ГЛАВА 1 В зеленовато-черных волнах еще трепетала ночь и плескалась угасающая луна. Дул не по сезону холодный ветер. Впрочем, важнее, что он был попутным: под резкими порывами красный парус ласбарнского судна пузырился, метался и трепетал, бился глухими ударами, как и сердце путника, застывшего посреди ночи на корме. Оставалось всего ничего — наверняка, прибудет еще засветло. Мужчина усмехнулся под нос: кажется, это прямо примета какая — заявляться к женщинам в темноте. Набраться смелости для встречи при свете дня никак не удавалось. А, может, просто тьма Нанданы и неопределенность Кровавой Шиады по привычке придавала сил. Мужчина сошел на берег и поглядел вслед удалявшемуся паруснику. Погода менялась, рваные клочья тумана наползали с Великого моря, ложась на плечи пробирающим до костей плащом. Они взвивались под дерзким повелением ветра, складывались в привычные и родные очертания лиц людей, которые были дороги сердцу — по пальцам перечесть, — и особенно той, встретиться с кем он уже столько времени не мог нахрабриться. А потом вскруживались, растворялись и таяли. Он повернулся и направился к высоким воротам, вставшим непреодолимой стеной над берегом между его домом и всем миром. Говорят, дорогу на легендарный Ангорат преграждает завеса меж сведенных копий каменных исполинов. Если так, должно быть и здесь, на этом острове, тоже когда-то жили исполины: людям просто не под силу взвести такую громадину. Стражники патруля, заприметив путника, склонились и привычно спросили, кто идет. Мужчина назвался. Ворота отворили без запинки, но скрывая изумление: давненько не видели, не слышали этого путника. Кроме старшего гарнизонного охранника о прибывшем остальные знали только понаслышке да, особо внимательные, по записи в ранговой комнате. Он двигался тихо и уверенно. Все-таки, опыт действовать в тени у него более чем богат. У самых дверей пирамиды обратился к дежурившему стражнику и попросил пригласить одного из мастеров на главную боевую арену храма, на верхнем этаже. Мальчишка потоптался, не узнавая просящего, призадумался, кого это пустили на воротах, но потом путник продемонстрировал перстень, и, разглядев узор, дежурный поторопился с поручением. Стоило подняться по боковым лестницам пирамиды на верхний этаж и сделать шаг между зрительских рядов вокруг арены, как сбилось дыхание. Сколько лет он провел здесь? Мальчишкой, потом подростком. Здесь он возмужал, испытал друзей, понял, о какой женщине хочет заботиться. В этой зале, в этом смертоносном круге, откуда каждый день уносят малолетних бойцов, избитых и изрезанных до того, что и не знаешь наверняка, выживут или нет, и где, стоило ступить, в груди трепетно задрожала старая струнка. А потом вошла она — и в сердце вовсе оборвалась каждая жила. "Скоро я буду с тобой. Скоро я примчусь к тебе". Разве он не говорил себе это все время с тех пор, как решил снова приехать в Храм Даг? Разве не обещал себе пасть перед ней на колени, пока помогал то одной, то другому, шпионя в аданийской столице? И вот теперь — она здесь, перед ним, сонная, чуточку неуклюжая и недовольная, но все та же, статная и дерзкая, — а он только и может, что стоять, оцепенев, и слушать бешенный стук собственного сердца где-то поперек горла. Женщина надолго замерла, проглотив даже вздох удивления. Потом с трудом разлепила губы, глубоко вдохнула, и ей показалось, что легкие болезненно слиплись. Она обхватила руками плечи, ежась, и, придя в чувство, шагнула на арену. — Подобные выходки скорее в духе Бану. Честно признаться, больше всего я ожидала увидеть здесь ее. Голос звучал спросонья ниже обычного, даже чуточку скрежетал. Впрочем, собственное горло мужчины наверняка вообще ни звука не выдавит. Поэтому он просто раскрыл объятия и поглядел, чуть наклонив голову: можно просто обнимемся? Я так устал… Молодая женщина замерла в паре шагов всего на мгновение, хмурясь, улыбнулась и, преодолев оставшееся расстояние, обняла путника в ответ. — Давно не виделись, — шепнула она в ухо мужчине. — Точно, — хмыкнул он, издевательски подмечая, что собственный голос и впрямь — будто кто-то тревожит ступнями гравий. — Я не сразу узнала тебя. Но тебе будут рады все. Особенно Астароше, — женщина все еще улыбалась, понимая, что мужчина не может этого видеть, потому что его голова лежит у нее на плече. Но тот неожиданно взял ее за руки, немного отстранился и, напряженно вглядываясь, спросил: — А ты, Шавна? Та только усмехнулась, и лишь привычные видеть в ночи Клинки Матери Сумерек смогли бы разглядеть задорные искорки в аметистовых глазах: — Я тоже рада видеть тебя, Рамир. Тот, не веря услышанному, тупо уставился