Сигруд не отвечает. Кхадсе хихикает. — Ох, надо же. С ума сойти. Валяй стреляй! Он тебя на куски разорвет, громила! — В каком смысле? — В таком, что он не из тех, с кем можно шутить. Я просто знаю его имя. И слушок о том, что если произнести это имя вслух… Ну, поминай как звали. — Твой наниматель убивает? Просто за то, что его имя произнесли вслух? — Чтоб мне провалиться, если я знаю. Никто не в курсе, что с ними происходит. Но, куда бы они ни попали, оттуда не возвращаются. Сигруд приподнимает бровь. — То, что ты описываешь, — говорит он, — смахивает на страшную сказку для детей. — А я взял да и сунул руку в крови в дыру в реальности! — смеется Кхадсе. — А ты взял да и выстрелил в меня, и пули просто попадали на пол! Я уже не понимаю, во что верить, но знаю — разумно быть осторожным. — Он ухмыляется, как безумный. — Я тебе скажу это проклятое имя, если ты хочешь, дрейлинг. С радостью. И тебе крышка. Сигруд качает головой. — Я никогда не слышал о чуде или божественном создании, которое могло бы услышать свое имя с другого конца мира. На такое способно только настоящее Божество — и если ты не собираешься сказать мне, что твой куратор — Олвос, это означает, что ты здорово ошибаешься. — Думаю, ты сам поймешь. — Улыбка Кхадсе увядает. — И после того как я скажу тебе это имя… старине Кхадсе придет конец. Не правда ли? — Ты бы сделал то же самое со мной. — Да. Верно. — Он глядит на Сигруда горящими глазами. — Как ты собираешься это сделать? — Если бы все происходило двадцать лет назад, я бы тебя выпотрошил. Оставил болтаться здесь с кишками наружу. Это заняло бы несколько часов. За то, что ты сделал с Шарой. — Но сегодня?.. — Сегодня… я стар, — говорит Сигруд, вздыхая. — Знаю, я таким не выгляжу. Но мы оба старики, Кхадсе, а это игра для молодых. У меня больше нет времени на такие вещи. — Верно. — Кхадсе смеется. — Я думал, выберусь. Выйду на пенсию. Но от всех этих вещей так просто не сбежать, так? — Да. Ты прав. — По крайней мере это ты. Ты, а не один из этих тупых маленьких ублюдков. Тебе не просто повезло. Ты заслужил это. — Кхадсе на мгновение смотрит в пространство. Затем он поворачивается к Сигруду и произносит: — Ноков. — Что? — Его имя, — говорит Кхадсе, тяжело дыша, как будто каждый слог причиняет боль. — Его имя — Ноков. — Ноков? Ноков — и все? — Да. И все. — Он наклоняется вперед. — Знай, ты умрешь. Что бы ты ни сделал со мной, он с тобой поступит в тысячу раз хуже. Сигруд хмурится. «За всю жизнь, — думает он, — я не слышал ни о каком Нокове, ни в мире тайных агентов, ни в мире Божеств». Дрейлинг встает, достает нож и аккуратно приподнимает подбородок Кхадсе, обнажая тонкий белый шрам на горле. Прикладывает черное лезвие к шраму, как будто следует инструкциям к детской вырезке из бумаги. — И ты это заслужил, — говорит Кхадсе, глядя Сигруду в глаза. — За все, что сделал. Ты и это заслужил. — Да, — говорит Сигруд. — Знаю. — Потом он резко проводит лезвием по горлу Кхадсе. Бьет фонтан крови, горячий и влажный. Сигруд отступает и смотрит, как Кхадсе давится и кашляет, как его грудь и живот заливает его собственная кровь. Он умирает быстро. Не важно, сколько раз Сигруд такое видел — его всегда поражает, как мало секунд отделяют жизнь от смерти. «Сколько секунд, — думает он, наблюдая за тем, как содрогается тело Кхадсе, — умирала Шара?» Голова бывшего агента без сил падает на грудь. «Или Сигню?» Кхадсе перестает двигаться. В комнате становится тихо, не считая звука, с которым капает на пол кровь. Сигруд вытирает руки тряпкой, садится на пол и снова вытаскивает список целей Кхадсе. Он смотрит на последнее имя: Татьяна Комайд. Девочку он видел один раз в жизни, и, наверное, это единственная частица его подруги, которая еще сохранилась в мире. * * * Бледная континентская девушка наблюдает за бойней из камышовых зарослей у канала. Она медленно начинает взбираться к краю участка, следя, не мелькнет ли что-нибудь в окнах. К счастью, громила увез Кхадсе недалеко — всего лишь на несколько миль вниз по течению. Так как за рекой здесь никто не следит, она без труда движется в нужном направлении, хотя теперь промокла до колен. Она не знает, что это за здоровяк, но он ей не нравится. Ушли месяцы, чтобы