Послышался скрип двери, порог переступила стройная фигура. В ее руках была небольшая корзинка, закрытая плетеной крышкой. – Пойдем и посидим возле воды…– предложила девушка просто. – Меня зовут Ума. По моему имени ты должна догадаться, кто моя мать…– усмехнулась дочка Умилы. – Ты жена Рёрика, стало быть, мы с тобой теперь сестрички… Тропинка с заднего двора вывела в рощу, а оттуда к небольшому водоему. Заросший ряской пруд, в котором затонула старая ива, явился пристанищем квакающих лягушек. Еще издали различила Дива их шумные споры. – Значит, ты ничего не знаешь о Дорестадте…– усмехнулась Ума. – Скорее всего…– после посещения Ладоги Дива была готова уже к любым новостям. Обе женщины присели на бережку. Несмотря на кваканье лягушек, пруд был тихим местом, безлюдным. Ума протянула руки к корзинке, которая стояла между ней и Дивой, и достала оттуда своего ручного зверька. – Это мой горностай…– похвасталась Ума. – Он милый и забавный…Я беру его на прогулку иногда. Но он может убежать…Так что на нем сбруя…– Ума указала на кожаную шлейку, плотно облегающую тонкое тельце изящного зверька. – Его еще малышом принес с охоты Синеус… – Неужели? – для приличия поразилась Дива. – Да, нашел в дупле детенышей…И отдал их нам с Ефандой…Ты видела ее только что…Она толкнула тебя… – Она не то чтобы толкнула…Наверное, она думала, что я уступлю ей дорогу, – рассудила Дива. – Но я, и правда, не обратила внимания на нее. Не заметила… – Это потому что ты княжна. А она принцесса…Вы обе считаете, что вам должны уступить дорогу…Однако замечу тебе, что, помимо вас двоих, тут есть и другие уважаемые женщины: я и матушка…– заметила Ума, поглаживая худенького зверька, который привык к ее ласке. – Чем раньше ты это усвоишь, тем проще тебе тут будет…К примеру, с Ефандой я уже не разговариваю…Теперь при встрече мы даже не здороваемся. Вот до чего довели ее чванливость и высокомерие…– Уме не нравилась гордая жена Синеуса. И в этой своей неприязни она собиралась найти соратницу в лице Дивы. – Ты сказала, что Ефанды следует остерегаться…– напомнила Дива. – Особенно тебе, – подтвердила Ума, растянувшись в загадочной ухмылке. – Неужели Рёрик не рассказывал тебе? Он собирался жениться на Ефанде…Однако потом он двинулся в Новгород к тебе. А на ней женился Синеус… – И что же? – недоумевала Дива. – При чем здесь я? – Ну как же…Ефанда и Синеус живут не слишком дружно, – Ума любила сплетничать, особенно об отношениях между мужчиной и женщиной. – И я уверяю тебя, что Ефанда желала стать женой Рёрика. Ведь они были знакомы прежде. А ты заняла ее место. Вот так. – О боги, я не занимала, – вырвалось у Дивы. Потирая лоб, запотевший под тесным убором, она удивилась тому, что у нее есть тайная врагиня. – Он сам… – Ха-ха, я знаю, что «он сам», – рассмеялась Ума. – И Ефанда знает…И завидует, что он выбрал тебя, а не ее… – Мне кажется, дело тут не во мне и не в ней…– заметила Дива. Разговор с Умой складывался легко. Диве даже стало чуть веселее оттого, что у нее появился словоохотливый друг. – Ты полагаешь, что он женился на тебе, чтобы получить твой город. Это отчасти так, – согласилась Ума. – Однако я знаю своего брата и скажу только одно…Если бы он хотел жениться на Ефанде, то сделал бы это…А он не стал. Поскольку Ефанда не привлекла его. И ей это досадно. Ведь она полагает себя благородной особой, недосягаемой для обычных смертных. И тут вдруг ее отвергли ради тебя…Вдумайся! – Уме нравилось приукрашать свои рассказы выводами, пусть и надуманными. – Ну так теперь Ефанда может успокоиться: он меня выгнал, – пошутила Дива. – Не успокоится…Она зловредная. И завистливая! – заверила Ума. – Мне уже можно не завидовать, я осталась без мужа, – вздохнула Дива. – Ты без мужа, но Синеус как муж ее тоже не интересует, – сообщила Ума. – Почему? – Дива не знала Синеуса близко, чтобы судить о нем. – Ты скоро поймешь сама…– Ума не стала отвечать на вопрос. – Ты не скажешь? – Диву удивил отказ Умы от темы, которую та сама подняла. – Я же говорю, ты скоро все уразумеешь! – повторила Ума, явив свой истинный нрав: лукавый и трудный для окружающих. – Если хочешь, мы и тебе добудем горностая…– Ума резко перевела разговор с интересного на обычное. – Даже не знаю…– Дива не думала об этом прежде и теперь не была готова дать ответ. Ей показалось чудным, что Ума так носится со своим питомцем. – У тебя есть дети? – Дива поняла, что поспешила с вопросом и пожалела о своей расторопности. – Мы с супругом прожили недолго. И не успели обзавестись детьми…– ответила Ума, продолжая поглаживать зверька, привыкшего к ее руке. – Знаешь, я не из тех, кто тщится произвести потомство в любом случае. Я хочу достойного отца для моего будущего дитя. И выбрать мужа я желаю лично. – А твой супруг?..