– Новая? – не понял Перята. – Очень красивая, говорят…– расстроенная Перуника никак не могла унять волнение. – Ах да, Вольна…– подтвердил Перята. – Что «ах да»? – Перуника вперила вопросительный взгляд в гридя. – Да, очень красивая…По двору идет, словно лебедушка плывет…Так многие ее с лебедем и сравнивают, – расписывал Перята. – Расскажи, какая она…– Перуника хотела сначала прогнать Перяту за его отвратительные сказы, но потом любопытство взяло верх. **** Был поздний вечер. Звезды и луна, отражаясь в речной глади, освещали прогульщикам путь. В густых сумерках слышались пения дроздов и зарянок, заглушаемые смехом и болтовней сестер Миронега. – Это правда, что Новгород такой большой, и его не обойти пешком за день? – интересовалась одна из сестер Миронега у Дивы. – Да, большой, – Дива не пыталась близко сдружиться с сестрами князя Ладоги. Она лишь отвечала на их вопросы. А они щебетали, как весенние малиновки, громко и заливисто любопытствуя о далеком граде. – А правда, что там княжеские терема строят невероятной красоты? Будто таких высоких и просторных еще свет не видывал! – Да, строят…– в голове Дивы проскользнула неуместная мысль о том, что теперь все терема останутся Вольне. Разумеется, ей самой, опальной княгине, сейчас должно быть не до теремов. Но ведь не только терема отойдут сопернице, но и сам князь. И весь город! Об этом нельзя не думать… Глаза Дивы заметили вдали на горизонте яркий всполох. То блеснула в ночном небе дальняя зарница. Молнии и грома пока не было слышно. Но, кажется, грозная непогода уже подступает к Ладоге. Миронег тоже поддерживал беседу, но только с мужчинами. – Что это за холмы там вдалеке? – поинтересовался Надежа. – Это не холмы…Это могилы…– ответил Миронег, отвернувшись от поросших травой курганов. В Ладоге многие простились с жизнью раньше срока. В этот момент к Миронегу приблизился слуга. Изначально верный прислужник не отправился на прогулку со своим князем и гостями. Видимо, сейчас он решил изменить это и присоединиться к своему господину. Шепнув что-то на ухо молодому правителю, слуга пошел чуть поодаль ото всех. – Пора возвращаться, – вдруг скомандовал Миронег. – Мы отошли совсем недалеко, – начал протестовать кто-то, увлекшийся созерцанием гордых и печальных просторов Ладоги. – На сегодня достаточно…– отрезал Миронег. – Перун катит…– князь бросил взгляд вдаль, где вспыхивали зарницы. Разгневанный громовержец метал молнии в отдалении. Вернувшись на дворы, прогульщики уже собирались расходиться. – Надеюсь, княгиня осталась довольна созерцанием окрестностей…– вежливо подытожил Миронег вечерние гуляния. – Ладога поистине прекрасна…Благодарю за прогулку…– Дива уже хотела поскорее удалиться в выделенные для нее покои. Но тут вдруг собравшихся привлек шум, доносящийся из крайней избы. – Что такое? – картинно удивился Миронег, глядя на домик сестры. – Что там происходит? Разве я не приказал Перунике сидеть в ее горнице? – А вот, кажется, и страж…– Мирко указал на одного из дружинников Миронега, приставленного охранять Перунику. Страж лишь шел к избе княжны. – В чем дело? Как ты посмел отлучиться? – грозно обратился Миронег к брежатому. – Я невиноват, – страж пожал плечами. – Служанка княжны Перуники сказала, что меня призывает князь…Я поспешил на зов. Однако не застал тебя, княже…– объяснил стражник Миронегу. – Так…Что она задумала?..– выронил будто бы невзначай Миронег. При этом многие смолкли. – Ступай, Простак. В следующий раз не спущу, если пост свой покинешь… – Я, пожалуй, пойду к себе…– Дива не хотела знать ничего, что касается соперницы. Эта женщина была ей слишком неприятна. – Пусть княгиня задержится ненадолго, – Миронег оглядел Диву с непроницаемым лицом. Дива хотела что-то ответить, но Миронег уже был на крыльце. В следующее мгновение он распахнул дверь в избу сестры, и на улицу вырвались вопли и детский плач. Миронег прошел в сени, открыв обзор тем, кто находился на улице. В избе, помимо княжны, было еще двое мужчин. Один из них никак не мог выйти – это был Перята. Дорогу новгородцу преграждал другой мужчина – высокий