на Шавну, позволяя сказанному обрести в его голове смысл. Наконец, осторожно улыбнулся, потом шире, и, оголив оскал, облегченно выдохнул. * * * — Думаю, рассказ о твоих путешествиях будет длинным? — они сели бок о бок на нижнем ряду для зрителей поединков. Сквозь огромное отверстие люка в потолке арену заливал бледный свет неясного цвета и происхождения: звезды уже мерцали едва-едва, полумесяц в небе стремительно тускнел, а рассветное солнце едва набиралось сил еще где-то за горизонтом. Рамир смущенно пустил голову, посмеявшись. — Пожалуй. — Тогда расскажешь потом сразу нам двоим — мне и Асту. — Хорошо. Нужно было бы встать и пойти хоть куда-нибудь, где можно поспать, но тело неожиданно отяжелело, и Рамиру казалось, что он совершает над собой немыслимое усилие просто удерживая себя сидя. Встать — сейчас это явно из числа сверхчеловеческих возможностей. Шавна опытным глазом верно оценила масштаб катастрофы. — Выглядишь хуже некуда. — Нет, думаю, хуже все же бывало. Но ты права — я зверски вымотался. — Откуда приплыл? — Адани. Шавна вскинула бровь: — Неожиданно. С ним у нас никогда не было особых дел. Что ты там забыл? — Помогал Тиглату, — отозвался Рамир, запрокидывая голову. — Ти… Тиглату? Виделся с ним? — Больше того, — мужчина снова выпрямился, — я виделся с Бану. Шавна заметно оживилась: — Бану? Я давно не получала от нее вестей. Они что, сейчас вместе что ли? — брюнетка выгнула брови, не доверяя собственным предположениям. — Нет, но насколько я знаю, они не так давно пересекались в Орсе. А вестей ты не получала, потому что с позволения Бану в большинстве случаев, тебе писал я. Пока она стояла во главе войска, лишняя переписка могла вылезти боком. Шавна только открыла рот. — Похоже, много всего случилось, — протянула она, наконец, понимая, что на рассказ Рамира потребуется намного больше, чем последний осколок ночи перед зарей. — Ладно, пойдем, тебе надо отдохнуть, — женщина помогла бойцу подняться. Но стоило ей потянуть, увлекая Рамира по проходу в сторону выхода, как тот задержал ее за запястье. — Постой. Шавна обернулась с вопросом в глазах. — Бану просила передать тебе кое-что. — Ну, если это не для посторонних ушей, говори сейчас. Рамир мгновение потупился, потом поднял решительный взгляд и напоследок оправдался: — Она правда передала его, — и, потянув Шавну на себя, тронул ее губы своими. Сложно сказать, кого это прикосновение сковало сильнее. Шавна напряглась, и Рамир чувствовал ладонями, как сжались все ее мышцы. Секунды убегали безжалостно, а мужчина так и не мог ни отстраниться, ни решиться шагнуть дальше. Шавна тихонько выдохнула, улыбаясь прямо в этот целомудренный поцелуй, и попыталась отодвинуться. Только тогда будто что-то проснулось в Рамире, он перехватил инициативу и углубил поцелуй, придержав Шавну за затылок. Молодая женщина не сопротивлялась, отвечая с готовностью и приязнью. Но спустя какое-то время все-таки мягко положила Рамиру на грудь ладони, и тот, повинуясь почти невесомому жесту, отступил, заглядывая в глаза с необъяснимым чувством. Шавна сделала глубокий вдох. — Ну, не думаю, что Бану передала его именно так. Рамир, усмехнувшись, окончательно отпустил женщину, глянул себе в ноги и поднял голову: — Прости, я увлекся немного. Шавна закусила губу. — Ты всегда увлекался, — в ее голосе не было упрека, одна лишь печаль. — Я причинил тебе вред, — Рамир оглядел Шавну всю, с головы до ног, потом уставился на горло. Да, однажды в дороге с очередного задания, когда она попыталась отказать ему, Рамир, заламывая ей руки, оставил на них набухшие кровоподтеки; едва не задушив, изуродовал женскую шею глубокими багряными пятнами. Его не отрезвили тогда ни мольбы, ни звонкая и жгучая, как аданийский красный перец пощечина. Только привкус ее крови из прокушенной губы — в собственном рту. — Ты мог причинить еще больший, если бы не остановился вовремя. — Прости, — искренне повинился Рамир, опуская голову. Нет смысла вспоминать, что был пьян. Он и тогда не искал себе оправданий. Скот. Рамир вздрогнул, когда подбородка коснулись теплые женские пальцы. Повинуясь ненавязчивому жесту, мужчина поднял голову и посмотрел женщине в глаза. — Я простила тебя куда раньше, чем ты вернулся. Рамир пропустил выдох, чувствуя, как на дно души упало зерно надежды. — Скажи, — он взял ее руку в свою, — если бы не тот случай, если бы я был более терпелив и не пытался насильно перейти границы дружбы, у меня был бы шанс? — Да, — не кривя душой, отозвалась Шавна. Рамир шагнул чуть ближе, прижимая ладонь женщины к груди. Нет слаще мига, чем тот, когда многолетние надежды сбываются. — А сейчас? Сейчас есть?