Дэнни смущенно улыбнулся — пролетарий Тед восхищен жизнью Голливуда. Клэр взяла его за руку и провела через кухню в комнату, заставленную шкафами с книгами. На одной стене был экран, напротив него — длинный кожаный диван, за диваном — на треноге кинопроектор со вставленной пленкой. Дэнни сел на диван; Клэр щелкнула выключателями, убавила освещение и прижалась к нему, поджав ноги под юбку. Экран засветился, кино началось. Испытательная таблица. Постепенно возникает черно-белое изображение, пышная блондинка и мексиканец с прической «утиный хвост» раздеваются. Фоном — комната в мотеле: кровать, потрескавшаяся оштукатуренная стена, лампа под абажуром-сомбреро, на двери туалета плакат с боем быков. По всему — дешевая порнуха. Дэнни почувствовал, как рука Клэр стала блуждать по его телу. Блондинка закатила глаза: она только что увидела член своего партнера — огромный, с прожилками, изогнутый посредине, как прут лозоискателя. Она склонилась перед ним, встала на колени и начала сосать… Камера задержалась на рубцах от прыщей на ее коже и на следах от иглы на его руках. Потом он задергался, вынул член из ее рта и кончил. Дэнни отвернулся; рука Клэр легла ему на бедро. Дэнни вздрогнул и напрягся; Клэр проводила пальцем по его ляжке, все ближе и ближе подбираясь к паху. Наркоман на экране драл прыщавую девку раком, процесс пенетрации крупным планом. У Дэнни заурчало в животе, хуже, чем от выпитой натощак бутылки. Рука Клэр продолжала наступление; Дэнни съежился, будто под ледяным душем. Блондинка и мексиканец самозабвенно трахались; Клэр продолжала массаж, но внутри у Дэнни все словно онемело. Он почувствовал, что мышцы сводит судорога, схватил руку Клэр и прижал ее к колену, как тогда в джаз-клубе. Клэр отодвинулась. Фильм закончился крупным планом поцелуя взасос блондинки и мексиканца. Лента соскочила с ведущего валика. Клэр поднялась, зажгла свет и вставила новую ленту. Дэнни расслабился, попытавшись придать телу беззаботность Теда Кругмана: вытянутые ноги одна на другой, сцепленные руки на затылке. Клэр повернулась и сказала: — Я приготовила это на потом, но думаю, нам подойдет и сейчас. Дэнни подмигнул — Тед-сердцеед, а голова у него раскалывалась. Клэр включила проектор и выключила свет; села рядом и снова прижалась к Дэнни. Началась вторая половина сдвоенного сеанса. Ни музыки, ни титров, ни субтитров, как в старом немом кино, просто темный экран и слабые блики от бегущей ленты. В углах экрана посветлело, темная тень стала обретать форму, и в фокусе появилась голова питбуля в маске. Собака лязгнула на камеру клыками, экран снова почернел, потом темнота постепенно сменилась белым. Дэнни вспомнил собаковода и его рассказ о том, как люди из Голливуда покупали у него питбулей для киносъемок; потом на ум пришли мужчины в масках в доме Феликса Гордина. Тут Дэнни поймал себя на том, что сидит с закрытыми глазами, затаив дыхание — так лучше думается о ведомом, сказанном и солганном. Открыл глаза — на экране собаки рвали друг друга на части, на черно-белое изображение брызнули сюрреалистические узоры в красном цвете, мультипликация исчезла, и кровь приняла свой естественный цвет; экран посерел, потом стал ярко-красным. Дэнни подумалось, что Уолт Дисней сошел с ума, и в ответ на его мысль на экране появился злобно-безобразный Дональд Дак с оперенным фаллосом, свисающим до перепончатых лап. Мультяшный персонаж прыгает вокруг собак в бессильной ярости, как и полагается Дональду Даку. Клэр смеется. Дэнни наблюдает, как собаки кружатся и нападают, как темный пес хватает пятнистого за бок и впивается в него клыками. Убийца, думает Дэнни, кто бы он ни был, мог обезуметь от этой картины. Черный экран; Дэнни почувствовал легкое головокружение от долго сдерживаемого дыхания и ощутил на себе взгляд Клэр. Пошла пленка в цвете, двое обнаженных мужчин вертелись, как только что крутились собаки, тянулись друг к другу ртами, соединились в позе «69», камера отъехала — и Феликс Гордин в красном костюме дьявола принялся скакать и резвиться. У Дэнни стало твердеть в паху; рука Клэр была уже там, будто она знала, что так будет. Дэнни напрягся, пытался закрыть глаза — и не смог, продолжал смотреть. Новый кадр: Красавчик Кристофер, голый, нацелился торчащим членом в объектив, закрыв практически весь экран, как гигантский таран, а белые края экрана походили на губы