детина, стоящий в дверном проеме. – Я не оставлю своего сына в этом вертепе, который ты тут устроила! – гремел голос детины. – Это Стожар! – сообщил Мирко собравшимся на случай, если они не знают. Прогульщики переглянулись между собой недоуменно. – Ходят слухи, что у них с Перуникой…– начал чей-то голос и смолк. Нахмурившись, Дива обернулась, пытаясь узнать, кому принадлежали последние слова. Но не смогла обнаружить в толпе хозяина голоса, знающего больше, чем присутствующие. Так что там у Стожара с Перуникой?! – Это не твой ребенок! Я не отдам его тебе! – кричала Перуника. – Это мой ребенок. Он будет отныне со мной. А ты можешь и дальше таскать к себе в горницу кого ни попадя…Лучше с мачехой, чем с такой матерью, как ты! – Стожар вышел из горницы, держа на руках заливающегося плачем ребенка Перуники. Последняя кинулась за сыном, но была оттеснена обратно. Она вопила и требовала вернуть ей малыша, но никто не обращал внимания на ее крики. – Стожар, в чем дело?! – притворно строго спросил Миронег у выходящего подданного, которого сам же сюда и поместил. – Я пришел за своим сыном, князь! – начал Стожар возмущенно. – А вместо этого нашел мою сестру и какого-то мужика, закрывшихся в горнице? – Миронег взялся пояснить окружающим, что произошло. – А ты кто такой?! – закричал Миронег на Перяту, не давая больше слова Стожару. – Да я…Меня позвали, я и пришел…– начал Перята, и тут же был перебит возмущенным Миронегом и гудящей толпой. – Перуника! Сколько еще ты будешь позорить меня! – заорал Миронег. – Я запретил тебе являться на пиршество. И вот чем ты заняла себя! – Он тоже поэтому не пошел на пир, наврав, что у него брюхо крутит?! – вспомнил кто-то из гридей о хвори Перяты. – Вот как вы все выдумали! – «горячился» Миронег. Один раз он даже чуть не рассмеялся. Он тщательно продумал все, но занедуживший живот Перяты запланирован не был. Однако как кстати получилось. – Ты за этим моего стража отправила вон?! Да как ты посмела, гульня! Ты срамишь наш род! – Это все не так! Мы ничего не делали! – в смятении оправдывалась Перуника, видя, что со стороны все выглядит крайне нелицеприятно. Она пока не понимала, что угодила в ловушку. А также недоумевала, почему Миронег орет на всю улицу: ведь раньше он всегда защищал честь их семьи, даже запрещая сестрам некоторые наряды, которые казались ему нескромными. – Это все совпало…Я всего лишь хотела узнать у него о…Да ты же сам…– Перуника хотела сказать, что именно Миронег посоветовал ей поговорить с одним из прибывших и выспросить все новости о Рёрике. При этом брат не разрешил ей выходить из дому. Получается, он сам подтолкнул ее к тому, что произошло? – Замолчи, негодная! – Миронег отвесил Перунике оплеуху, а после толкнул ее обратно в избу, дверь в которую быстро захлопнулась. Перуника упала на пол, утирая с лица кровь, которая потекла из ее носа после того, как брат ударил ее. Перуника прижала ладонь к лицу и оглядела свою побагровевшую руку. Никогда прежде Миронег не бил ее столь сильно. И это его действие вдруг в один миг отрезвило ее. Непросто так он переменился, не просто так он кричал на весь двор о том, что раньше тщательно скрывал. Все не просто так. Всему есть причина. Он больше не любит ее, как тогда, когда она была маленькой девочкой. И он теперь не боится ее, как боялся всего пару дней назад, когда она грозила ему своим ребенком, обещающим занять престол Ладоги. – Рёрик скоро придет и…– простонала Перуника. – Придет. И найдет здесь шлюху, о которой будут все судачить…– дополнил речь сестры Миронег. Он не был подлым и хитрым. И не смог бы измыслить всего этого чудовищного действа, если б его наставник Мирко не подтолкнул его к этому. И все-таки Миронег, будучи своевольным, не послушал старика. Он не стал убивать сестры, ставшей ему опасным врагом. И не стал устраивать все так, чтобы виноватой оказалась его несостоявшаяся невеста. Плачущая Дива, которая даже если и виновата в чем-то, то уже сполна ответила за все, оказавшись изгнанной. Не хватает только оклеветать ее, обвинив в тяжком преступлении. – Я расскажу ему, как ты отнял нашего ребенка, – Перуника понимала, что своими словами всегда делает себе только хуже. Но ее громадное самомнение и длинный язык орудовали отдельно от ее воли. – Это не я отнял твоего отпрыска, – поправил Миронег. – Отец. Стожар. И он захотел забрать сына от такой матери, как ты. Это все видели. Воцарилась тишина. Перуника обдумывала последнее изречение брата. И когда его смысл дошел до ее воспаленного мозга, она залилась слезами. – Прости меня, верни моего ребенка, – привыкшая к безнаказанности Перуника не была готова нести ответственности за свои поступки, не говоря уже о словах. Ее мелодичный голос исковеркался рыданиями. Ее рев был слышен не только на дворе, но и, кажется, на той стороне Волхова, где покоилась крепость князя Любши. – Я буду молчать…Я ничего никому не скажу…– Перуника повисла на руке Миронега, осознавая, что он единственный, кто может ей помочь. – Прости, помоги, умоляю…Я больше не буду…Я…Я… – Пошла прочь…– Миронег стряхнул с себя обезумевшую Перунику. Он никогда прежде не полагал себя жестоким. Но почему же тогда сейчас ему не жаль ее… Дива стояла на улице, безмолвно раскрыв рот. Она помнила тот вечер, когда впервые увидела Перунику, как та унизила ее, причинила ей боль, поиздевалась вволю. И вот теперь все то же самое княжна Ладоги испытала на себе. Но только в гораздо большей степени. Возможно, получив непоправимый урон. Громкий голос Мирко, наставника Миронега, вывел Диву из оцепенения, в которое она впала, незаметно для самой себя. – К нашему прискорбию, Перуника всегда была такой…Ни одно лето не обходится без подобных сюжетов…– с осуждением подвел итог Мирко. Глава 5. Прозревающая Птичьими трелями и журчаньем ручейков пела в Новгороде весна. Некоторые дни были теплыми и ясными, другие – дождливыми и прохладными. Но все они оказывались одинаково насыщенными для жителей, загруженных срочными весенними работами. Женщины откладывали рукоделие, мужчины оставляли плетение лаптей, все уходили в поля, огороды и скотные дворы. Старики собирали березовый сок. Ребятишки тоже помогали. Старшие девочки следили за младшими детьми. А мальчишки отправлялись на лодках в плаванье по речкам и озерцам – добывать яйца диких уток и гусей. Ценные находки аккуратно укладывались в корзины с сеном. Из найденных яиц вылупятся птицы, которые будут жить на подворье и кормить людей. Но не все были заняты тяжким трудом на полях и скотных дворах. – Арви, сколько еще ты будешь тянуть время? – отчитывала помощница Умилы тиуна, затворившись с ним в гриднице. Посторонних тут не было, и приспешники Умилы могли говорить, не таясь. – Сейчас самый подходящий момент – Рёрика нет, и мы можем хоть вновь запихнуть Вольну в реку! А лучше прикажи Агату свернуть ее лебяжью шейку! – Гудрун не отличалась хитростью лисицы, зато была готова к немедленным мерам: решительности в ней имелось предостаточно. Потому памятозлобная Умила и отправила ее в Новгород. – Во-первых, прекрати разговаривать со мной, как со слугой, – сквозь зубы ответил Арви, негодуя, что над ним оказался человек, гораздо более глупый и в целом ничтожный. Кажется, он сам, прославленный тиун, жаждал власти не столько для того, чтоб командовать другими, сколько для того, чтоб не быть безвольной куклой в руках всяких недоумков. – А во-вторых, напряги разум и постигни: так просто свернуть Вольне выю нельзя – она не простой какой-то человек. Нужен продуманный замысел. Что-то более тонкое, чем обычное убийство. Необязательно лишать ее жизни, достаточно отнять ее силу. – Пусть отравится и умрет! – стояла на своем служанка Умилы, так и не уразумевающая простых истин, которые до нее пытался донести Арви. – Так нельзя…О боги, какая же ты тупорылая…– раздраженно выдохнул Арви. – Да ты на себя посмотри, спесивец хвастливый! – задетая за живое Гудрун уже приготовилась вопить во все горло – любые примечания, касающиеся ее мыслительных способностей, были для нее болезненны. Она знала, что не очень красива, но зато полагала себя умной. И тут вдруг раздался стук, в гридницу заглянул брежатый. – Вольна пришла. Жаждет иметь разговор…– доложил страж.