– Выходи. Ничего себе методы! Северьян поднял руки и вгляделся в лицо нападавшего, насколько поднятое забрало шлема это позволяло. Мальчишка. Глаза злые. – Габор, осторожно! По кузову не бей! – крикнул второй, а судя по голосу – вторая. Просто малолетние угонщики. Вот же история… Северьян послушно выбрался наружу и отряхнул колени. Осколки посыпались на асфальт. При виде его облачения парень с битой отступил на шаг. – Священник! – И что? – отозвалась его подруга. – Давай за руль. Резче! Первый удар заставил Северьяна упасть на колени, второй – приложиться лбом к земле. Дверь собственной машины захлопнулась у него за спиной. Всем спасибо, поклон да и вон. На противоположной стороне дороги чернел крест с венком – напоминание о том, что ангел-хранитель летает со скоростью не более 100 км/ч. Северьян усмехнулся, попробовал встать, но ничего не вышло – ноги его не держали. Он прилег обратно и наблюдал за происходящим из-под полуприкрытых век: а вот и друг наш Есми – тоскует на месте своей внезапной смерти, кенотаф спиной подпирает… – Рина! Ри-ина-а!.. Такого Северьян не ожидал. Мертвенький знал имя девчонки на мотоцикле! И бежал сюда изо всех сил, только челку ветром раздувало. Она не ожидала тоже – взвизгнула, отпустила тормоза и пулей сорвалась с места, опередив своего дружка, который, бледнее бледного, сперва таращился на бегущего Есми, а после дал задний ход, вырулил на обочину и поспешил вслед за ней. Машина покидала Северьяна в клубах придорожной пыли, ведомая шкетом в мотоциклетном шлеме. Видеть это было обидно и грустно. – Рина, – прошептал Есми, глядя на опустевшую дорогу. – Знаешь ее? – прохрипел Северьян и неимоверным усилием воли заставил себя сесть. – Сестра. Это я во всем виноват. – Я б на родителей попенял. Длинные ноги Есми помаячили рядом, затем он тоже присел: обхватил руками колени и печально уставился вдаль. Такой симпатичный, юный, лет двадцать пять, не больше. И уже такой мертвый. – Родителей давно нет. Они погибли. Марину воспитывал я, так что… – Связалась с плохой компанией? – делано посочувствовал Северьян. – Понимаю. А ты, стало быть, и адрес ее знаешь? Есми понурил голову и качнул головой. – Разумеется. – И ты мне его скажешь. Тут к парню пришло некое понимание – он пристально посмотрел на Северьяна. Белые, как у всех недоумерших, глаза придавали его лицу с длинным носом и острыми скулами рисованный анимешный драматизм. – Не скажу. Вдруг ты причинишь ей вред? Трогательная братская забота. Даже посмертная. В его словах определенно был резон – на его месте Северьян поступил бы так же. – Слушай, – сказал он после недолгих размышлений. – По идее сейчас я должен отправить тебя на изнанку города. Провести ритуал. Он неприятный, но не хуже того, что с тобой уже произошло. Однако в таком случае я вряд ли отыщу твою резкую сестрицу. Машин у меня, сам понимаешь, не ангар – всего одна, и та в кредит. – Я хочу умереть! – Парнишка явно разволновался. Оглянулся на свой крест – осточертел, поди, до кровавых мозолей, – затем снова вперил в Северьяна взгляд блестящих глаз. – Я для этого Рину и позвал. Хотел, чтобы она вас задержала. Не грабить, а привести ко мне. И вы б меня тогда… Час от часу не легче. Позвал он ее, значит. В определенных кругах нечто подобное называется «навести». – Стой, подожди, – поморщился Северьян. Как человек, которого не каждый день избивали бейсбольной битой, он ощущал по этому поводу телесную скорбь. – Скажи, как именно ты ее позвал? И откуда знал, что я буду здесь? – Мне сказали другие. Всем известно, что в городе есть двоедушник, который помогает таким, как мы. Из Перово в Нижний одна дорога. Ты не мог мимо меня не проехать. А про сестру… Все просто – я ей приснился. – Так это правда? – Что именно? – вздохнул Есми, выводя пальцем на асфальте невидимые круги и зигзаги. – Ну… Про сны. Вы действительно можете?.. – Можем, если захотим. – Окей, – подытожил Северьян, которому все это порядком надоело. Прежде чем расстаться со своей разумной ночной ипостасью и перейти в неразумную дневную, сиречь Севера, он рассчитывал успеть переодеться и принять душ. – Услуга за услугу. Я отправлю тебя на изнанку города. Отдохнешь там, остановишь внутренний диалог, в себе разберешься. Крест этот больше никогда не увидишь. Но сначала ты отведешь меня к сестре. Ничего я ей не сделаю. Просто поговорим. Я, знаешь ли, неплохо умею убеждать. Она вернет мне машину, а ты отправишься на покой. Иначе ищи себе другого двоедушника. Советую сразу рвать в Москву, там народу больше. Может, лет через пятьдесят один такой и народится. – Ты меня без ритуала убиваешь, – поник Есми. Северьян протянул ему ладонь, и тот стиснул ее своими ледяными пальцами: – Игнат. – Северьян. Но ты можешь звать меня просто «батюшка». Спустя мгновение обоих не стало. По трассе пронеслась груженая фура. Ее обогнала легковушка. Начинался новый день. # 2 Машина была нужна ему, неживому, как ведьме метла – сгонять в незнакомую местность. Для всего остального имелись другие способы. В отличие от жены, которая каталась по городу исключительно на «Паджеро» и иного не представляла. Именно Вика официально значилась владельцем транспортного средства. Она вносила ежемесячный платеж по кредиту. И она же – к гадалке не ходи, – узнав об угоне, для начала озвучит весь свой обсценный лексический запас ночного бармена, а затем сломает о спину Северьяна швабру. Думая об этом, он опять промахнулся: вышел из полупути не за дверью квартиры, а перед ней. В нос шибануло вонью кошачьей мочи и застоялого курева. – Здра-ас-сте вам, батенька! Именно так всегда и говорила. Будто подозревала, что никакого «батюшки» он не заслуживал. Прежде чем обернуться, Северьян нацепил на лицо выражение елейного благодушия, которое в моменты раздражения особенно ему удавалось. Соседка. Вечно бодрая до отвращения, – а бодрость в пять утра, считал он, нужно запретить законом – хозяйка трех котов и дрожащей собачонки – той самой, что терлась сейчас возле его ботинка. – Соскучились? Своих приехали навестить? – Первым поездом. Так бежал, что вещи где-то посеял. Легенда была заготовлена заранее и по мере возможности поддерживалась каждым: Севером, Викой и самим Северьяном. Соседи знали его как «брата-близнеца, он священник, живет в Москве». Видели нечасто. В итоге даже Вика со своим ночным образом жизни вызывала гораздо больше вопросов, чем тихо присутствующий за стеной отец Северьян. Хочешь стать незаметным – оденься в черное. Хочешь исчезнуть вовсе – пусть этим черным будет ряса. – Ну ничего. Брат-то поделится, – поддержала соседка. Северьян предпочел бы, чтобы вместо этого она оттащила собаку и отправилась восвояси. – Как же хорошо, когда братья так дружны! Время такое, что держаться нужно за родных, больше не за кого. А с женой его ладите? – Вполне. – Красивая девушка, но уж очень… – Много работает! – раздалось за спиной вместе со скрипом гнилых лестничных ступеней. – Доброе утро, Нонна Карленовна. Северьян почувствовал увесистый тычок в больную спину. Вика отперла дверь и втолкнула его в прихожую. Лязгнул засов, вспыхнула тусклая лампа. Вика сбросила кеды и, пока он разувался и снимал осточертевшее облачение, устало прошлепала в кухню. Утро развенчало ее грим: четче проступили морщинки, тушь не выдержала и осыпалась с накладных ресниц, поредевшие блестки-звездочки под глазами выглядели дешево и жалко. Оставшись в одних джинсах, Северьян подошел к ней, положил ладони на острые плечи и уткнулся носом в серебристый затылок – волосы пахли нескончаемым праздником коктейлей и шотов. Он попытался задержать ее, но она высвободилась из его рук – напряженная, трезвая и злая. Плеснула в чашку холодной вчерашней заварки, разбавила водой из остывшего чайника, сделала один глоток и оставила чашку на столе. – Ключи от машины брось на тумбочку. Я спать. – Вик… Только когда Северьян протянул ей свернутые в несколько раз купюры, полученные от Вырыпаева, она наконец-то на него посмотрела. – Что с лицом? Он пощупал царапины: проклятье, совсем забыл… – Есми. Ее глаза вспыхнули недобрым огоньком. – Это всё? Признание в том, что его отходили по спине битой, влекло за собой разговор об угоне, но время для подобной откровенности выдалось явно неподходящее. Вика и так обо всем узнает. Погорюет денек, а к следующей встрече, глядишь, сподобится обсуждать проблему конструктивно. Все эти мысли пронеслись в его мозгу молниеносно. На смену им пришла обычно загнанная глубоко внутрь себя досада – Вика никогда не выказывала ни малейшей жалости, не предлагала помощь, не тащила лед и перекись водорода, ни одного клятого лейкопластыря на него не истратила. Все эти квохтанья наутро доставались Северу. Кто бы спорил – не слишком-то приятно засыпать, не зная, проснешься с расцарапанным лицом, сломанной рукой или выбитым зубом, да и проснешься ли вообще. В этом смысле Северьян своей дневной душе бледненько, но сочувствовал. Однако сочувствие не отменяло того, что двоедушник – это они оба и больно им обоим тоже, а впрочем, кого и когда это волновало. – Ключи, – повторила Вика, прежде чем скрыться в спальне. – «Ключи-и», – шепотом передразнил он и показал тому месту, где только что стояла жена, вытянутый средний палец. Время поджимало. В темноте и тесноте ванной Северьян быстро разделся, бросил вещи на пол, включил ледяную воду и подставил ноющую спину под ее струи. «Что такое, нафиг, куделька?» – подумал он прежде, чем закрыть глаза, и уже не слышал, как переодевшаяся в пижаму Вика вначале постучала в дверь, а затем, не дождавшись разрешения, вошла и поддела ногой его скомканные джинсы. Сунув их в стиральную машину, она выключила душ, задернула влажную шторку, наспех умылась, почистила зубы и снова вышла. «Родственника из Москвы» там уже не было. * * *