* * * Мельпомене, музе трагедии. Надеюсь, ты собой довольна Темное пророчество Сгорят слова, что память подарила, Едва луна над Дьяволом уснет. Пусть оборотень собирает силы, Иначе Тибр кровью изойдет. На юг пусть солнце устремит свой ход Сквозь путаницу к смерти и огню, Владельца белого коня найдет — Загадка волю обретет свою. Смелее, Лестер, в западный дворец; Деметры чадо корни обретет. Укажет козлоногий удалец Тот путь, где вражья обувь лишь пройдет. Известны три – и Тибр перед тобой: Тогда лишь, Аполлон, танцуй и пой. 1 Теперь Аполлон крыса в Лаб…иринте Нужна помощь. И крупончики[1] Нет. Я не желаю рассказывать эту часть истории. Это была самая отвратительная, унизительная, ужасная неделя за всю мою жизнь длиной в четыре тысячи лет с хвостиком. Трагедия. Катастрофа. Горе. От меня вы об этом не услышите. Почему вы еще здесь? Уходите! Увы, похоже, у меня нет выбора. Зевс, без сомнения, хочет, чтобы я поведал вам обо всем – это часть моего наказания. Ему было мало того, что он превратил меня – божественного Аполлона! – в смертного подростка с прыщами и жирком и обозвал Лестером Пападопулосом. Ему было мало того, что мне пришлось отправиться в опасное путешествие, чтобы освободить пять великих древних оракулов от трех злобных римских императоров. Ему было мало даже того, что он отдал меня – когда-то любимого своего сына – в услужение нахальной двенадцатилетней полубогине по имени Мэг! Вдобавок ко всему Зевс хочет, чтобы история моего позора сохранилась для потомков. Отлично. Но я вас предупредил. На страницах этой книги читатель найдет лишь страдания. С чего бы начать? С Гроувера и Мэг, конечно. Мы уже два дня шли по Лабиринту – перебирались через расселины, в которых зияла тьма, обходили ядовитые озера, проходили сквозь обветшалые торговые центры, где работали только лавочки с уцененными товарами для Хэллоуина да забегаловки с сомнительной китайской едой. Лабиринт умеет сбивать с толку. Он как сеть капилляров под кожей людского мира соединяет подвалы, канализацию, забытые туннели по всему свету, нарушая законы времени и пространства. Можно запросто попасть в Лабиринт через канализационный люк в Риме, пройти десять футов, открыть дверь – и оказаться в учебном лагере для клоунов в Баффало, штат Миннесота. (Не спрашивайте. У меня травма.) Я бы предпочел вовсе не соваться в Лабиринт. К несчастью, в пророчестве, которое мы получили в Индиане, было ясно сказано: «Сквозь путаницу – к смерти и огню». Веселуха! «Укажет козлоногий удалец / Тот путь…» Да вот только наш козлоногий удалец, сатир Гроувер Ундервуд, похоже, не знал, куда идти. – Ты заблудился, – сказал я в сороковой раз. – Вовсе нет! – возразил он, не сбавляя хода. На нем были мешковатые джинсы, зеленая, крашенная в технике «тай дай»[2] футболка, а козлиные копыта были упрятаны в специальным образом переделанные кроссовки «Нью Баланс 250». На кудрявую голову он натянул красную вязаную шапку. Понятия не имею, с чего он взял, что в таком виде больше похож на человека. Шапка почти не скрывала его рожек. Кроссовки по несколько раз на дню спадали у него с копыт, и я уже устал бегать за его ботинками, как собачка. Он остановился на Т-образной развилке. Вправо и влево тянулись грубо высеченные в камне коридоры. Гроувер потрепал свою жиденькую бородку. – Ну? – спросила Мэг. Сатир вздрогнул. Как и я, он быстро усвоил, что Мэг лучше не злить. Не то чтобы Мэг Маккаффри своим видом внушала ужас – нет. Она была низковата для своих лет и одета как светофор: зеленое платье, желтые легинсы и красные кеды – всё рваное и грязное, ведь нам не раз приходилось ползти по узким туннелям. В волосах, подстриженных «под пажа», запуталась паутина. Стекла ее очков-«кошечек» были страшно заляпаны: я не понимал, как она умудрялась в них хоть что-то разглядеть. В общем, ее можно было запросто принять за дошкольницу, которая выстояла в нелегкой борьбе за качели из автомобильной шины на детской площадке. Гроувер указал на правый туннель: – Я… я уверен, что Палм-Спрингс там. – Уверен? – переспросила Мэг. – Так же как в прошлый раз, когда мы ворвались в ванную и застали там циклопа на унитазе? – Я не виноват! – запротестовал Гроувер. – К тому же оттуда правильно пахнет. Вроде… кактусами. Мэг втянула ноздрями воздух: – Не чую я никаких кактусов. – Мэг, – сказал я, – сатир наш проводник. Хотим мы того или нет, нам придется на него положиться. Гроувер фыркнул: – Спасибо за доверие. Кстати, сегодня еще не напоминал: я не просил, чтобы меня магическим способом призывали и переносили через полстраны – тоже мне счастье, проснуться на крыше вокзала в Индианаполисе на грядке с помидорами! Держался он храбро, но глаз не сводил с одинаковых колец, украшающих средние пальцы Мэг, – вероятно, опасаясь, что она может превратить их в золотые изогнутые сабли и располосовать его как козленка на кабрито[3]. Узнав, что Мэг дочь Деметры – богини всего, что растет, Гроувер стал относиться к этой девчонке с бо?льшим опасением, чем ко мне, бывшему богу-олимпийцу. Жизнь несправедлива. Мэг вытерла нос: – Ладно. Просто я не думала, что мы будем бродить здесь целых два дня. Новолуние уже через…