Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 8 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * * – Павел, надо было тебе возвращаться домой вместе с Лерой. Софья Петровна чувствовала себя виноватой. Зачем она позвонила внуку? Не умерла ж. И даже если б и умерла, то ничего из ряда вон выходящего не случилось бы. – С Лерой получилось некрасиво. Отправил домой на ночь глядя одну. Могла б остаться здесь. Павел, ты меня слышишь? – Лера тебе не понравилась. – При чем здесь это? Действительно – при чем? Разве десять лет назад он слушал Софью? Нет, конечно. Павел потянулся в старом кресле. Он не хотел признаваться себе, что в душе рад, что Лера сама приняла решение вернуться в город без него. И вообще, напрасно он ее привозил. Софья здесь ни при чем. Он любил оставаться на ночь в этом доме. Любил долго лежать в постели, прислушиваясь к ночным шорохам за окном. И обязательно включал во дворе фонарь, чтобы тени от веток колыхались на стенах. Думалось в такие минуты на удивление очень легко, и решения принимались самые правильные. Ближе к полуночи радио начнет транслировать классическую музыку, и тогда он уснет. Софья Петровна не спеша накрывала на стол. И Стрельников вдруг подумал, что все это ерунда: и тревоги, и все дурные предчувствия – только плод его воображения. – Летом обещали родители приехать. Сделаем ремонт. Я отпуск возьму. Софья, сколько лет этому дому? – Ближе к столетию. Почти мой ровесник. У тебя неприятности? Павел не ответил. Софья приоткрыла фрамугу и закурила прямо в гостиной, стоя у окна. – Мне Лена на днях звонила и тоже говорила, что собираются приехать. Правда, не факт, что приедут. Невестку Софья не любила. Елена раздражала ее своей женской удачливостью. Павел во многом был похож на свою мать, такой же высокий, статный, даже красивый. Но уверенность в себе, обоснованность, надежность, породистость – все лучшее, что было у него, по мнению Софьи Петровны, досталось внуку от ее рода. Сизый, похожий на осенние облака дым медленно пополз за окно. Софья с нежностью смотрела на седеющего внука, пытаясь в очередной раз понять, когда он умудрился вырасти. Казалось, совсем недавно, всего на год ей подбросили Пашку, а годы-то пролетели. Вся ее жизнь пролетела. Софья Петровна Стрельникова в молодости исколесила почти всю страну, неся на плечах светлые идеи коммунизма. В вечной спешке, за проверками, докладами, отчетами, она и не заметила, как у нее не стало семьи. Сын незаметно, словно между делом, вырос. Вначале Суворовское училище, потом академия, первая любовь и женитьба на Елене, а дальше – служба Родине. И приедет ли ее сын этим летом – вопрос пока открыт. Своего мужа Софья ни в чем не винила. Даже порой удивлялась его терпению. И ушел он в другую семью как-то незаметно. Собрал вещи, которых оказалось не так уж и много, сложил стопками книги… Плакать в подушку и горевать Софья не умела. Окунулась с головой в работу и как-то пережила потерю единственного любимого мужчины… За верность долгу и преданность коммунистическим идеям Софье Петровне высокое руководство выделило квартиру почти в центре Москвы. Престижное жилье она с трудом, задействовав все связи, обменяла на десять соток земли в Подмосковье. Сколько ни уговаривали подруги отказаться от затеи, но Софья настояла на своем. Так в поселке, рядом с дачей генерала Горского, появился дом Софьи Стрельниковой. А спустя несколько лет в нем прописался шестнадцатилетний Павел. Софья, толком не вырастившая сына, такому повороту событий не обрадовалась. Но вопрос не обсуждался. Подполковник Стрельников не мог таскать за собой по гарнизонам сына накануне поступления в вуз. Софья Петровна, которая и видела-то внука до этого раз в год, свободу юноше не ограничивала, с опекой не усердствовала и единственное, что строго-настрого запретила, так это называть себя бабушкой. Столько лет прошло. Павел уже начал седеть, а она так и осталась Софьей. – Да, ремонт