- А не могли бы вы мне показать вашу оранжерею? Возможности сказать «Нет» Тодсу не предоставили. *** Это было, вероятно, одно из самых красивейших мест на земле, которые мне когда-либо доводилось видеть. Там, снаружи, дул ледяной ветер, на стекла налипал снег, а здесь царило тепло тропического лета, повсюду - на грядках, у бассейна, подвешенные к потолку, закрепленные на столбах - цвели цветы! Синие, голубые, фиолетовые, лазоревые, нежно-розовые, алые, багряные, красные, желтые, лимонные, кремовые, белые, алебастровые и цвета первого снега, казавшиеся хрустальными и хрупкими до такой степени, что создавалось странно впечатление - тронешь, и они рассыплются на части… А потом мы увидели грядку выжженной земли. Выжженной до такой степени, что чернозем покрылся потрескавшейся коркой. - Здесь были фиалки, - тихо сказал давно уже вынужденный следовать за нами мистер Тодс. Я обернулась, он указал на еще одну «проплешину» в его дивной оранжерее и добавил: - А там лилии, от которых у вас могла бы разболеться голова. А вот там кусты белладонны – драконницы любят их, но… вам могло бы стать плохо… Он произнес это ровным тоном, но так, что мне вдруг стало очень нехорошо. - Лорд Давернетти перестраховался?! - нервно кусая губы, спросила у него. Мистер Тодс отвернулся, отвечать он явно не хотел, да и не требовалось. - Его можно понять, мисс Ваерти, - проговорил он, наконец, - вы первая женщина, для которой старший следователь в принципе когда-либо приобретал цветы лично. - Это не оправдание! - возмущенно выдохнула я. - Ни для вас, ни для вашей супруги, - меланхолично добавил Наруа, выпуская облако пара. И я как-то сразу поняла, что это был не табачный дым. Остальные поняли так же - табачному дыму ведь не свойственно прообразовываться в пятерых призрачных гончих. И едва материализовавшись, эти жуткие создания ринулись прочесывать всю оранжерею, до обморока пугая работниц и садовников, вызвав завывание у местного кота, который до того с самым пренаглым выражением на морде шествовал между цветами. И они нашли! Всего за несколько секунд все пятеро гончих собрались у какого-то камня, прилегающего к бортику бассейна, и испарились, став одной цельной указующей стрелочкой. - Как интересно, - произнес Наруа, двинувшись прямиком туда, куда указывали. Мы же с мистером Уолланом обнаружили, что сам мистер Тодс стоит, изумленно хлопая ресницами и явно не понимая, что же там может быть такое. Зато почти сразу появилась та, кто что-то определенно знал. - Что вы себе позволяете?! - ее возмущенный голос звонким эхом разнесся по оранжерее. А следом мы все увидели… миссис Тодс. Это была красивая женщина лет пятидесяти, с удивительно правильными чертами лица, нежной кожей, светлыми, присобранными по старинной манере, прямо как у миссис Макстон волосами, и кружевным чепцом, все это прикрывающим. Голубые глаза казавшейся с виду обычной женщины, сверкали яростью, красивые ладони сжаты в кулаки, на лице выражение гнева, который миссис даже не пыталась скрыть. Но я едва ли обратила внимание на ее возмущение, ощутив, как от тревоги сжалось сердце. Тревога была обоснована - моей домоправительницы не было видно. И весь гнев миссис Тодс был сметен невольно вырвавшимся: - Если вы посмели хоть пальцем тронуть миссис Макстон!.. И тревога лишь усилилась, едва до того разгневанная миссис Тодс остановилась, стремительно бледнея. - Я… - начала было она. Дальнейшее я даже не стала слушать – подхватив юбки, я опрометью бросилась в чужой дом, заставив отпрянуть с пути одну из покидающих оранжерею работниц, стремительно поднялась в жилую часть дома на втором этаже, тяжело дыша, огляделась, поискала двери хозяйских покоев и ворвалась в малую гостиную. Там, сидя на диване с неестественно прямой спиной и изображая чаепитие без чашки в руках, с совершенно стеклянным взглядом сидела миссис Макстон. - Vocationem release! - выкрикнула я заклинание освобождения. И рухнула на пол, удержавшись в полусидячем положении только за счет того, что успела ухватиться за подлокотник кресла. Миссис Макстон же удивленно моргнула, приходя в себя, затем посмотрела на собственные руки, одна из которых удерживала невидимую и несуществующую чашку, вторая придерживала невидимое и несуществующее блюдце, а затем медленно повернула голову, потрясенно глядя на меня. Посмотреть, боюсь, было на что - старая магическая школа, за все заклинания