и зубы, застывшие в трупном окоченении… Дэнни вскочил, стрелой вылетел в гостиную, отыскал ванную и запер дверь. Прошли судороги, усмиренные причитанием: БУДЬ ПОЛИЦЕЙСКИМ… БУДЬ ПОЛИЦЕЙСКИМ… БУДЬ ПОЛИЦЕЙСКИМ… Заставил себя думать трезво. Открыл аптечку и тут же получил новые улики: лекарственный пузырек с секобарбиталом — билет на тот свет Уилтси и Линденора в маленькой капсуле. Это были снотворные пилюли Рейнольдса Лофтиса, выписанные ему 14.11.49 врачом Д. Уолтроу. Просмотрев полки с мазями, кремами и разными таблетками, ничего другого не нашел. Рядом с душевой кабинкой заметил еще одну дверь. Она была приоткрыта. Открыл ее и оказался в маленькой, уютно обставленной комнатке: опять книжные шкафы, кресла возле кожаного дивана и еще один письменный стол с разбросанными бумагами. Посмотрел листки — это был отпечатанный на ротапринте сценарий с пометками на полях от руки. Выдвинул ящик стола — стопка именной почтовой бумаги Клэр де Хейвен, конверты, марки и старый кожаный бумажник. Заглянув в отделения, обнаружил просроченные документы Рейнольдса Лофтиса: читательский билет, членские билеты радикальных организаций, водительское удостоверение 36-го года с приколотой сзади медицинской карточкой для неотложки: аллергия на пенициллин, легкая форма хронического бронхита, группа крови 0+. ОН? Дэнни задвинул ящики, отпер дверь ванной и медленно вернулся в просмотровую комнату. Свет был включен, экран — пуст, Клэр, сидевшая на диване, встретила его словами: — Не думала, что такой крепкий парень — и вдруг такой чувствительный. Дэнни сел рядом, их ноги соприкоснулись, Клэр отодвинулась, потом придвинулась. «Знает — нет, не знает?» — думал Дэнни. Потом сказал: — Я не слишком большой эстет. Клэр приложила теплую руку к его щеке; ее лицо оставалось холодным. — Вот как? Все мои партийные друзья в Нью-Йорке просто без ума от «новой драмы», театра кабуки и подобных вещей. Эти фильмы тебе не напоминают Кокто, только в них больше юмора? Кто такой Кокто, Дэнни не знал. — Кокто меня никогда не волновал. Как Сальвадор Дали и ему подобные. Я простой обыватель с Лонг-Айленда. Клэр продолжала его гладить. Ему было тепло, но вчерашней страстной нежности у нее уже не ощущалось. — Девочкой я проводила лето в Истхемптоне. Там было очень хорошо. Дэнни рассмеялся, довольный, что внимательно прочел туристскую брошюру Консидайна. — Хантингтон — это совсем не Истхемптон, милая. Это «милая» неприятно удивило Клэр, она убрала было руку, но потом снова стала поглаживать Дэнни. Он спросил: — Кто снимал эти фильмы? — Блестящий режиссер — Поль Дионей. — Специально для близких друзей? — С чего ты взял? — Это же порнография. Такое в кинотеатрах не покажешь. Это же противозаконно. — Ты судишь так резко, как будто уважаешь буржуазные законы, которые ограничивают свободу художника. — Это ужасно. Что это за мужчина, который от этого получает удовольствие! — Почему обязательно мужчина? Я — женщина и ставлю высоко такое искусство. Ты совершенно зашорен в своих взглядах, Тед. Для человека нашего движения это плохо. Кроме того, я знаю, это тебя возбудило. — Неправда. Клэр рассмеялась: — Ну зачем лукавить? Скажи, что тебе хочется? Что ты хочешь делать со мной? Она хочет трахать его, чтобы все выведать, значит, она знает, значит… Дэнни решил поддержать игру, стал целовать ее в шею, в щеки. Клэр глубоко задышала, притворно, словно девочка на подиуме клуба Ларго, делающая вид, что, обнажаясь, входит в экстаз. Стала трогать его спину, грудь, плечи, массировать их, казалось, что она сдерживается, чтобы не переборщить в своем обмане. Он пытался поцеловать ее в губы, но они оставались плотно сомкнутыми. Клэр просунула ему руку между ног, но там все было холодно и вяло, а от ее прикосновения стало только хуже. Дэнни чувствовал скованность во всем теле. Клэр завела руки за спину и одним движением скинула свитер вместе с лифчиком. Груди у нее были в веснушках и старческих пятнышках, похожих на раковые, левая была больше, как-то странно свисала, а соски были темными, плоскими и окружены морщинистой кожей. У Дэнни мелькнула мысль о предателях и мексиканцах, сосавших их. Клэр прошептала: — Иди ко мне, детка. — И она стала гладить свои груди у него перед лицом: убаюкивала, хотела по-матерински выведать все, что знает, кого знает и в чем солгал. Дэнни закрыл глаза, но ничего не получалось. В