Дэнни отбросил воспоминания и вернулся к работе. Отметил нарушения санитарных норм и пожарной безопасности в общественном месте, противозаконную продажу алкогольных напитков и другие прегрешения. На входе впускали несовершеннолетних. Мулатки в платьях с разрезами высматривали клиентов. В огромном помещении был только один запасный выход, в шестнадцати секундах бега после сигнала пожарной тревоги. Время шло; громкие музыкальные номера сменялись тихими; кофе и бросаемые на него взгляды настраивали его на нужную волну. И тут Дэнни наконец повезло: у входа двое негров совершали сделку. Из одной руки деньги перешли в другую, товар последовал в обратном направлении — и негры быстро ушли в сторону парковки. Дэнни сосчитал до шести, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Тот, что получил деньги, быстро шел к тротуару. Другой парень зашел во второй ряд машин и сел в грузовик с высоко торчащей антенной. Дэнни дал ему тридцать секунд обдолбаться, обсадиться или подогреться. Вынул револьвер 45-го калибра, пригнулся и тихо подошел к машине. Это был бледно-лиловый «меркури». Ветер разносил дымок марихуаны. Дэнни рванул дверь со стороны водителя на себя. Негр охнул, уронил сигарету и отшатнулся от направленного ему в лицо оружия. — Служба шерифа, — сказал Дэнни. — Руки на приборную доску и — медленно, или буду стрелять. Парень словно во сне проделал, что ему было сказано. Дэнни крепко вжал ему ствол в подбородок и быстро обшарил наружные и внутренние карманы пиджака, провел рукой по талии на предмет ножа или пушки. Обнаружил кожаный бумажник, три сигареты с марихуаной. Ни героина, ни оружия не было. Открыл бардачок, посветил в него фонариком. Парень заговорил: — Послушайте, мистер! Дэнни сильнее вдавил ему ствол ниже подбородка; у парня перехватило дыхание, и он замолк. Запах марихуаны становился нестерпимым; Дэнни нашел окурок на сиденье и загасил. Свободной рукой он открыл бумажник, извлек водительское удостоверение и около сотни долларов десятками и двадцатками. Сунул деньги в карман и просмотрел водительские права: Карлтон У. Джеффриз, муж., негр, рост 5,8, дата рождения 19.06.29, место жительства — 439 J Ист 98-я Cт., Лос-Анджелес. В бардачке оказался техпаспорт на то же имя и целая пачка конвертов с неоплаченными бланками штрафов за дорожные нарушения. Дэнни сунул права, сигареты, деньги и техпаспорт в конверт и бросил его на землю; отвел револьвер от головы парня и стволом повернул его голову лицом к себе. Шоколадного цвета лицо, парень вот-вот расплачется: губы дрожат, кадык ходит ходуном, все никак не отдышится. — Или даешь мне сведения, или садишься на пять лет минимум — по закону штата, — сказал Дэнни. — Выбирай. Джеффриз обрел голос — высокий, срывающийся: — Чего вам нужно? — Думаю, сам знаешь. Ты ведь не дурак. Скажи, что мне нужно, и завтра я пошлю конверт тебе домой. — А может, сейчас отдадите, а? Мне очень деньги нужны. — Мне нужен верный информатор. Если поведешь двойную игру и надуешь меня, ты сядешь. Улики и твое признание у меня есть. — Да я не признавался ни в чем! — Признавался, голубчик. Ты продавал по фунту марихуаны в неделю. Ты — главный поставщик конопли на Саут-Сайде. — Слушьте! Дэнни упер ствол револьвера в нос негру: — Мне нужны имена. Кто тут торгует героином. Давай. — Мистер… Дэнни перебросил револьвер стволом в руку, повернул его рукояткой вниз, превратив его в дубинку. — Говори, сволочь! Джеффриз снял руки с приборной доски и закрыл голову: — Я одного только знаю. Звать Отисом Джексоном. Живет над прачечной на углу Сто третьей и Бич. Только вы уж меня не выдавайте, я ж не стукач! Дэнни спрятал револьвер и отступил от машины. Ногой поддел конверт с документами как раз, когда раздались всхлипывания Джеффриза. Дэнни поднял конверт, бросил его на сиденье рядом и бегом — к своему «шевроле». Вздохов облегчения и слов благодарности несчастного малого он уже не слышал. Перекресток Сто третьей улицы и Бич был самым убогим углом района Уоттс: две негритянские парикмахерские на двух углах (выпрямление курчавых волос), винный магазин на третьем и прачечная самообслуживания «Береги монетку!» — на четвертом. В квартире над прачечной горел свет. Дэнни оставил машину на другой стороне улицы, выключил фары. На второй этаж вел один-единственный ход — боковая лестница, упиравшаяся в хлипкую дверь. Дэнни на цыпочках стал взбираться вверх, стараясь не касаться перил, чтобы те ненароком не скрипнули. Поднявшись, он вытащил револьвер, приложил ухо к двери и стал слушать: внутри мужской голос считал — «восемь, девять, десять, одиннадцать». Постучав, он ленивым голосом