– Дива даже не знала, как правильно задать щекотливый вопрос. Хотя по тону Умы было уже наперед ясно, что ее брак не был счастливым. – Он умер…– Ума не выглядела огорченной, поддерживая грустный разговор. – Я видела его всего несколько раз. Мы были малознакомы. Видишь, какого спутника мне выбрал твой муж… – Наверное, Нег хотел как лучше…– предположила Дива. – Ты защищаешь его после всего?! – изумилась Ума. – Я не защищаю…Я просто…Он не мог без причины сделать тебя несчастной…– выдвинула предположение Дива. – А тебя разве он не сделал несчастной без причины? – усмехнулась Ума. – Ну…Причина была все-таки, – пошутила Дива. – А, ну да…– рассмеялась Ума. – И как вы живете? Он обижает тебя? – Нет… – Наказывает? – Ума навострила уши так же, как и ее питомец, заслышавший шорох в траве. – Нет… – Он любит тебя?! – изумленно допустила Ума. – Нет… – А ты его? – неожиданно беспардонно спросила Ума. – Мы с ним…У нас…То есть я…– запуталась Дива, которая не знала каким словом озаглавить вихрь тех чувств, которые испытывала к Рёрику. Она опасалась его, нуждалась в нем, скучала по нему и не могла простить его. И каждый раз думая о нем, она ощущала, что они все еще связаны. – Значит, любишь? – уточнила навязчивая Ума. А Дива лишь вздохнула в ответ. – Не буду осуждать тебя за это. Хотя тебе стоило бы ненавидеть его до конца твоей жизни. Но ведь сердцу не прикажешь…И все-таки забудь о нем поскорее. Ведь он о тебе, точно, забыл. Я уверена, что пока ты льешь тут слезы, он уже тешится с какой-нибудь бабенкой. А может, и не с одной. – Да, я знаю…– ответила Дива, которая умом понимала все, но сердцем не принимала ничего. Она также заметила, что ее собеседница имеет нечто общее со своим питомцем: и дело, кажется, не только в узкой талии и вытянутой шее. – Знаешь? И так просто об этом говоришь? Хотя, и правда, что тебе еще остается, когда твоя соперница – непобедимая Вольна… – Моя соперница не Вольна. Мои соперники – его своеволие и вседозволенность…– перед глазами Дивы все еще стоял образ Перуники. В жизни Рёрика много встреч, а не одна какая-то вечная любимая. – Ты не винишь разлучницу в том, что она все разрушила? – Эта женщина мне глубоко неприятна. Она отвратительна по своей сути. Но она не могла разрушить то, чего не было. У нас не было ничего…– Дива ясно видела, что они с Рёриком всегда были далеки друг от друга. И если их не отдаляло расстояние, то разделяла иная пропасть. – И не винишь его самого за то, что он предпочел ее? – «Предпочел»? Он ничего мне не обещал…– Дива осознавала, что то положение, в котором она оказалась – только ее личная сложность. От этого ей было еще обиднее, потому что виновных, на которых перенеслась бы ответственность, не имелось. – Он не обещал, что будет любить меня… – Ты удивительна, поистине… – Я стараюсь соответствовать обстоятельствам…– ответила Дива просто. В ее душе была обида, но не было ненависти, отнимающей сил. – Можно погладить твоего хорька? – Конечно…– Ума улыбнулась, заговорив о любимом питомце. – Это ведь хищник…А стал ручным…– задумалась Дива, дотронувшись до насторожившегося зверька. – Знаешь, взрослый горностай никогда не станет ручным. Так что если ты захочешь себе такого же, то придется искать детеныша. Это благородное животное. Он не терпит рядом с собой абы кого. Поэтому, наверное, и живет один…– вывела Ума. – Я все-таки вижу в нем лесного обитателя…– призналась Дива, с интересом разглядывая с виду ласкового зверька, который в действительности был беспощадным охотником. – Кстати, ты знала, что горностаи не строят себе домики, а занимают чужие? Точнее, занимают жилище своей жертвы, шкуру которой выстилают для собственных детенышей… – Не только горностаи живут в домике жертвы. Люди тоже иногда так делают…– усмехнулась Дива. – Ну да…– Ума прижала зверька к груди, к которому у нее были чувства гораздо более теплые, чем к большинству людей. Смеркалось. Ума и Дива возвращались домой, болтая по пути о том о сем. Дива не заметила, как отвлеклась от своих переживаний, слушая трескотню спутницы. Дорестадт уже не казался ей таким уж невыносимым: хорошо, что появилась подруга: тем более чуткая. Навстречу Уме и Диве шел человек и нес в руках большую корзинку, из которой торчало сено. Когда он поравнялся с прогульщицами, оказалось, что это юноша. – Рарог, обожди…– окликнула Ума. – Куда идешь? – Да вот…Помочь попросили…Отнести…– ответствовал юноша, потрясая плетенкой. – Кто бы и что тебе ни говорил прежде, знай, он хороший мальчик, – объяснила Ума недоумевающей Диве. – Добрый, помогает всем. Так ведь, мой соколик? – Конечно, тетушка, – ответил юноша, который покорно стоял с тяжелой корзиной, не смея теперь уйти. Дива смотрела на юношу и не могла никак понять, кто он такой. Одет он был просто, но, впрочем, не как слуга. Больше всего ее озадачило то обращение, которое он направил Уме. – Дива, ты же не будешь его обижать? – уста Умы потянулись в стороны. – Что? Нет…– Дива растерялась, даже не понимая о чем речь.