— Вы можете нам сказать, как вас зовут? — очень мягким, увещевающим тоном поинтересовалась у них Эмма. — Я Джоэл и Питер, — сказал мальчик повыше. — Так ты Джоэл или Питер? — уточнила Эмма. — Я Питер и Джоэл, — сообщил ей младший мальчик. — Нам некогда с вами играть, — раздосадованно произнес Енох. — У вас тут какие-нибудь птицы имеются? Никто не пролетал мимо? — Голуби любят прятаться, — произнес мальчик повыше. — На чердаке, — добавил младший. — На каком чердаке? — спросила Эмма. — Где? — В нашем доме, — хором ответили мальчики и, подняв руки, указали в глубину темного коридора. Когда говорили, они как будто дополняли друг друга, и если предложение было достаточно длинным, один из них начинал, а второй заканчивал. При этом сколько-нибудь заметной паузы в их речи не возникало. Я также заметил, что когда один из них говорил, второй беззвучно артикулировал, причем делалось это так синхронно, как будто у них был один мозг на двоих. — Вы не могли бы показать нам дорогу к вашему дому? — спросила Эмма. — Вы отведете нас на ваш чердак? Джоэл-и-Питер покачали головами и попятились назад, в темноту. — Что с вами? — спросила Бронвин. — Почему вы не хотите туда идти? — Смерть и кровь! — воскликнул один мальчик. — Кровь и крики! — воскликнул второй. — Крики, и кровь, и тени, которые кусаются! — воскликнули они вместе. — Пока-пока! — заявил Гораций, резко разворачиваясь и делая шаг обратно. — Увидимся наверху, в склепе. Надеюсь, что очередная бомба не разнесет меня на куски. Эмма схватила его за рукав. — Куда? Ты единственный, кому удалось поймать голубя! — Ты что, их не слышала? — спросил Гораций. — В этой петле полно теней, которые кусаются, что может означать только одно — присутствие пустот! — Их тут былополно, — вмешался я. — Но сейчас их здесь нет. — Когда вы в последний раз были в своем доме? — спросила Эмма у мальчиков. Все в той же странной манере они объяснили, что их петлю взломали, но им удалось бежать в катакомбы и спрятаться среди костей. Сколько времени они тут находятся, они сказать не могли. Два дня? А может, три? В полном мраке они полностью утратили счет времени. — Бедняжки! — воскликнула Бронвин. — Какие ужасы вам пришлось пережить! — Вы не сможете находиться здесь вечно, — произнесла Эмма. — Вы стремительно состаритесь, если как можно скорее не найдете другую петлю. Мы можем вам помочь, но сперва нам нужно поймать голубя. Мальчики посмотрели друг другу во вращающиеся глаза и, похоже, поговорили, не произнеся ни слова. — Идите за нами, — хором произнесли они. Соскользнув с горы костей, они зашагали по тоннелю. Мы пошли следом. Я не мог отвести от них глаз. Эти мальчики были завораживающе странными. Они постоянно держались за руки и каждые несколько шагов делали диковинные щелкающие звуки языком. — Что они делают? — Я думаю, это их способ видеть, — ответил Миллард. — Точно так же видят в темноте летучие мыши. Звуки, которые они издают, отражаются от окружающих предметов и возвращаются к ним, что создает у них в мозгу определенную картинку. — Мы эхолокаторы, — произнесли Джоэл-и-Питер. Судя по всему, слух у них был очень острый. Мы дошли до развилки, затем еще до одной. В какой-то момент я ощутил внезапное давление в ушах и был вынужден подвигать челюстью, чтобы от него избавиться. В этот момент я понял, что мы покинули 1940 год и вошли в петлю. Наконец мы уперлись в тупик. В отвесной каменной стене были высечены ведущие вверх ступени. Джоэл-и-Питер остановились и указали на крошечное пятнышко света высоко вверху. — Наш дом, — произнес старший. — Наверху, — закончил младший. С этими словами они растворились в темноте. * * * Ступени были скользкими от мха, из-за чего подниматься приходилось очень медленно, чтобы не свалиться вниз. Лестница вела к круглой дверце в потолке, через которую мог пролезть взрослый человек. В щель этого люка проникал тусклый отблеск света. Поддев крышку пальцами, я толкнул ее в сторону, отчего она открылась подобно диафрагме фотоаппарата. Над нами возвышалась круглая кирпичная труба, которая на высоте двадцати или тридцати футов оканчивалась бледным кругом неба. Я находился на дне ложного колодца. Я стал карабкаться наверх. На полпути мне пришлось остановиться и передохнуть, уперевшись спиной в противоположную стенку. Когда жжение в бицепсах улеглось, я быстро преодолел остаток пути и, перевалившись через край колодца, рухнул в траву. Колодец находился во дворе какого-то обветшалого дома. Небо над головой было нездорового желтоватого цвета, но его не затягивал дым, и гула самолетных двигателей я тоже не услышал. Мы явились в какой-то довольно отдаленный период еще до войны. Возможно, еще до появления автомобилей. В холодном воздухе порхали редкие снежинки. Впрочем, они таяли, едва коснувшись земли. Из колодца выбралась Эмма, затем Гораций. Эмма решила, что именно мы втроем должны осмотреть дом. Мы не знали, что нас здесь ожидает, и в случае необходимости спасаться бегством было бы проще небольшой группой, способной на гибкие маневры. Никто из тех, кто остался внизу, спорить с ее решением не стал. Предостережение Джоэла-и-Питера относительно крови и теней испугало всех. Недоволен остался один Гораций, который беспрестанно бормотал себе под нос, что лучше бы он не ловил того голубя на площади. Бронвин помахала нам снизу и плотно закрыла круглую дверь на дне колодца. Верхняя ее часть была выкрашена таким образом, что напоминала поверхность воды. Только эта вода была такой темной и мутной, что никому и в голову не пришло бы пытаться ее зачерпывать. Очень хитроумное решение, — подумалось мне. Сбившись в кучу, мы огляделись вокруг. И двор, и непосредственно дом выглядели совершенно запущенными. Трава вокруг колодца была утоптана, но в остальных частях двора ничто не сдерживало ее буйный рост, и местами она закрывала даже подоконники первого этажа. В углу двора стояла полусгнившая собачья будка, а рядом болталась провисшая бельевая веревка, которую постепенно поглощала зеленая поросль. Мы замерли и прислушались в надежде услышать голубей. Из-за стен дома доносился стук лошадиных копыт. Нет, это определенно не 1940 год. И тут я заметил, как шевельнулась штора в одном из окон второго этажа. — Вон там, наверху, — прошипел я, указывая на окно. Я не знал, кто дернул штору — человек или птица, но выяснить это было необходимо. Я направился к входной двери, поманив за собой друзей, но тут же споткнулся обо что-то в высокой траве. На земле лежало тело, накрытое с головы до ног черным брезентом. Из-под одного края брезента носками в небо выглядывали сношенные туфли. В трещину на подошве была вставлена белая открытка, на которой аккуратным почерком было написано: Мистер А. Ф. Крамбли. В последние годы жил во внешних провинциях. Скорее стремительно состарился, чем был забран живым. Любезно просит поместить его останки в Темзу. — Не повезло бедняге, — прошептал Гораций. — Он приехал сюда из деревни, видимо, когда его собственная петля была взломана, для того, чтобы попасть в новую петлю, которую тоже вскоре взломали. — Но почему они не похоронили бедного мистера Крамбли, а оставили его лежать под открытым небом? — прошептала Эмма. — Потому что они бежали отсюда в спешке, — ответил я. Эмма наклонилась и потянулась к краю брезента на теле мистера Крамбли. Я не хотел на него смотреть, но любопытство пересилило. Я отвернулся в сторону, но все равно продолжал коситься на него из-под растопыренных пальцев, которыми закрыл лицо. Я ожидал увидеть разложившийся труп, но мистер Крамбли был целехонек и на удивление молод, не более сорока или пятидесяти лет. Его черные волосы едва начали седеть на висках, глаза были закрыты, а лицо выглядело очень умиротворенным, как будто он просто уснул. Неужели он действительно состарился так же стремительно, как то яблоко, которое я вынес из петли мисс Сапсан? — Эй, вы умерли или спите? — окликнула его Эмма. Она коснулась уха мужчины носком ботинка, и вдруг полголовы откололось и рассыпалось в пыль.