Все-таки как там холодно. Странно, что снега нет. – На Ларте почти нигде нет снега, – отозвался он. – Только на севере, далеко за столицей, в горах, и то когда наступает местная зима. – А сейчас что? – перебила его Алина. – Весна, как на Туре. Материк большой, несмотря на затопление, но, насколько я могу судить, лежит в тропических и субтропических широтах вдоль экватора. И горы все старые, несмотря на действующие вулканы, поэтому невысокие. Нет вершин в восемь тысяч метров, как у нас в Милокардерах или Северных пиках. Кстати, на севере Ларты я видел лесные анклавы из лиственных деревьев. – Семена, наверное, тоже попали сюда через порталы, – пробормотала Алина, изо всех сил тараща глаза, которые то и дело закрывались. От тепла и сладкого ее окончательно разморило. – Как козы и куры. И собаки. Я видела их в поселении. – Вероятнее всего, – согласился Макс. Она потерла глаза. – Как хорошо, что люди ушли из поселений, да, лорд Макс? Хотя они, наверное, ужасно испугались сегодня. – Если защита еще просядет, они и в убежищах будут в опасности, – хмуро проговорил Тротт. – Хотя их будет сложно найти. Это система огромных пещер, в них пережидают разливы рек в период осенних дождей. Там есть вода, место для всех жителей, есть где держать животных. Но, конечно, если лорташские боги захотят их найти, они найдут. – А как они не нашли нас? – внезапно несонно поинтересовалась принцесса. – Мы ведь так долго шли. – Сам много раз задавал себе этот вопрос, – откликнулся Тротт. – Не знаю, Алина. Остается надеяться, что так будет и дальше. Наступила пауза. Каша булькала в котелке, потрескивали дрова – Макс, подбросив еще несколько поленьев, поднялся, чтобы распаковать сумки-одеяла. Раскрыл их, выложив вещи на пол, бросил оба на папоротниковое ложе. – Сегодня нам придется спать в тесноте, – сообщил он. – По отдельности мы замерзнем. Принцесса повернула голову и ожидаемо покраснела – как и утром, когда разглядывала его и заливалась румянцем, – а Макс, как и тогда, тяжело подумал, что сейчас самое время еще увеличить дистанцию. Но как ее увеличишь, если все время приходится находиться в тесном контакте? – Н-ну ничего, – звонко выговорила она. – Если иначе никак, т-то я с радостью… мы же много раз так спали… ох… я хочу сказать, что… что… не знаю я, что хочу сказать, профессор Тротт! Она с отчаянием посмотрела на него и опустила голову. – Прекрасно, – ровно сказал Макс. – Дайте мне тарелку, ваше высочество. Пока вы краснеете, каша остынет. Она фыркнула, но немного расслабилась, протянула плошку, осторожно и внимательно глядя на него сонными глазами из-под светлых волнистых прядей. – Вас не смущает, что я смущаюсь? – вопросила она с вызовом. – Вы все время смущаетесь, Алина, – ответил он спокойно, наполняя ее тарелку. – Я привык. – А не хотите знать почему? – уже сердито продолжила она. – Почему? – терпеливо спросил Тротт, передавая ей кашу. Не говорить же «я знаю». Богуславская набрала в легкие воздуха, и Макс уже приготовился к сложному разговору, когда она потерянно засопела и уткнулась взглядом в тарелку. – Не скажу, – пробурчала она со вздохом и сунула в рот ложку. – Боги, как вкусно… Он молча ел обжигающе-сытную мясную кашу, поглядывая на спутницу. Даже сейчас, несмотря на зареванность, усталость, обветренное лицо и распухшие губы, ее диковатая красота никуда не делась. И спину принцесса держала прямо, хотя руки заметно дрожали от усталости, а голова то и дело клонилась вниз. Доела, поставила плошку рядом с собой, снова зевнула, прикрываясь ладонью. И снова. – Как не хочется выходить наружу, – пробормотала она, помотав головой. – Но надо. – Надо, – согласился он, поднимаясь и протягивая ей руку. – А потом сразу спать, Алина. Когда они вернулись, Макс, подбрасывая дрова в костер, предупредил: – Я лягу у стены. Там холоднее. – Ладно. – Алина, усевшаяся на край ложа, потерла покрасневшие от ветра ладони и бессильно положила голову на колени, обхватив их руками. Так она и сидела, пока Тротт оттирал плошки, переносил ближе к костру поленья – подбрасывать ночью – и укладывался спиной к стене. – Ложитесь уже, – позвал он. – А? – Принцесса ошалело вздернула голову, оглянулась на него непонимающими мутными глазами. – А-а-а-а… сейчас… да… Она легла, подобралась к нему ближе, прижалась спиной, засопела, когда он накрыл ее крылом, а сверху – двумя одеялами. Снаружи выл ветер, тихо потрескивал костер, и в пещере было уютно и тепло. Принцесса завозилась, еще чуть подвинулась к Максу, повернулась на спину – так, что уперлась локтем ему в живот, а его крыло скользнуло ей по груди. – А помните, мы тоже грелись в пещере над морем? – прошептала она сонно. – Помню, – негромко ответил Тротт. – Хорошо было, да? Он едва разобрал ее бормотание. Принцесса еще раз повернулась, уткнувшись носом ему в куртку, а коленями в бедра, вздохнула… и Макс едва не дернулся, потому что холодная ладонь ее скользнула по его пальцам, сжавшимся в кулак, вверх под локоть, и Алина обняла его, сунув руку к основанию крыла, в чувствительный пух. Самым естественным сейчас казалось обнять ее в ответ, но он заставил себя остановиться. И его рука осталась прижатой к боку. – Вы такой теплый, лорд Макс, – шепнула Алина ему в грудь, и ему показалось, что жар ее дыхания ощущается даже сквозь толстую куртку. Тротт, не шевелясь, подождал несколько минут, остро ощущая ее слегка подрагивающие пальцы в подкрылье и глядя на пляшущее пламя костра. Наконец принцесса под его крылом расслабилась, ее дыхание стало ровным и глубоким. И тогда он прикрыл глаза, а затем чуть склонил голову и коснулся губами ее светлых волос. Седьмое апреля по времени Туры Макс проснулся от того, что затекло тело – он оставался в той же позе, в какой заснул. Пошевелился, приподнял голову: костер прогорел, из узкого входа в пещеру падало бледное пятно света – значит, снаружи занималось утро. Под одеялами было жарко; Богуславская все так же обнимала его, сунув руку под крыло, прижавшись грудью к груди, бедрами к бедрам – только голова была чуть откинута назад. Лицо ее выглядело спокойным и очень юным, и Макс, точно зная, что нельзя этого делать, все же посмотрел на ее приоткрытые розовые губы, пухлые и чуть обветренные. Вздохнул тяжело, поражаясь собственной реакции – зачастило сердце, а за ним сорвалось и дыхание; мелькнула перед глазами картинка, как он целует эти мягкие губы, вжимая сонную, горячую девушку в ложе, как лихорадочно расстегивает ей куртку, только чтобы запустить руки под сорочку, к телу… Тротт беззвучно, зло выругался, кое-как отодвигаясь к стене. Рука принцессы скользнула по его боку, и она зашевелилась, засопев и перевернувшись на спину. Макс подождал с минуту, сел, почти упираясь макушкой в наклонный свод пещеры, и, стараясь не разбудить спутницу, перегнулся через нее, навис на прямых руках, чтобы перелезть, – и тут Алина приоткрыла мутные сонные глаза и непонимающе посмотрела на него.