Действительно с запада появилось несколько самолётов. Совершенно неожиданно для американцев, раздался резкий звук, и метрах в двухстах от этого места в воздух взлетело несколько ракет. Каждая из них находила свою мишень. Противник был уничтожен за много километров до цели. Жуков объявил, что поставленные задачи выполнены, учения закончены. — Отсюда войска идут на погрузку и отправляются на фронт. Их задача: взять Берлин. — Мне кажется, что это неотвратимо! — сказал Рузвельт. Возвращаясь в Москву, Маршалл сел в машину Президента. — Мне показалось, что мы оказались на другой планете! Это — Красная Армия? И мы в России? — Не говорите, генерал. У меня такое ощущение, что предложи мне сейчас Сталин почётную капитуляцию, я капитулирую, что бы было меньше позора. — Но, у нас есть козырь! Проект «Манхеттен»! Надо разыграть его! — Там до реализации ещё очень далеко. — У русских нет флота! — Если они создали такую армию, то флот они тоже построили или построят в кратчайшее время. А помните, Сталин сказал Гарриману: дайте мне зенитные орудия и алюминий, и я уничтожу Гитлера! — Что-то припоминаю, но с трудом. Мы же так и не дали этого. Триста самолётов и пять сотен устаревших танков. Ни одной единицы нашей техники мы так и не увидели. — Я видел два Студебеккера и несколько Виллисов! — вставил Болен. — На правом фланге, во второй волне, к ним была прицеплена кухня, а виллисы буксировали миномёты. — Угу! Значительный вклад в победу! — буркнул Маршалл. — Что вы можете за это попросить? Уж никак не меньше Гамбурга или Парижа! O, my god! И Париж тоже! — побледнел Болен. Его предки были евреями из Парижа. — Я буду рад, если дело ограничится «островом»! — сказал Президент. — Сталин явно не простит Черчиллю его выходки с немцами. Совсем с головой перестал дружить бедный Винни. Под какой каток он сунулся! Засунут ведь, под дверь. Но в Кремле ему не удалось развернуть разговор на бедного Уинни. На его упоминание термина «остров», послышалось замечание Сталина: — Да-да! Я и сам хотел поднять вопрос по острову! — Рузвельт раскрыл, было, рот, но… — Нет, с островом Великобритания всё ясно, меня интересует другой остров: «Манхеттен». Вот по нему слишком много неясного. Так как там дела на острове? Рузвельт мгновенно понял, что речь идёт не о части Нью-Йорка. — Это суверенное право любого государства: разрабатывать новое вооружение! — А Вы знаете, что это за оружие? — спросил его Сталин. — Что-то на основе деления ядер тяжёлых металлов. Мне объясняли, но я не совсем понял. Сказали, что это очень мощная бомба. — Хотите посмотреть? Рузвельт изумлённо посмотрел на Сталина. — Мы сняли фильм об этом. Давайте пройдём в кинозал. — он поднялся и, приглашающим жестом, показал всем на дверь в углу. Запустили фильм, снятый в другой истории, показали сорванные башни, тени от животных, полностью облезшую овцу с волдырями от ожогов, голову человека, получившего большую дозу облучения в Сухуми в 46 году. И показали взрыв «царь-бомбы», 50 миллионов тонн тротила. — У вас есть это оружие? — Да, есть. И ядерное, и термоядерное. Но, даже по Гитлеру, мы его не применили. Это оружие должно быть запрещено, немедленно. На стадии разработки. Требуется демонтировать то, что вы успели соорудить в Лос-Аламосе, в Оук Ридже, Хэнфорде, в Аламо-Гордо, в Чикаго, в Клинтоне и Беркли. Это оружие — смертельно опасно для нашей цивилизации. И, господин Президент, различные советники будут говорить Вам, что мы далеко, что у Вас есть флот, авиация, тому подобное. Дайте ещё фильм о средствах доставки! Рузвельту показали Сталина возле Ту16, Ту95, Р36 и, обычных с виду, орудий, стреляющих ядерными боеприпасами. — К сожалению, наши худшие опасения по поводу наших западных «союзников» полностью оправдались. Вот дешифровка Ваших указаний генералу Дуайту Эйзенхауэру и послу США в Англии Джону Уинанту. Так что, несмотря на Ваши указания: всячески скрывать Ваше участие в сепаратных переговорах с немцами, мы, к Вашему сожалению, всё знаем. Именно поэтому, «Манхеттен» должен быть полностью закрыт, и с возможностью контролировать отсутствие разработок такого оружия. Именно поэтому, я не отказал Вам в приезде. Для меня жизнь любого человека