приходится платить кровью, она у меня и хлынула. - Мисс Ваерти! - подскочив и доставая платок, воскликнула миссис Макстон. К тому моменту как следом за мной поднялась миссис Тодс, я была в крови и ярости. По локоть в крови, и безмерно в ярости. - Я, - женщина остановилась в дверях, переводя напряженный взгляд с меня на схватившую уже полотенце со столика миссис Макстон, - я… не знала, что ваша прислуга так дорога для вас. Наверное, будь у меня силы, я бы сейчас просто придушила ее! Но был способ гораздо лучше – мой адвокат. - У меня нет прислуги, у меня есть мои близкие люди, практически моя семья! – прошипела я, меняя давно мокрый насквозь платок, на поданное миссис Макстон полотенце. - А вот у вас нет ни чести, ни достоинства, ни совести! Она открыла было рот, но тут же его захлопнула, плотно сомкнув губы. Секунду на меня смотрели свысока, а затем магиня уверенно произнесла: - У меня есть связи в полиции, мисс Ваерти. - А у меня есть адвокат, миссис Тодс! - я сумела подняться. - И неоспоримые доказательства применения вами запрещенной магии! Женщина несколько замялась, но меня было не остановить - она не имела никакого права, ни морального, ни этического, ни тем более правового применять магию относительно миссис Макстон! Потому что это старая магическая школа – и для того, чтобы снять такое заклинание у мага, рискнувшего на такой шаг, есть всего несколько минут, и нет гарантий того, что ему самому подобное не аукнется. К сожалению, я даже не могла предсказать сейчас, когда остановится мое кровотечение - кровь продолжала хлестать так, что уже и полотенце вскорости можно будет выжимать. Но если последствия лично для себя я предсказать не могла, то последствия для миссис Тодс вполне - применение магии подобного уровня к неспособным защититься не одаренным магически людям - нарушение закона! Основательное нарушение закона! А то что она сделала… слишком легко, я даже магического эха не уловила, слишком просто… И мне как-то очень вовремя вспомнилось, что работники оранжереи, перепугавшись до смерти призрачных гончих, не покинули свое рабочее место. Они продолжали работать! - Ппппослушайте, - нервно начала миссис Тодс, - я, думаю, мы сможем договориться… я… - А я так не думаю, - прозвучал за ее спиной голос профессора Наруа. – Conpedibus! Заклинание оков мгновенно сковало руки миссис Тодс призрачными синевато-дымчатыми наручниками, и кровь, которая продолжала хлестать из моего носа… ослабла. Поток ослаб. А я поняла, что все это время, пока она стояла в дверях, магиня продолжала воздействовать на меня. Не убивая, нет, но ослабляя до предела! - Дорогая! – раздался встревоженный голос мистера Тодса. - Мистер Нарелл, что происходит?! Но профессор, не отвечая на его вопрос, стремительно вошел в малую гостиную, подхватил меня на руки и унес из этого жуткого места прямо в дом напротив – доктор Эньо очень удачно жил практически по-соседству. *** - Мисс Ваерти, вы совершенно себя не бережете, - вещал врач, накладывая мне внутренние магически швы на разлетевшиеся к чертям от перенапряжения сосуды, - вы понимаете, что это могло плохо для вас закончиться? - Не было выбора, - ответила я. И получила властное: - Не разговаривать! После чего врач взялся за следующие сосуды. - Это был очень глупый поступок, - продолжил он голосом премудрого поучателя жизни, вернувшись к образу доброго доктора. И мне пришлось сидеть неподвижно, и лишь прислушиваться к тому, как за дверью ругаются между собой профессор и миссис Макстон. - Вы обязаны были вмешаться, вы же ее защищаете! – бушевала моя экономка. - Защитить от чего? От желания спасать вашу никчемную насквозь пропитанную чайной церемонией жизнь? - Мне ничего не угрожало! А вы насквозь прогонялись табаком! - Моя дрожайшая миссис Макстон, - шипел доведенный до предела боевой маг, - ваше «мне ничего не угрожало», без оперативного вмешательства Анабель, грозило вам стремительным развитием склероза в течение семи дней! И за дверью воцарилась тишина. Доктор Эньо, чуть сместив пальцы с переносицы уже на нос, тихо спросил: - Миссис Тодс? - Угу, - промычала я, отвечать иначе в моем положении было бы не самым лучшим решением. Некоторое время помолчав, доктор вдруг произнес: - Я предполагал, что здесь дело не чисто. На мой вопросительный взгляд, доктор пояснил: - Ее работницы никогда не беременели. Глаза мои, вероятно, сделались как блюдца.