голове роились мысли о мальчиках, о Тиме, о НЕМ, и ничего не получалось… — Сердцеед? О Тедди, и как тебе удался такой розыгрыш? Дэнни оттолкнул ее, выскочил из дома, хлопнув дверью, и поехал домой, думая дорогой: НЕ МОЖЕТ ОНА ЗНАТЬ, КТО Я. Приехав, он сразу взял свою копию материалов для большого жюри и стал их листать, чтобы найти тому подтверждение. Вот: «Хуан Дуарте — мозговой трест УАЕС, статист и рабочий сцены студии „Вэрайэти интернэшнл пикчерз“». Сразу всплыл образ Оджи Дуарте в морге, с зажатым во рту собственным пенисом, за ним — три мекса на съемках «Окровавленного томагавка», где он разговаривал с коллегой Дуэйна Линденора; за ними — Норман Костенц, снимающий его после драки в линии пикета. Лица, лица, лица и два последних: мекс, так странно на него посмотревший в морге, должно быть родственник Оджи Дуарте, и один из актеров той съемочной группы Хуан Дуарте, комми, латинос, актер и рабочий сцены, — один и тот же человек. В журнале протоколов заседаний вычеркнуто было его имя. Стало быть, он видел снимки Костенца и сказал Клэр и Лофтису, что Тед Кругман — это полицейский сыщик, осматривавший труп Оджи. Значит, журнал — поддельное алиби. Значит, те фильмы были проверкой его реакций и средством выведать у него, что он знает. Значит, Красная Сука пыталась сделать с ним то, что Консидайн хотел, чтобы он сделал с ней. ЗНАЧИТ, ОНИ ЗНАЮТ, КТО ОН ТАКОЙ. Дэнни подошел к полке над холодильником, где пряталась личность помшерифа Д. Апшо. Взял оттуда свой жетон и наручники, пристегнул их к поясу и вынул из кобуры револьвер 45-го калибра. Глава тридцатая Тад Грин, начальник оперативного управления, шеф всех сыщиков, сначала кивнул Малу, потом Дадли Смиту: — Джентльмены, я вынужден был вас пригласить так рано по срочному делу. Все, что я вам скажу, ни сейчас, ни впредь не должно выйти за пределы этих стен. Мал посмотрел на Грина. Он редко выглядел мрачным, сейчас же словно был на похоронах. — В чем дело, сэр? Грин закурил. — Дожди вызвали в горах оползни, и на подъездной дороге, ведущей к голливудскому знаку, нашли труп. Им оказался сержант Найлз из голливудского отряда. Я тут вызвал доктора Леймана, и он извлек из черепной коробки две пули 38-го калибра. Пули от револьвера «Айвер-Джонсон», который, как вы знаете, официально состоит на вооружении полиции города и округа. Последний раз Найлза видели позавчера в голливудском участке, где он ввязался в драку с вашим товарищем по делу большого жюри помощником шерифа Дэниелом Апшо. Вы оба работаете с Апшо, и я вызвал вас, чтобы узнать ваше мнение. Мал, вы первый. Мал, оправившись от шока, заставил себя сначала подумать, потом — говорить: — Сэр, Апшо не способен убить человека — вот мое мнение. Позапрошлой ночью я сделал ему выговор за драку с Найлзом, и он воспринял его, как полагается настоящему копу. Апшо не скрывал своего удовлетворения в связи с тем, что Найлз был снят с дела. Кроме того, было всем известно, что Найлз был по уши замаран в истории с Брендой Аллен. Я слышал также, что он служит сборщиком подати у Джека Драгны, и хотел бы поговорить с Джеком и Микки, прежде чем обвинить в убийстве коллегу. Грин кивнул головой: — Лейтенант Смит. — Сэр, я не могу согласиться с капитаном Консидайном. Сержант Майк Брюнинг, который также работает по этому делу с Апшо, говорил мне, что Найлз боится этого парня и убежден, что при сборе улик тот вторгся в пределы юрисдикции городской полиции. Найлз говорил Брюнингу, что Апшо лжет относительно того, как он добыл сведения по второй и третьей жертве, и что он намерен выдвинуть против Апшо обвинения. Больше того, Найлз был убежден, что у Апшо существует «пунктик» по поводу этих гомосексуальных убийств, поэтому он и обозвал Апшо педерастом, что и стало причиной их драки. Мой осведомитель сообщил, что есть свидетели того, что Апшо угрожал известному сутенеру-гомосексуалисту Феликсу Гордину, который щедро оплачивает услуги работников центрального управления шерифа. Гордин говорил моему осведомителю, что Апшо сумасшедший и одержим идеей раскрытия какого-то заговора гомосексуалистов, пробовал его шантажировать, угрожая сообщить о нем в газеты, и требовал сведений, которых, как утверждает Гордин, просто не существует. Это обвинение насторожило Мала. — Кто ваш информатор, Дадли? И почему вас и Брюнинга так сильно волнует Апшо? Дадли по-акульи осклабился: