Вопрос разумеется был риторический, газету "Правда" знал каждый умеющий читать житель планеты Земля. "Правда" издавалась на семи языках, а перепечатки из нее украшали первые полосы всех ведущих мировых изданий. В "Правде" вел еженедельную колонку сам Сталин. А еще ходили слухи, что именно издательству "Правда" теперь принадлежит киностудия "Уорнер Бразерс". — Издеваетесь, мистер Смит? "Правда" известна всем. Но никому не известно, что вы являетесь главой американского отдела. Впрочем, раз вы угощаете, отчего бы мне вам и не поверить. Закажите еще дайкири, а то я признаться на мели. — Гарсон! Дайкири сеньору и кофе для меня, — Джон Смит не оборачивался, и почти не повысил голос, но прозвучало в нем что-то такое, что полусонный кубинец буквально метнулся как ошпаренный, — Я с вашего позволения воздержусь. Что может вас убедить? — Внятное объяснение — как такой важный господин мог оказаться в этой дыре? — Я специально прибыл для встречи с вами, мой недоверчивый друг. Издательство "Правда" заинтересовано в сотрудничестве с вами. — У вас прекрасные репортеры, а про колумнистах я вообще молчу. Мне в лучшем случае удастся написать на седьмую-восьмую полосу. И ради этого вы приехали в Гавану? Чтобы проглотить такое, мне нужно еще раз запить. На этот раз мистер Смит просто щелкнул пальцами, дайкири образовалось почти мгновенно. — Мы хотим заказать вам книгу, а возможно и киносценарий. Детали я готов оговорить немедленно, а если подпишем контракт — сразу получите задаток. Еще дайкири, мистер Хемингуэй? — Нет! Мануэль! Кофе. Двойной и покрепче. Я весь внимание, мистер Смит. Задание на книгу было довольно странным. Мистер Смит назвал только главного героя — какого-то никому не известного молодого аргентинца, но поставил условие неразглашения этого пункта контракта. К группе этого аргентинского доктора, Хемингуэя прикрепляли приказом из Москвы, как официального корреспондента "Правды". Так что не исключалось и появление его материалов и на первой полосе. Но главное книга! Группа Эрнесто Гевары де ла Серна оказалась не много, ни мало — как боевым отрядом Нового Коминтерна, о котором во всем мире еще никто ни сном, ни духом. Это уже само по себе тянуло на мировую сенсацию, но раз эту информацию до сих пор держат в секрете, значит и ему в газету передавать репортаж пока рано. Хотели бы — и без него давно оповестили. Хемингуэй доверие оценил. "Главное книга!" Сенсации нужно подавать вовремя… Аргентинец, которого за постоянное чекание так и прозвали "Че" был в отряде одним из самых молодых, но именно он официально числился командиром. Именно числился. Хотя власти его никто никогда не оспаривал, а дисциплина в отряде была просто идеальная, опытнейший журналист, повидавший уже три войны сразу определил, что паренька постоянно консультируют три наставника, а уж эти то… Этих Хемингуэй признал сразу. Не лично, нет — саму породу. Это такие волкодавы, которые в одиночку за стаями волков охотятся. Воспоминания прервал вернувшийся компаньон. — Еще выпьешь, Гринго, или пойдем потихоньку? "Че" велел к восьми возвращаться. — Пойдем, Начо. Мне нужно еще фотопленок купить, сделаем небольшой крюк. * * * 21 июня 1953 года. Текирдаг, Турция, штаб Четвертого ударного корпуса Болгарской народной армии, полевая Ставка ВГК Болгарской Народной Армии. — Мне кажется, или ты меня не понял? Представитель Генерального штаба объединенных сил социалистического содружества ГШСС, при БНА, Маршал Советского Союза и член ЦК КПСС, Семен Михайлович Буденный упер взгляд в переносицу своему визави, и добавив в голос металла повторил. — Наступление остановить! Стамбул не брать! Все резервы направить под Салоники! Совместно с Албанской Народной Армией наступать на Тирану! Мне это третий раз повторить? Ты кем себя говнюк возомнил? В Царя поиграть решил, или вообще крылья проросли? Верховный главнокомандующий БНА и Генеральный секретарь ЦК КПБ, товарищ Вилко Червенков перебодать взглядом советского маршала не смог. Он отвел взгляд и заговорил примиряющим тоном. — Я же не приказ оспариваю, Семен Михайлович, а идею озвучиваю. Сама ведь в руки плывет — вековая мечта славянских народов. — Опять ты, Вылко, считаешь себя самым умным. Один ты все видишь, а в штабах дураки сидят. Там четыре миллиона бездельников, ты чем их кормить собираешься? Они гражданские, кормить их будешь обязан. Болгарский лидер хотел было рубануть нечто малогуманное, но вовремя спохватился и только тяжело вздохнул. Идея послать "стариков" комиссарами с полномочиями представителей ГШСС во все горячие точки принадлежала товарищу Сталину. Он для формальности и себе подобные полномочия запросил, и для Андрея Януарьевича Вышинского. Город Жуков, бывший Харбин, после прибытия туда поезда "Красный Коммунар" де-факто превратился в столицу Азии. Повидаться с товарищем Сталиным пожелал даже семилетний король Таиланда — Пхумипон Адульядет, он почему-то уверился, что товарищ Сталин и есть новое воплощение Будды. Отказать мальчику не смогли, а из его детского вопроса — "Как узнать настоящего коммуниста?" и родилось впоследствии знаменитое — "У настоящего коммуниста все личные вещи помещаются в тревожный чемодан." Ну а товарищи Ким Ир Сен и Мао Цзэдун вообще расположились в подобных поездах по соседству. В Азии как раз начались Цусимская и Тайваньская десантные операции. Молотов сейчас комиссарил в Первом ударном израильско-добровольческом корпусе, Каганович во Втором а Клим Ефремович Ворошилов вообще партизанил с албанской армией Энвера Ходжи по горам между Грецией и Албанией. Но старики реально были счастливы, не смотря на все тяготы и лишения. На расстроенного в лучших чувствах болгарского Главковерха, Буденный отреагировал без сочувствия. — Потом повздыхаешь, тилиген хренов. Немедленно шестую механизированную отправь под Салоники. И не забывай, что я тебе буду писать характеристику на переаттестацию в коммунистической партии. Эти драматические вздохи оставь для внуков. Им будешь рассказывать про "вековую мечту" и вот так вздыхать. Я тебе тут не это… * * * 24 июня 1953 года. Мексика. Эстансия "Трес лагос" Примерно пятьдесят километров юго-восточнее Мехико. Эрнст Хемингуэй отложил блокнот и отхлебнул текилы прямо из горлышка. Наконец-то товарищ "Че" разрешил ему отправить репортаж. И этот материал несомненно окажется на первой полосе. А дело оказывается еще даже не началось, вчера была проведена только самая первая в большом спектакле сцена. Писать Че разрешил, но имен упоминать запретил, даже прозвищ, кроме, разумеется, главного героя вчерашней сцены — легендарного Рамона Меркадера, ликвидатора Лейбы Бронштейна, при жизни прозванного Львом Троцким. К сожалению, сам Меркадер от интервью наотрез отказался. Он похоже до конца не доверяет никому, из освободившего его отряда, хоть и всячески демонстрирует благодарность. Не удивительно, для человека так и не назвавшего даже своего настоящего имени под пытками. Про пытки Хемингуэй уже узнал из личного дела, прихваченного из тюрьмы вместе с освобожденным героем. Разумеется, непосредственного участия в освобождении Меркадера "Гринго" не принимал. Когда им разрешили пройти в здание, уже захваченной городской тюрьмы Мехико, все уже было закончено. Коминтерновцы вооружали бывших заключенных из арсенала гарнизона охраны, а товарищ Че раздавал команды группам отхода. — Фидель, как брата прошу — без излишеств и геройств. Шумните в Мальвине, а потом через Бусео отходите на базу. Им и так уже впору разорваться, больше их дразнить нет надобности. Мексиканцы нам не враги. Все понял? — Так точно, Команданте. Не враги. Шумнем и уйдем. — Двадцать второго к вечеру я жду твою группу в полном составе и без раненых. Разрешаю приступить! Тот, кого назвали Фидель, вскинул руку к выгоревшей техасской шляпе и ускользнул из кабинета начальника тюрьмы. Хемингуэй уже для себя отметил, что эти люди не ходили — они словно скользили. Прискользали и ускользали. Как призраки. Наконец командир обратил внимание и на него. — Так, Гринго, че, быстро все тут сфотографируй. Архив, дело из архива, чтоб сомнений не было, ну не мне тебя учить. Главное — не мешайся под ногами и слушайся Начо, когда он скажет джамп — прыгай не задумываясь. Мы сейчас в окружении, и нам еще предстоит его прорвать. Из "окружения" ушли без боя, хотя где-то на севере иногда слышалась стрельба, но на звук боя это похоже не было. Просто ушли, не заметив никакого окружения. А через десяток кварталов Начо и вовсе решил прекратить "прорыв", зайдя в один из баров. — Можешь промочить горло, Гринго. Отсюда тронемся через пару часов. Можешь даже напиться в стельку, дальше поедем на машине. — Ты водишь машину, Начо? — Я вожу машину, танк и даже самолет, Гринго. И мне не нравится быть твоей нянькой. Я готовился совсем не к этому. Напиваться Хемингуэй разумеется не стал, хотя горло он и промочил с удовольствием. Два часа он потратил на попытки нарисовать в голове примерный ход операции для будущей книги, но ничего не получалось. Ведь он находился не так далеко от места событий, чтобы не услышать даже пистолетные выстрелы, но их не было. Городскую тюрьму Мехико эти скользящие существа взяли совершенно беззвучно. Посередине белого дня. Попытка разговорить Начо не удалась, тот только буркнул — "Отдыхай, пока время есть." и опять погрузился в свои мысли. Из бара вышли, как только стемнело. В пристройке их ждал старенький, но исправный Додж-пикап, которым и воспользовались, добравшись до места всего за полтора часа. Вообще, организация дела поражала опытнейшего журналиста. Эти люди предусмотрели все, даже фотолабораторию и печатную машинку для его личных нужд. Отказался рассказывать о деталях операции и "Че". Он только мило улыбнулся "Ты же рядом был, че, сам все видел. Что не увидел — придумаешь." Зато посвятил в дальнейшие планы — они решили захватить Кубу. Одним неполным батальоном, вооруженные только стрелковым оружием. "Ты с нами можешь не ходить, че. Фотоаппарат Начо отдай, он умеет обращаться. А потом мы тебе все расскажем. Все равно ведь сам опять ничего не увидишь. Зачем зря подставляться?" Двадцать третьего вечером в лагерь коминтерновцев прибыл, разумеется инкогнито, заместитель министра государственной безопасности СССР — Наум Исаакович Эйтингтон. О себе он Хемингуэю упоминать запретил под страхом "подвешивания на ветке дерева за тестикулы"[12], но зато, с его разрешения, дать интервью согласился Меркадер, что для материала статьи в "Правде" было даже лучше. Это будет не сенсация, не бомба, а настоящий журналистский "Шанхай". И то, что он после этого станет невъездным в Мексику, нисколько не печалила. Карман Эрнста Хемингуэя уже грел, привезенный Эйтингтоном, паспорт гражданина СССР. "Главное — книга!" * * * 25 июня 1953 года. Москва. Внеочередное заседание Бюро ЦК КПСС. Присутствуют — Генеральный секретарь ЦК КПСС Рокоссовский Константин Константинович, Председатель Совета министров — Маленков Георгий Максимилианович, Секретарь ЦК, министр Государственной Безопасности — Судоплатов Павел Анатольевич, заместитель Председателя Совета министров — Косыгин Алексей Николаевич, министр Иностранных дел — Громыко Андрей Андреевич, министр Внутренних дел — Игнатьев Семён Денисович, министр Обороны — Василевский Александр Михайлович, министр Государственного контроля — Меркулов Всеволод Николаевич. Первый секретарь Московского ГиОК КПСС Брежнев Леонид Ильич, министр по делам Молодежи и Спорта — Шелепин Александр Николаевич. Приглашенный — Командующий ВВС и ПВО ГСОВГ, генерал-полковник Сталин, Василий Иосифович. — Здравствуйте, товарищи! Дело действительно срочное, до завтра ждать не может, решение придется принимать неполным составом. Товарищи переглянулись. Отсутствовали четверо "космонавтов" — Берия, Устинов, Королев и Лебедев, зато присутствовал очень знаковый "гость" — товарищ Сталин. Василий Сталин. Рокоссовский не стал сам разъяснять причин такой спешки. — Прошу вас, Павел Анатольевич. — Товарищи, нами получены достоверные данные о, планирующейся на двадцать восьмое июня, ядерной атаки Москвы, Ленинграда и китайской базы на острове Рюген. Тишина провисела примерно минуту. Первым не выдержал Маленков. — Насколько достоверны эти данные, Павел Анатольевич? — Нам достоверно известны аэродромы, номера машин и даже имена большинства летчиков. Известно время "Ч". Известно максимально возможное количество боеприпасов — двенадцать, но сколько решат потратить — пока не известно. Это у них вероятно решится в самый последний момент. Если не вмешаются какие-нибудь марсиане, то атака начнется в двадцать два ноль-ноль по московскому времени, двадцать восьмого июня. Данные достаточно достоверны, Георгий Максимилианович, чтобы на основании них принять решение неполным составом Бюро. Снова тишина. Минута, пошла вторая. Снова сдали нервы у Маленкова. — Но если нам все известно, может сами по ним бахнем? Рокоссовский на это ему одобряюще кивнул. — Может и бахнем, Георгий Максимилианович. Для того сегодня и собрались, чтобы решить — бахать, или ждать. Товарищи, как вы помните, именно я занимался организацией ПВО ГСОВГ, еще по поручению товарища Ста… Старшего. Предлагаю перед принятием решения заслушать непосредственно командующего операцией по защите Страны от этого подлого и вероломного удара. Прошу вас, товарищ Сталин.