- Лучше, чем вчера. - Очень хорошо, – довольно кивнул эскулап и достав из саквояжа слуховую медицинскую трубку, скомандовал. – Еще раз послушаем вас, молодой человек. Дышите как можно глубже... Во время процедуры выяснилось, что одежка куда-то исчезла, сам я лежу в постели в чем мать родила, а мерзкое амбре застарелого пота, которым вовсю благоухала моя тушка, сменилось приятным запахом цветочного мыла. «Здрасьте... С какого, спрашивается, вдруг такое шикарное обращение? – немедленно озадачился я. – Подобрали, обогрели, вымыли, да еще доктора вызвали. И она меня вчера явно узнала. Все бы ничего, но вот я ее в упор не опознаю. Впрочем, это вполне объясняется амнезией. Черт побери, может я на самом деле Александр Аксаков? Или Алексей. И знал эту шикарную бабу в прошлом? Вполне может быть. Но вот досада, никакой потерей памяти не объяснишь окружающий антураж начала двадцатого века. Ведь я точно знаю, что моим временем было двадцать первое столетие. И что такое мобильная связь с интернетом – тоже помню. И много чего еще. А здесь подобными вещами даже не пахнет. Вон у дохтура вместо стетоскопа какая-то допотопная труба. Такую, наверное, еще Антон Палыч Чехов пользовал, в свою бытность земским врачом. И так все вокруг. Япона мать... Не нравится мне это. Ой, не нравится. А если... Но развить мысль помешал лекарь. - Я выпишу кое-какие лекарства, мадам Минаж, – месье Дюруа с треском захлопнул саквояж. – Микстуру и порошки заберете у Франсуа сегодня вечером. Принимать строго по рецепту. Ничего непоправимого пока не вижу. А сейчас, пожалуй, я осмотрю вагины ваших цыпочек... Доктор весело хрюкнул, удивительно легко для такой туши встал и проследовал на выход из комнаты. - Да-да, конечно, месье Дюруа, девочки уже приготовились, – мадам Минаж проводила врача, закрыла за ним дверь, после чего резко обернулась ко мне и довольно угрожающе процедила: - А теперь, изволь объясниться, Алекс! «К лепиле она обращалась на «вы», хотя явно с ним хорошо знакома, – не спеша отвечать, отметил я. – А ко мне сразу на «ты». Опять же, швейцар на входе пропустил в бордель, хотя, по логике вещей, должен был такого оборванца пинками спустить с крыльца. Что сие, значит? А сие означает, что меня и эту женщину связывали не только дружеские отношения. Н-да... очень оригинальное открытие; с хозяйкой борделя я еще шашни не водил. Или водил?..» Француженка при виде моего молчания, сразу же сменила гнев на милость. - Я же переживала! – жалобно всхлипнула она и картинно заламывая руки бросилась ко мне на грудь. – Как ты мог?!! Целых полгода ни одной весточки! Я уже думала, думала... - Мадам Минаж... – я осторожно провел рукой по ее иссиня-черным волнистым локонам. - С каких пор, я стала для тебя мадам? – возмутилась француженка. – Ты меня всегда называл Люсьен и Люси. Иногда... Льюська... если я правильно выговорила. - Люси... Тут такое дело... Я... я все забыл... - Что? – оскорбленно вскинулась женщина, но тут же взяла себя в руки и совершенно бесстрастно заявила: – Ну что же, этого и следовало ожидать. Ты не давал мне никаких обязательств, так что... Ругнувшись про себя, я поспешил исправлять положение: – Ты не так поняла. Я просто потерял память! Напрочь! Даже не помню, как меня зовут. Что-то внутри подсказывало, что надо прийти именно сюда – вот я и пришел. - Правда? – Люсьен изумленно уставилась на меня. - С какой стати мне тебя обманывать? – ответив, я невольно поежился. Заявлять о своей потере памяти женщине, с которой ты когда-то имел любовную связь, по крайней мере неразумно. Почти наверняка, сразу же проявится множество фактов, о которых ты не подозревал даже перед амнезией. Впрочем, другого выхода пока не вижу. В моем положении не до привередливости. Надо будет, подыграю. Тем более, мамзель неплоха собой. Главное, стать на ноги и связаться со своими. - Прям ничегошеньки не помнишь? – озадаченно переспросила Люсьен. – А нашу свадьбу? Детей? – И тут же весело прыснула, заметив оторопь в моих глазах. – Шучу, милый, шучу. Хотя признаюсь, меня просто распирает от желания прояснить твою память исходя из своих интересов. Слушай, может обратиться к месье Симону? Он врач очень знающий. А гинеколог, так вообще великолепный. - Очень сомневаюсь, что смотритель лохматых... г-м... – я замялся, подыскивая нужные слова. – В общем, сильно сомневаюсь, что женский врач сможет мне чем-то помочь. Пускай это останется между нами. Пока. А потом посмотрим. Память как пропадает, так и возвращается. А теперь рассказывай. - Как скажешь, милый, – охотно согласилась Люси. – С чего бы начать? Ты русский, тебя зовут Александр Аксаков... - Какой сейчас год? - Третье декабря тысяча девятьсот девятнадцатого года, – несколько ошарашено ответила Люси. – Ты даже этого не помнишь? - Это как раз помню, – быстро соврал я. – На всякий случай спрашиваю. А город? - Марсель. «Приехали... – ошарашенно подумал я. – Но как? Каким, черт побери, таким загадочным образом, меня сюда принесло? Зараза, так ведь не бывает. Галлюцинации? Сумасшествие? Вряд ли, слишком уж все реальное. Ага, в посольство один собрался... В какое? Российской империи или... как там в это время называлось первое в мире пролетарское государство? РСФСР? РСДРП?.. Нет, это совсем не из той оперы... Увы, не помню. Да и без разницы, все равно дипломатических отношений с красными у французов вроде еще нет. А с белыми уже нет...» - Алекс, тебе плохо? – встревожилась Люсьен. - Все хорошо, все хорошо, Люси... – я покрутил головой, решительно спустил ноги с постели, после чего, ведомый неясной догадкой, шагнул к большому зеркалу в потертой раме из резного дерева. Глянул и едва не заорал во весь голос: – Какого черта?!! Других слов не нашлось. Почему? Да потому что из зеркала на меня смотрел совсем другой человек. Совсем другой! Не я, черт побери! Этой напасти еще не хватало... - Не вижу повода огорчаться, – Люсьен, к счастью, не поняла настоящей причины моего замешательства. – Ты по-прежнему сложен как Ахилл и красив как Феб. Ну, немного отощал, так это вполне поправимо. «Действительно, хорошо сложен... – машинально отметил я. – Худющий, но словно соткан из жгутов мускулов. Спортсмен? Правда рожа приторно смазлива, но вполне укладывается в рамки мужской красоты. Не выходя за грань пристойности. Как ни крути, неплохая тушка. Вот только не моя. Я не так выглядел. Совсем не так. И старше был, лет эдак на двадцать. Если не больше...» - В постельку, в постельку, мой жеребенок, – Люси обняла меня за плечи и настойчиво увлекла к кровати. – Рано тебе еще гарцевать. Рано... Я не стал сопротивляться, потому что, на самом деле все еще чувствовал себя скверно. Да и чего ерепенится? Никогда не отличался особой впечатлительностью, и не собираюсь меняться в обратную сторону. Тем более, скорее всего, приговор окончательный и пересмотру не подлежит. А если подлежит, то я даже не подозреваю куда подавать апелляцию. Тело молодое, руки, ноги при мне, голова тоже присутствует, словом, как говаривал один киношный царь: так чего тебе еще надо, хороняка? А память... Память дело такое, абстрактное. Не вернется прежняя, больше места будет в черепушке для новой. В общем, минусов не нахожу. А если они есть, то их гораздо меньше чем плюсов. Спору нет, время смутное, в карманах не гроша, зато всякими ГМО даже и не пахнет, а воздух чище. И бабы натуральней. Хотя да... страшновато, ядрена вошь. Аж до печенок пробирает, так боязно... - Револьвер верни, – потребовал я, едва угнездившись на перине. - Зачем он тебе здесь? – очень ненатурально удивилась Люси. - Надо. На душе спокойней будет. Не переживай, никуда бежать не собираюсь. - Я и не переживаю, – фыркнула как кошка Люсьен. – Никогда не держалась за мужчин... – потом достала из верхнего ящика комода «наган» и сунула мне его в руки. – Держи. «Так-то лучше будет...» – я быстро проверил патроны в барабане и поместил оружие под подушку, затем потребовал: - Еда есть? И какое-нибудь бельишко мне найди. Несподручно голым задом светить. Да, именно потребовал, интуитивно нащупав нужный тон для общения с хозяйкой борделя. Нет, я всей душой благодарен ей за спасение, при первом же случае отдарюсь по полной, но с такой только дай слабину, живо в подчиненном положении окажешься. Опять же, дамы пониженной социальной ответственности – контингент специфический, склонный к мазохизму, простую доброту могут принять за слабость. Да, не исключаю, что в данном случае могу тут же оказаться на улице в чем мать родила, но предпочту рискнуть. И к счастью, угадал с тоном. Люсьен заполошно пискнула и вымелась из комнаты. А через десять минут уже вернулась, притащив стопочку новенького белья и поднос с исходящим ароматным парком полумиском. После того как я переоделся в кальсоны и нательную рубаху из добротной тонкой байки, Люси уж было совсем вознамерилась кормить меня с ложечки, но получила отпор и уселась на краешек кровати, смиренно сложив руки на коленках. И прямо потребовала взглядом: ешь, а я посмотрю! Н-да... сей нюанс нам известен. Уж не знаю почему, но очень многие женщины обожают смотреть, как едят их мужчины. Может таким образом они проверяют их на пригодность по типу: хорошо ест – значит годный самец, либо по каким еще таинственным причинам, но факт есть факт. И француженки, видать, не исключение. Ну что же, разочаровывать не собираюсь... Я набрал полную ложку наваристого рыбного супчика и решительно отправил ее в рот. Затем рванул зубами ломоть белого хлеба и скомандовал: - А теперь раффкафыфай! При виде моих подвигов на почве потребления кулинарных изысков, Люси вспыхнула от удовольствия и начала доклад: - Ты, Алекс, из старинного русского дворянского рода. Но побочной ветви. Хотя на эту тему не очень любил говорить. Встретились мы с тобой... К тому времени, как миска опустела, я уже обладал некоторым багажом знаний про себя. А точнее – про демобилизованного поручика[4] Александра Александровича Аксакова. Если вкратце, в Марсель я попал в шестнадцатом году, вместе с Русским экспедиционным корпусом[5], еще в чине прапорщика, начальника пулеметной команды. Сразу по прибытию, находясь в формировочном лагере недалеко от Марселя, познакомился с Люсьен Минаж, как и сотни патриотичных француженок, прибывшей для того, чтобы воздать должное гостям, с какого-то хрена вознамерившимся умирать за Францию. Впрочем, подозреваю, что помимо патриотичности, Люси преследовала более банальную цель, цель наполнения своего заведения клиентурой, но не суть, так как она стала моей «крестной матерью». Ну... не в общеупотребительном смысле, а в переносном. Так назывался созданный женщинами институт опеки и патронажа, призванный скрасить суровые армейские будни на чужбине русским солдатам. Кстати, Люси, к проституции имела весьма опосредованное отношение, так как бордель наследовала от матери и продолжила фамильное ремесло, прямо в нем не участвуя. Но это по ее версии, а что было на самом деле – бог весь. Да и плевать. В общем. вспыхнул бурный роман и продолжался ровно до того момента, как Аксаков отбыл на фронт. Впоследствии, они виделись еще несколько раз: когда прапорщик лежал в марсельском госпитале с ранением и приезжал два раза в отпуск. Уже подпоручиком и поручиком, соответственно. После того, как в России вспыхнула революция и экспедиционный корпус расформировали, поручик Аксаков продолжил службу в Русском легионе чести[6] с контрактом «до окончания военных действий», где покрыл себя славой, стал кавалером ордена Почетного Легиона[7] и еще каких-то местных наград. Еще тот герой, словом. Ну а после завершения войны благополучно демобилизовался, опять вернулся в Марсель и неожиданно исчез. Почему он не отправился в Россию с остальными легионерами, Люси не знала. Как-то так. Немного, но и не мало. Вполне достаточно, чтобы составить поверхностное представление о настоящем хозяине моего нынешнего тела. Хотя, со временем, надо будет все разузнать поосновательней. Почему остался во Франции, чем занимался после демобилизации, где документы и главное, что не поделил с месье Неро. Но Люське об этом загадочном персонаже, пока говорить не стоит. Может статься, что как только она о нем узнает, я пулей вылечу из борделя. Или еще хуже, поручика Аксакова сдадут ему с потрохами. Любовь очень быстро проходит, когда появляется угроза собственной шкурке. - Что-нибудь вспомнил? – с надеждой поинтересовалась Люси. - Пока нет. Какие-то проблески мелькают, но ничего ясного. - А меня? – Люсьен дразнящее приблизила свои губы к моим. Я внимательно прислушался к себе и решил, что смогу. - Сейчас вспомню... – не спеша встал, развернул француженку к себе тылом, упер ее руки на постель, задрал расшитый серебром халат и удовлетворенно рыкнул, обнаружив полное отсутствие каких-либо предметов женского туалета под ним. - Алекс! – заполошно пискнула Люси. – Но ты же еще болен... - Болен, но еще не мертв, – по-хозяйски огладив мраморно-белый гладкий зад, я решительно приступил к действию. - Ох! Милый... Но как быстро выяснилось, силы были сильно переоценены. К концу процедуры, я уже хрипел как загнанная лошадь, но процесс все-таки завершил. Правда, едва опять не вырубился. Ей-ей, чуть не сдох. Действительно, рановато гарцевать. Но зато убедился, новый аппарат работает как надо. Выше всяких похвал. - Мой жеребчик, – раскрасневшаяся Люси, довольно чмокнула меня в щеку. – Ты был как всегда великолепен! - Скоро продолжим... – машинально пообещал я ей. А сам был занят совершенно другими мыслями. Верней, одной мыслью: что делать дальше? Увы, карьера «бордельного кота» никогда не являлась пределом моих мечтаний. Для того, чтобы стать на ноги вполне сгодится, а затем... Черт его знает. Наверное, буду выбираться домой на Родину. Чужбина – это не мое. Уже чувствую. Пускай даже здесь будет медом намазано. Впрочем, не стоит забегать слишком далеко. Пока задача максимум – стать на ноги. Затем – как-нибудь легализоваться. А дальше... Дальше будет видно... Мы еще немного потискались с Люсьен, после чего она отправилась заниматься делами, а я благополучно заснул и проспал до самого утра.