отследить перемещения Кхадсе, месяцы, чтобы внедриться в его средства связи, месяцы, чтобы почти все вычислить. Это было особенно трудно, потому что у Кхадсе при себе имелись какие-то чудеса — что-то, делающее его невидимым, почти неуловимым для слежки, — но ей все же удалось придумать, как с этим справиться. А потом тупой верзила с пистолетами и ножом ввалился на склад и все испортил, а в последний момент уволок Кхадсе прочь, словно мешок с треклятой картошкой. Потом она забралась внутрь и увидела трупы. Увидела, что он с ними сделал. Кем бы он ни был, она не хочет, чтобы такой человек прослышал о ее планах. Медленно светает, но ее настроение от этого не улучшается. Она окидывает взглядом развалины скотобойни. Ей это место не нравится. Отчасти потому, что оно уродливое и обветшалое, но в основном из-за того, что ей не нравится его прошлое. А она может увидеть любой отдельно взятый момент из прошлого. Она вздрагивает. Когда-то это место было переполнено смертью. Стоит ей отвлечься, и прошлое начинает просачиваться, она замечает огромные стада коров и коз, которые бродят туда-сюда в загонах, беспокойные и испуганные, словно гадая, что с ними будет. Иногда она слышит их блеяние, мычание и крики, чувствует впереди запах крови и знает, что приближается. Она слышит их прямо сейчас — слышит, как они вопят на скотобойне… Она трясет головой, изгоняя звуки из своего разума. Раздумывает о вариантах. Верзила утащил Кхадсе куда-то в глубь скотобойни, и ей пока что не хочется пускать в ход свои способности, чтобы найти его. Это может оказаться слишком рискованно для нее. Но она должна что-то извлечь из ситуации. Нельзя, чтобы ее слежка за Кхадсе на протяжении дней и недель оказалась напрасной. Потом свет начинает меняться. Она растерянно озирается. Оранжевые лучи рассвета, что просачиваются сквозь двор бойни, мерцают и в конце концов угасают. — О нет, — шепчет она. И смотрит вверх. Небо прямо над ней темнеет, оттенки черного просачиваются сквозь бледную голубизну и приносят с собой блестящие холодные звезды. Пятно черноты густеет и распространяется — необычная темная заря в центре небес. «Как же он смог меня найти? Как он мог оказаться тут?» Потом она понимает, что пятно тьмы находится не над нею, а над скотобойней — предположительно, над двумя мужчинами внутри. Она понимает, что, кем бы ни был верзила и чего бы он ни хотел, он, скорее всего, понятия не имеет, какая сила вот-вот обрушится на него. Что же делать?.. — Гребаный ад, — бормочет она. А потом встает. * * * Сигруд сидит на полу и думает. Все плохо. Вообще все плохо, но кое-что хуже остального. Для начала: откуда у нанимателя Кхадсе чудесные предметы? Все изначальные Божества — Сигруду, по правде говоря, не верится, что это придется опять подвергнуть сомнению, — мертвее мертвого, не считая Олвос. Но большинство чудесных предметов Олвос были утрачены восемнадцать лет назад, когда сгорел дотла сайпурский секретный склад. Сигруд это знает, потому что находился в числе людей, которые его и сожгли. Так что даже чудеса Олвос должны быть невероятно редкими. «Неужели существовал еще один секретный склад? — Он чешет подбородок. — Или, что еще хуже, кто-то придумал, как делать новые чудеса?» Такое должно быть невозможным без помощи Олвос. По крайней мере Сигруд так думает. Справиться с подобным выше его сил. Он опять просматривает список имен. Жаль, что в нем так мало сведений и не указано, где все эти люди находятся. «Но если бы было известно, где все находятся, — думает Сигруд, — скорее всего, люди из списка оказались бы уже мертвы». Ему известно местонахождение лишь одного человека — Татьяны Комайд, которая, если верить газетам, жила в Галадеше с Шарой. Он снова складывает список и прячет в карман. Итак, каков следующий шаг? Сигруд тяготеет к одной идее, но сама мысль об этом его откровенно приводит в ужас. Дрейлинг пытается придумать альтернативы. Выследить Нокова? Выудить больше связей из приспешников Кхадсе? Исходить улицы вдоль и поперек в поисках людей из списка? Вряд ли какой-то из этих вариантов окажется плодотворным. И самой важной остается одна задача: кто-то угрожает приемной дочери Шары. Скорее всего, в министерстве об этом никто не знает.