на Земле — священна. Наверное, Вы обратили внимание, что наша авиация дальнего действия уничтожала только промышленные предприятия противника, а не людей. — У меня есть время подумать? — Конечно! Вы мне всегда нравились именно своей жаждой жизни и действиями наперекор природе. Вы — великий человек. Просто великан духа. Я надеюсь, что Вы примете эти, весьма мягкие, условия. — Это Вы называете «мягкими условиями»? — подал голос генерал Маршалл. — Да, это «мягкий вариант». «Разобрать на атомы» все вышеперечисленные научные лаборатории для нас труда не составляет, и времени уйдёт меньше. Но, Ваши люди пострадают. Кроме того, в случае Вашего отказа, генерал, мы будем вынуждены заразить эти местности долго распадающимися элементами, например, радиоактивным кобальтом, так, чтобы несколько сотен лет никто не мог вступить на эти земли. Жесткий вариант просчитан, и может быть проведен в любое время. Но, это, с Вашей стороны, будет совершенно неразумно. Мы не заинтересованы в антагонистических отношениях с Соединёнными Штатами. В мире должно быть два противовеса, тогда система будет устойчива, и будет иметь необходимость развития. Иначе всех ждёт застой. Должно быть соревнование двух стран, но, не в военной области. Современные средства уничтожения могут поставить крест на всей цивилизации. — Но, кто сможет Вам помешать сделать это потом? — Никто, так же как и сейчас. Мы имеем возможность это сделать, имеем повод для этого, но предлагаем не доводить это до конца. — Может быть, дело, всё-таки, в нашем военно-морском флоте? И в отсутствии такового у Вас? — Самое крупное Ваше соединение маневрирует сейчас в районе шестого градуса северной широты, и пятого градуса восточной долготы у Каролинских островов. Через шесть часов мы сбросим наш подарок адмиралу Нимитцу: несколько бутылок коньяка и пожелание дальнейших успехов. — Уфф! — послышался громкий выдох Президента. — Господин Сталин, не надо меня так пугать! Лично я уже всё понял, а вот убавить спеси некоторым военным, по-моему, необходимо! Генерал! Соединённые Штаты не намерены вести войну на самоуничтожение. — Но, господин Сталин, все вышеперечисленные средства доставки и само наличие у Вас ядерного оружия находятся под очень большим сомнением: всё это только кино. В кино существует Кинг-Конг, а в жизни этого зверя просто нет. Экран всё стерпит. — упёрся Маршалл. Перспектива проиграть войну очень сильно беспокоила главного стратега США. — Мне бы хотелось лично убедиться в том, что всё вышесказанное не является огромным блефом. Сталин заулыбался. — Тогда Вам предстоит съездить на аэродром Чкаловское с Командующим ВВС маршалом Вершининым. А мы займёмся послевоенным устройством мира. Генерал, в сопровождении Вершинина, вышел из кабинета, а Сталин и Рузвельт перешли к практическому обсуждению Договора о нераспространении ядерного оружия. Вернувшегося через три часа Маршалла Сталин встретил с улыбкой. — Убедились, генерал? — Да, господин Сталин. Надобности, посылать Ваши самолёты к Каролинским островам, нет. Господин Президент, Советский Союз имеет термоядерное оружие и самолёт-бомбардировщик, способный нанести удар по любой точке США, дозаправиться в воздухе с аналогичной машины, и вернуться на базу. Средств ПВО, способных предотвратить его появление в любой точке США, мы не имеем. Переговоры длились три дня, после этого Президент улетел в Лондон. Результатом стал его приказ о выводе американских войск с острова. Сталин гарантировал ему, что не начнёт операцию против Великобритании, пока он выводит свои войска. Резко изменившееся поведение американцев стало причиной целой серии публикаций в английской прессе, но, первый пролёт наших разведчиков над Британией, и полное бессилие хвалёной английской ПВО, заставило всех притихнуть. Первого октября последовала безоговорочная капитуляция Германии. Второго — Венгрии. Наши войска стремительно накатывались к берегам Атлантики, десанты занимали аэродромы и командные пункты немецких войск. Король Георг VI вызвал Черчилля. — Единственно возможный путь предотвратить катастрофу: Ваша немедленная отставка и назначение новых выборов. — И это благодарность за выигранную войну? — Великобритания