не лишний. Будет где бегать моим правнукам, – вернулась к разговору Софья. – Не начинай. – Разве я сказала, что хочу, чтобы безмозглые, длинноногие дети носились в моем доме? – Софья, где ты видела детей с мозгами? – Правильно. Откуда взяться мозгам, если интеллект передается от матери? Вот я и говорю – будут у меня правнуки только красивые и длинноногие. Всем в мать. Ну, конечно, он сразу догадался, что Лера не понравилась Софье, как в свое время не понравилась Ирина. – Софья, ты просто сама мудрость. Вот я в кого удался. Павел, еле сдерживая смех, поднялся со скрипучего кресла, обошел вокруг стола и поцеловал свою старенькую Софью. Короткие волосы, хранящие знакомый запах табака и духов, защекотали его лицо. – Ты, Павел, удался в свою мать. А мудрость, да будет тебе известно, приходит со старостью. А бывает, что старость приходит одна. – Софья сделала последнюю затяжку и выбросила окурок за окно. – Пойдем ужинать. * * * Подперев кулаками подбородок, Саша бездумно сидела в ординаторской. Ей было плохо с самого утра. И так будет еще завтра и послезавтра. И только потом станет легче. Жизнь войдет в привычное русло, и все станет на свои места. Осталось пережить несколько дней. Она знала об этом с того момента, как Стрельников зашел в гостиную.
– Александра Ивановна, вас к телефону. К городскому телефону, стоящему на посту под неусыпным глазом дежурной медсестры, звали редко. Все, еще в прошлом веке, перешли на мобильную связь, а пациенты и их родственники, если надо, звонили прямо в ординаторскую. Из близких людей у нее было только два человека: Софья и Степанков. Из родных – мать. Но та звонила редко и только вечером. Верочка стояла у двери. Надо было что-то делать, а она сидела и смотрела в окно. – Александра Ивановна, сказать, чтобы перезвонили вам в кабинет или как? Лучше, конечно, «или как». Саша сделала над собой усилие, провела рукой по лицу и, словно очнувшись от наваждения, направилась вслед за дежурной медсестрой. – Добрый день! Андреева слушает. Телефонная трубка привычно шумела и трещала. Главврач не раз обещал снять номер с блокиратора, но то ли денег в больнице не было на лишние расходы, то ли руки не доходили, но связь оставалась по-прежнему плохой. Саша потрясла трубку и плотно прижала к уху. Трубка наконец-то смилостивилась над ней, и в покрасневшее ухо отчетливо долетел голос. Но, будь то голос с другой планеты, она, наверное, меньше б удивилась. Стрельников гудел в трубку, сетуя на связь, а заодно и на больницу. – Ты почему на мобильный не отвечаешь? Саша достала молчащий телефон из кармана и автоматически подключила, вернув чудо века к жизни. Трубка городского в отместку опять зашумела. И было непонятно, то ли Стрельников что-то потерял, то ли сам потерялся. Но невзирая на это недоразумение, он заедет к ней на работу. Она хотела спросить когда, в каком году и в этой ли жизни, но голос потонул в треске, а потом и вовсе пропал. Протяжные гудки стали частыми. На том конце положили трубку. – Александра Ивановна, вас можно на минутку? Верочка с нетерпением дожидалась, пока Саша окончит разговор. Молоденькой медсестричке было невдомек, что Саше плохо с самого утра и еще будет так же плохо, а может и хуже, пару дней. – Александра Ивановна, – Верочка понизила голос, перейдя почти на шепот, – это правда, что Владимира Ивановича отправляют на пенсию? Слух о том, что заведующий якобы уходит или его уходят, пронесся по отделению еще в сентябре. Говорили разное. Говорили о грядущей реорганизации больницы, что само по себе значило сокращение отделений, а следовательно, и персонала. Всякое говорили. Но администрация, в лице главврача и его заместителей, стойко хранила молчание, и все понемногу успокоились. Надежда – самое живучее, что есть в человеке. Надеялись, что пронесет и на этот раз. – Александра Ивановна, нас-то не сократят? Как вы думаете? Куда нас сокращать? Ей, конечно, хотелось больше всего уверенно сказать, что неврологии сокращение не коснется. И если б не звонок Стрельникова, не приступ сердцебиения, она так бы и сказала. – Верочка, вы не беспокойтесь, идите работайте. Я думаю, это только слухи. Посудите сами, если б решили сокращать, то уже сократили б. А раз бюджет на год принят, так что нечего пока беспокоиться. – А Владимир Иванович, ведь… Телефон зазвонил прямо в кармане. Саша машинально поднесла трубку к уху, дав понять Верочке, что разговор окончен, и направилась в кабинет заведующего. В кабинете Владимира Ивановича ничего такого, что подтверждало б догадки или сплетни коллектива, не было заметно. Все было как обычно. Старая мебель, книжный шкаф, наполненный доверху всякой макулатурой, которую давно надо было выбросить. И старые обои давно не мешало б переклеить. Только Владимир Иванович к окружающей обстановке относился спокойно, скорее безразлично, считая, что вся работа должна сосредоточиваться возле постели больного, а не в кабинете заведующего. – Как дела? До тебя не дозвониться. Телефон забыла? – Случайно отключился. – Ладно. Проходи, присаживайся. Сегодня был тот первый, самый тяжелый день после встречи со Стрельниковым, когда все шло наперекосяк, и не только телефон. – У меня, по сути, два дела к тебе, – Владимир Иванович закрыл папку. – Я только что был у главного. Саша опустилась в кресло, которое столько лет считала своим, и по-настоящему забеспокоилась. Значит, никакие это не догадки и вовсе не сплетни об уходе заведующего. – Саша, к нам, вернее, к тебе поступает больной. Я только что от главного, – напомнил Владимир Иванович. – Поступает некий Лагунов Роман. Сын того Лагунова. Заведующий поднял глаза вверх и тяжело вздохнул, словно такие «логуновы» поступали в отделение впервые в жизни. И сразу стало понятно, что будет не столько работы, сколько нервотрепки. Комок, застрявший в горле, стал уменьшаться. С любой проблемой они вместе с Владимиром Ивановичем обязательно справятся. С этим можно жить. Она не понимала, почему люди, имеющие деньги, власть и значимость, обязательно считали своим долгом подсказывать, навязывать врачу свое видение процесса лечения. И когда врач, исчерпав всю аргументацию, просил просто не мешать, не отвлекать – это зачастую и служило поводом к словесным и письменным жалобам родственников в вышестоящие инстанции. Почему никто не чинит самостоятельно свой холодильник или компьютер? Вызывают мастера. И никто не дает советы, как тому быть. Стоят в сторонке. Смотрят, затаив дыхание. А если касается здоровья – все готовы лечить, а уж советы давать и подавно. – Что хотят родственники? Группу инвалидности? Армия? – прервала внутренний монолог Саша. – В том-то и дело, что уже ничего не хотят. Вот, – Владимир Иванович снова открыл тоненькую папку и взял выписные эпикризы. – Смотри сама. Вначале лечился у нас, в смысле в Москве, потом – в Германии. Вот еще Израиль. И снова у нас. Владимир Иванович аккуратно сложил выписки на столе и накрыл их широкой морщинистой ладонью. Значит, к этому вопросу они возвращаться не будут. – А история с ним приключилась, со слов родителей, такая: среди полного благополучия, в расцвете, так сказать, творческих сил, – легкая, едва заметная усталость сквозила в голосе заведующего, – мальчику стало неинтересно жить. – Мальчику-то сколько? Возраст она всегда уточняла потому, что к категории мальчиков заведующий относил всех без исключения мужчин не старше шестидесяти лет. – Мальчик – это я образно. За тридцать. А вот причина болезни… Причина – неизвестна. Зарубежные светила об этом открыто нам не говорят. Но, судя по диагнозу на две страницы, не нашли они причину. Смотри, Александра, – Владимир Иванович развернул папку так, чтобы Саша могла сама убедиться в его словах. – Обследовали очень добросовестно. Все, что могли. А результаты, если очень не придираться, почти в норме.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!