из негритянского радио-сериала протянул: — Отис, ты дома? Это я, Отис. В ответ послышалась брань; через секунду дверь на цепочке приоткрылась, в щель высунулась рука с пружинным ножом. Дэнни рукояткой пушки выбил нож и всем телом навалился на дверь. Нож упал на верхнюю ступеньку. Изнутри комнаты раздался вопль; дверь поддалась и вместе с Дэнни рухнула на пол. Падая, Дэнни успел увидеть, что Отис Джексон схватил пакетики с наркотиком и кинулся в ванную. Раздался звук спускаемой воды. Дэнни встал на колени и крикнул: «Служба шерифа!» Но было поздно: Отис показал ему средний палец и, вихляясь, пошел в гостиную с издевательской улыбочкой. Дэнни поднялся, в голове у него гудело, словно там гремел джаз-банд. Отис сказал: — А хера тут делать службе шерифа? Нехера ей тут делать. Дэнни хрястнул его револьвером по морде. Отис рухнул на ковер, застонал и выплюнул сломанный протез. Дэнни присел возле него и спросил: — Ты продал героин высокому седому человеку? Джексон сплюнул кровавую слизь и кусочек откушенного языка: — Я работаю с Джеком Д. и участком семь-семь, мать твою… Дэнни поднял револьвер на уровень глаз: — А я работаю с Микки К. и округом — и что дальше? Я задал тебе вопрос. — Слушай, я имею дело с Голливудом! Знаешь, сколько там седых мудаков! — Я хочу знать имена всех, кто заправляется в клубах на Саут-Сентрал. — Через мой труп! Хер чего тебе скажу. В голове Дэнни снова загремел джаз, всплыла фонограмма сакса Коулмена Хили, вспомнился готовый расплакаться молодой негр: — Повторяю: мне нужна информация о высоком белом мужчине. Средних лет, седой. — Я же тебе ска… Дэнни услышал, как по лестнице кто-то подымался, невнятный разговор и знакомый звук взводимых курков. Отис заулыбался. Дэнни все понял: убрал револьвер и приготовил жетон. В дверях появились двое белых здоровяков с револьверами 38-го калибра в руках; Дэнни показал свой жетон и продемонстрировал готовность к мирным переговорам: — Служба шерифа. Детектив. Двое белых вошли в комнату, держа пушки наготове. Тот, что был повыше, помог Отису подняться; второй, курчавый толстяк, взял у Дэнни жетон, осмотрел его и покачал головой: — Мало того что вы, ребята, спутались с этим жидярой Микки. Вы теперь еще моду взяли избивать моего лучшего осведомителя. Отис, ты у меня негр что надо. Везунчик. А ты, помшерифа Апшо, бестолочь. Высокий полицейский проводил Отиса в ванную. Дэнни забрал свой жетон. Курчавый толстяк сказал: — Вали в свой округ и лупцуй там своих собственных ниггеров сколько влезет. Глава пятая — …И самым эффективным средством распространения коммунизма, его уникальным по вероломной изобретательности орудием является умение выступать под тысячами разных знамен, огромным количеством разных лозунгов, названий и комбинаций символов, распространять свои раковые метастазы под множеством масок. Все они имеют целью совращать и вводить в заблуждение во имя сострадания, добра и социальной справедливости. УАЕС, Ассоциация содействия цветному населению, АФТ-КПП, Лига борьбы за демократические идеалы, Американцы против предрассудков. Это все организации с громкими названиями, и каждый хороший американец должен гордиться членством в них. Но все это ядовитые щупальца коммунистического заговора, несущие разрушения и гибель. Мал, поглядывая на других участников собрания, уже с полчаса внимательно рассматривал Эдмонда Дж. Саттерли, выпускника иезуитской семинарии и бывшего фэбээровца. Он высок ростом, с фигурой грушевидной формы, сорока с небольшим лет. Манера его речи была чем-то средним между домотканой риторикой Гарри Трумэна и воинственной галиматьей завсегдатая Першинг-сквера, при этом он переходил то на крик, то на шепот. Дадли Смит, куря одну сигарету за другой, казалось, слушал эту болтовню не без удовольствия. Эллис Лоу посматривал на часы и на Дадли, видимо опасаясь, что тот засыплет пеплом новый ковер гостиной. Доктор Сол Лезник, психиатр и давнишний информатор ФБР, сидел дальше всех от Охотника на Красных. Это был маленький, хрупкий на вид старичок с яркими голубыми глазами; он не переставая кашлял, подпитывая свое буханье крепкими европейскими сигаретами. У него был вид профессионального стукача и доносчика, годного для любой обстановки. И хотя службу свою, по слухам, он нес добровольно, к своим работодателям испытывал глубокую неприязнь. Саттерли принялся ходить взад-вперед и жестикулировать так, будто перед ним были не четверо слушателей, а четыре сотни. Мал ерзал в своем кресле, ежеминутно напоминая себе, что этот паяц — его пропуск к званию капитана и должности главного следователя офиса окружного прокурора. — …А