проиграла II мировую войну с разгромным счётом, сэр Уинстон! У нас был шанс, но лично Вы всё перечеркнули. От нас отвернулись даже наши союзники, а Сталин всерьёз готовится форсировать Канал. Так что, подавайте в отставку всем кабинетом. Спустя неделю после капитуляции Германии, Сталин вспомнил обо мне. — Лаврентий, а где «горный стрелок»? Надо бы передать в СССР81 кое-что. — В Долгопрудном, там строится завод, он почти постоянно там. — Да-да, правильно. Нехорошо получилось, мы его даже не позвали на этот триумф. — А, может быть, и правильно, что не позвали? — Я так не думаю, Лаврентий. Собственно, почему я о нём вспомнил. Вот, прочти! — он передал Берия газету «Правда» с хвалебной статьёй об успехах Советской Армии, советской науки и техники, о мудром руководстве страной товарищем Сталиным и ЦК ВКПб. — Если этот фонтан не заткнуть, то вся правда об этой войне будет искажена до неузнаваемости. За Полтаву я хотел его наградить, а он сказал, что не может присваивать себе чужие заслуги, и попросил наградить Ахромеева, непосредственного разработчика операции. А мы, выходит, можем присваивать чужие заслуги. Нет, Лаврентий! Надо изменить тональность подобных статей. Требуется говорить о великом вкладе в Победу всего Советского народа. Ведь это он дал нам эту технику, эту тактику и эту стратегию. Через этого мальчишку, ведь он совсем ещё мальчишка. И мы с тобой не имеем права даже думать так, что мавр сделал своё дело, мавр должен уйти. Тем более, что он там опять что-то придумал, вот и возится в Долгопрудном. Давай съездим туда. — Куда!!! Твою мать!!! Убью!!! Назад!!! — услышала Сонечка, вбежавшая в свежепостроенное помещение для вакуумных печей без комбинезона, стерильных бахил и специального «намордника». К её ногам кинулись сразу три робота, остановились возле неё и заморгали красными неонками. Она кинулась назад. Я понял, что что-то случилось, и пошёл к выходу. Эта бестолковая комсомолка вечно паникует. Мы, я и трое студентов МФТИ, проверяли программу роботов, выполнявших влажную уборку помещения. По графику это должно делаться в воскресенье в 2 часа ночи. «Тёти Маши» полностью автономны, и получают координаты с датчиков в верхних углах плавильной. В момент их работы весь процесс останавливается, и только после дополнительной вентиляции и просушки может быть запущен вновь. То есть, это часть производственного процесса. Плюс требовалось убедиться в том, что программа написана правильно, и действительно вся площадь охвачена их работой. Я вышел в коридор, через тройной тамбур-шлюз. Вместе с Сонечкой стояли Сталин и Берия. Я снял глухие очки и маску, скинул капюшон комбинезона. — Здравия желаю! — Здравствуй, Андрей Петрович! — сказал Сталин и протянул руку. Я приподнял обе руки в белых перчатках и покрутил обеими, показав, что не могу пожать руку. — Соня! Проводите товарищей Сталина и Берия одеться, и помогите им! Спустя минут десять все трое, одетые в спецодежду, появились у шлюза. Постояли под вытяжкой, под ультрафиолетом, накинули маски, вошли в последний шлюз. Я открыл дверь электронным ключом. Надо будет забрать его у Сонечки. — Вот, товарищ Сталин. Учим роботов убираться в помещении. Круглые цилиндры выполняли уборку. После них по палубе шла чуть влажная полоса. — Здесь 12 роботов-уборщиков, 8 из них убирают пыль и микрочастицы, а эти делают влажную уборку раз в неделю. Мы проверяем их работу и настраиваем их, чтобы они убирали всё помещение без «огрехов», вовремя дозаправлялись, меняли инструмент, реагировали на появление в помещении посторонних. Я прошёл вперёд и поставил ногу на пути робота. Тот застыл в трех миллиметрах от меня. Пожужжал, поморгал красными сигналами, отъехал назад и объехал ногу, но, как только я убрал её, дал задний ход и промыл этот кусок пола. — Для чего всё это? — спросил Сталин. — Грязь и пыль выведут из строя будущий процессор очень быстро. Скорее всего, он не заработает, из-за того, что будет нарушена чистота изготовления. Операционная хирурга, по сравнению с этим цехом — просто помойка. — Что здесь будет? — Это плавильный цех. И почему будет? Вот стоит печь. Ещё пятнадцать будут установлены в этом месяце. — Что они делают?