в начале войны я служил в группе наблюдения за иностранцами и занимался перемещением японцев. Тогда я и познакомился с методами внушения антиамериканских настроений. Японцы, чувствовавшие себя настоящими американцами, добивались зачисления в вооруженные силы. Большинство были смущены, а враждебные элементы под видом патриотов отечества пытались совратить их на путь предательства посредством системы тщательно продуманных аргументов о расовой дискриминации в Америке. В то время как нашими идеалами являются свобода, справедливость и свободное предпринимательство, вероломные японцы выставляли американскую демократию как страну, где линчуют негров, страну ограниченных возможностей для цветного населения, а ведь занимавшиеся коммерцией американцы японского происхождения к началу войны составляли основу среднего класса. После войны, когда угрозой номер один для внутренней безопасности Америки стал коммунистический заговор, я наблюдаю, как тот же прием внушения, то же манипулирование используется для подрыва наших моральных устоев уже красными. Развлекательная индустрия и бизнес просто кишат сочувствующими известным лицам, уличенным в антиамериканской деятельности. Я создал движение «Против красной угрозы» с целью искоренения радикалов и вредителей. Организации, желающие очиститься от красной крамолы, делают нам символический взнос, и мы устанавливаем наличие связей их служащих и кандидатов на получение работы с коммунистическими группировками, а на всех выявленных красных у нас заведены подробные личные дела. Наша служба позволяет также доказать непричастность к подрывным элементам тех, кто был несправедливо обвинен в этом, и получить работу, в которой им ранее было отказано. Далее… Мал услышал кашель Лезника и посмотрел в его сторону — за кашлем скрывался смех. Саттерли смолк, Эллис Лоу сказал: — Эд, давайте покончим с общим обзором и перейдем к конкретным вопросам. Саттерли покраснел, взял свой портфель и вынул кипу бумаг — четыре отдельно скрепленные стопки листов. Каждому он вручил по такой стопке. Доктор Лезник тряхнул головой и предложенную ему стопку не взял. Мал просмотрел первую страницу. Это была запись ничего не значащих разговоров, ведущихся в пикетах забастовщиков УАЕС и подслушанных их противниками из рядов тимстеров. Прочел свидетельские подписи. Среди подписавшихся были знакомые имена: Моррис Ягелка, Дэви Голдман и Фрици Купферман по прозвищу Ледокол — известные головорезы из шайки Микки Коэна. Саттерли снова стал перед четверкой, чтобы возобновить свой доклад. Мал подумал, что такого хлебом не корми, только дай ему трибуну и любых слушателей, потому что его длинные нескладные руки ни к чему другому просто не приспособлены. — Эти бумаги, — продолжал Саттерли, — лишь первая партия собранного нами взрывного материала. Я работал с десятками правоведов по всей стране, и всюду данные под присягой показания патриотически настроенных граждан производили самое благожелательное впечатление на всех членов большого жюри, решающего вопрос о возбуждении судебного преследования. Полагаю, сложившаяся в Лос-Анджелесе ситуация дает нам великолепную возможность для немедленного действия: конфликт между УАЕС и тимстерами позволяет начать дело и привлечь к нему внимание общественности. Другого такого удобного случая больше может не представиться. Коммунистическое влияние в Голливуде — это масштабный вопрос, а беспорядки, вызванные пикетчиками, и формирование внутри УАЕС подрывных сил связаны напрямую. У нас есть хороший повод поставить проблему в центр внимания общественности. Позвольте мне прочесть выдержку из показаний мистера Морриса Ягелки: «Во время пикетирования „Вэрайэти интернэшнл пикчерз“ утром 29 ноября я слышал, как член УАЕС, женщина по имени Клэр, говорила другому члену УАЕС: „С УАЕС в студиях мы сможем содействовать нашему делу лучше, чем смогли бы с помощью Красной гвардии. Кино — это новый опиум для народа. Люди верят всему, что мы показываем на экране“». Джентльмены, полное имя этой дамы — Клэр Кэтрин де Хейвен. Она близка к голливудской десятке предателей и состоит членом не менее четырнадцати организаций, классифицированных генеральным прокурором штата Калифорния как коммунистические. Впечатляет, не правда ли? Мал поднял руку. — Да, лейтенант Консидайн, — сказал Эдмунд Дж. Саттерли. — У вас вопрос? — Нет, замечание. Моррис Ягелка дважды осужден за изнасилование при отягчающих обстоятельствах. Ваши патриоты трахают двенадцатилетних девочек. — Черт возьми, Малкольм! — вырвалось у Эллиса Лоу. Саттерли попытался изобразить улыбку, скорчил гримасу и сунул руки в карманы: