Ее снова сопровождал рослый конкистадор, тот самый, что увел ее пить кофе два дня назад. Сегодня испанец опять был в доспехах, но уже без шлема, и можно было во всех подробностях разглядеть его одутловатое потное лицо с красным хлюпающим носом, тоже немаленьким, и треугольной бородкой. – Ты слабенький, сразу там сгинешь, – продолжила Мелисса. – Я договорилась, чтобы тебя оставили наверху, чистить бананы. Сказал бы лучше спасибо. – Нет, хочу в шахту, – заупрямился Столыпин, оглядываясь на Кармен. Бразильянка сердито скрестила руки на пышной груди. – Здесь, эээ, слишком много соблазнов, – Он принял мученический вид осужденного на смертную казнь. – Я все равно умру через двадцать три часа. Так пусть же я погибну в дикой шахте, но благородным человеком! Меня Гавриил научил. – Чему? – Мелисса выглядела ошарашенной. Но все равно прекрасной. Ей чертовски шла эта короткая стрижка, очаровательно-кудрявая от повышенной влажности. – Чему он тебя научил? Как умереть через двадцать три часа? – Он научил меня мужскому благородству! – торжественно провозгласил Столыпин. – Ты просто смешон, приятель, – сказал Левинсон, подходя к Мелиссе. – Не слушай придурка. Где я и где благородство? – Верно, – прищурилась Мелисса. Левинсон метнул максимально пренебрежительный взгляд на мрачного испанца – насколько вообще можно облить презрением человека, на которого приходится смотреть задрав голову. Тот демонстративно высморкался в грязную тряпку, не обращая ни на кого внимания. Левинсон адресовался к Мелиссе: – Где ты была все это время? И зачем меня посылают в шахту? Мелисса, мило улыбнувшись своему устрашающему кавалеру, перешла на немецкий: – Боюсь, русский они немного знают. Ты еще помнишь Дойч? – Я все помню, любовь моя, – ответил Левинсон с ужасным произношением. – Твой акцент уродлив, – поморщилась Мелисса. – Но это неважно. Буду говорить коротко, чтобы ты все понял. Меня приняли за посланницу короля Испании Луиса Второго. Окружили комфортом. Этот милый мальчик по имени Карлос, – она покосилась на испанца в доспехах, – боится пальцем меня тронуть. Мечтает на мне жениться, чтобы приблизиться к королевскому двору. – Каждый может надеть форму их армии и сказать, что он приятель короля, – с трудом собрал лексику Левинсон. – Почему они поверили вранью? – Я доказала, что я человек неслучайный. Я знаю секрет философского камня. – Нет, – сказал Левинсон. – Шоу «Воздушный замок» видели все. Но никому не удалось повторить трансмутацию. Ты знаешь не больше остальных. – А вот и знаю, мой милый, – Мелисса самодовольно усмехнулась. – Точную формулу мне передал граф Вяземский. – А, владелец секрета, – вспомнил Левинсон. Граф немало судился с программистами, просчитавшими формулу философского камня в прямом эфире «Всемогущего», и доказал-таки свои права на алхимический святой Грааль. – Негодяй. – Но что будет с нами, Фрау Майер? – проныл Столыпин на превосходном немецком. Потом, видимо, вспомнил, что ему немного осталось на бренной земле, и добавил в голос немного безысходности и трагизма: – Я не для себя спрашиваю, мне-то уже все равно. Просто любопытствую, чтобы отвлечься от мыслей о неизбежной смерти. Но я не жалуюсь, нет! Как говорил Шиллер, «великие души переносят страдания молча». Я просто молчу и жду, когда мое сердце остановится. Коротаю время в светской беседе. Так что вы сказали испанцам про нас? Левинсон пригляделся к обер-камергеру. Что-то не похож он был на умирающего. Даже и красные пятна на щеках прошли. Мелисса закатила глаза, как давеча и сам креативный директор: – О Майн Готт, Семен, когда ты прекратишь неистово жалеть себя? Даже не собираюсь интересоваться, почему ты так уверен, что скоро отправишься на небеса. – Но… – вякнул Семен. – Неинтересно! – отрезала Мелисса. – Про индианок и Кармен я сказала, что это новые рабыни короля, которых я везу Луису по спецзаказу. А магниты Луису Второму якобы нужны, чтобы построить доселе невиданный, парящий в воздухе памятник. – Кому? – задал глупый вопрос Столыпин. – Что кому? – не поняла Мелисса. – Памятник. – Себе, разумеется, – вздохнула Мелисса. – Не рабыням же. Семена они считают нашим поваром, а тебя, Габриэль, ловцом жемчуга. – Чего? – растерянно переспросил Левинсон на чистейшем русском. Испанец подозрительно на него посмотрел, но потом отвлекся на серию чихов с последующим вытаскиванием грязной тряпки. – Ловец жемчуга, ныряльщик, – нетерпеливо перевела Мелисса и снова перешла на немецкий: – Мне нужно было объяснить, зачем ты с нами. Карлос решил, что ты мой любовник и хотел тебя убить. Из аркебузы. Слишком глупый финал нашего путешествия. Я ему наплела, что у нас тобой ничего нет и ты нам нужен только для того, чтобы искать жемчуг в Апуре. Будто бы король заказал жемчужную корону для своего нового магнитного памятника. Карлос простой вояка, он не в курсе, что жемчуг не магнитится, а потому успокоился на твой счет. – Почему же нас всех до сих пор не отпустили? – встрял Столыпин. – Король Луис ведь ждет! – прибавил он по-русски, очевидно, специально для Карлоса, который одарил его высокомерным взглядом. – Они совсем не дураки, – призналась Мелисса. – Поверили мне во всем, но на всякий случай решили проверить. Отправили гонца в Каракас, к наместнику короля. Как только гонец вернется с интересным известием о том, что наместнику ничего не известно о моем вояже по джунглям, нас тут же и пристрелят. В лучшем случае – отправят вниз, добывать чертов свинец. – Не понял! – возмутился Левинсон. – А почему меня уже сейчас отправляют под землю? – Да, ну, тут незадача вышла, – Мелисса несколько замялась. – Из-за проливного дождя затопило одну шахту. Карлос пошел туда оценить ущерб, наклонился над колодцем, у него с шеи сорвался золотой крест, очень ценное распятие, фамильное сокровище. Крест упал на самое дно. А ты же у нас ныряльщик, так что… Прости. Не знаю, как теперь выкрутиться. Может, ты придумаешь, Герр Креативный Директор? Только быстро. Идти надо прямо сейчас. – Я знаю, Гавриил, – торжественно сказал Столыпин, глядя на Левинсона с выражением канонизированного святого, только что оказавшегося на самой почетной створке триптиха, – я знаю, что мы вскоре встретимся с вами в другом, лучшем месте. Видно, такой сегодня день. Роковой для всех нас. Но ничего! Ничего! Не падайте духом, мой дорогой Гавриил. Через двадцать три часа мы увидимся с вами в раю. Забронируйте мне там хорошее местечко под яблоней. Сорта «Апорт», пожалуйста. – Боюсь, я в твой рай фейс-контроль не пройду, – пробормотал Левинсон, потирая горбатый нос. Он лихорадочно соображал, чего бы такого креативненького предпринять. – Ладно, вперед, по дороге подумаю. Мелисса обреченно кивнула Карлосу. Испанец, трубно сморкаясь и гремя ржавыми доспехами, как старая консервная банка, грубо схватил Левинсона за плечо и вытолкнул под возобновившийся дождь. За спиной креативного директора с лязгом захлопнулся свинцовый засов, отрезав его от Столыпина, Кармен, индианок и уютной ямки в земле, к которой он так привык за эти два дня. «Трансмутационная шахта №42 Великой Испанской Империи» располагалась на небольшой поляне, над которой угрожающе нависали мокрые кроны тропических деревьев. Джунгли наступали круглосуточно, без перерыва, и людям приходилось ежедневно расчищать агрессивную поросль, пробивавшуюся сквозь густую траву. С южной стороны на поляну надвигалась еще и разлившаяся река. Вода блестела повсюду, подкрадывалась к индейским каноэ, сваленным грудой на краю поляны, к магнитам, брошенным неподалеку неаккуратной, тускло мерцающей кучей. За последние пару дней Апуре захватила столько земли, что добралась уже и до первого спуска в шахту, представлявший собой деревянный колодец с ручным подъемником. Остальные спуски пока работали. Возле каждого стояли стражи в испанских доспехах, прикрываясь от ливня нелепыми самодельными зонтиками из ярких индейских пончо. Вокруг, как муравьи, суетились шахтеры-венесуэльцы с серыми лицами. Наматывая трос, они поднимали из глубины деревянную платформу, груженую кюветами с токсичной свинцовой рудой, переставляли кюветы на примитивный конвейер, приводимый в движение другими тросами, и ядовитая руда медленно уплывала в бревенчатый цех. Двери цеха были нараспашку, очевидно, потому, что иначе там нечем было бы дышать – внутри на медленном огне стоял огромный чугунный котел, в котором кипело нечто невообразимое. Вдоль дальней стены высились колонны золотых слитков. Рабочие опрокидывали в котел кюветы с рудой и ведрами доливали жидкую дрянь – тот самый пятый элемент, над разгадкой которого безуспешно бились поколения алхимиков и который за один сезон телешоу обнаружили программисты Российской империи. Жаль, что они не успели все объяснить зрителям, мерзавец Вяземский влез в самый интересный момент… Левинсон опомнился – его ждали вопросы поважнее. Например, как спасти свою жизнь? Их делегация, возглавляемая железным Карлосом, уже подходила к затопленному колодцу. Карлос поигрывал полированным ружьем с изящной гравировкой. Мелисса бросала на Левинсона тревожные, печальные взгляды. Кажется, она действительно за него беспокоилась. Лицо ее было мокрым – наверное, от дождя, хотя может, и от слез. Через пару минут Левинсону придется нырять. Или можно сдать Мелиссу, раскрыв всем ее вранье, вдруг подумал креативный директор, убирая потоки воды с бровей и ресниц. Теоретически испанцы могли помиловать его за честность – военным не чужды некоторые благородные порывы. К тому же Левинсон мог попробовать убедить Карлоса в своей полезности и нужности делу Великой Испанской империи. Опытный пропагандист всегда на вес золота. Особенно при сомнительных политических режимах. В конце концов, Левинсон пять лет подряд получал награду «Золотые слова», даже когда работал простым корром в дрянном журнальчике «Желтенькая утка». А сколько у него «Золотых перьев» за статьи в солидном издании «Делу время»? И это не считая его блестящей карьеры на «Всемогущем», про которую один уважаемый обозреватель Соломон Жмыхов как-то сказал: «Господин Левинсон подобен царю Мидасу; любое шоу, за которое он берется, превращается в чистое золото». Жаль, что не в магнит все превращается, тоскливо подумал креативный директор. Тогда не пришлось бы бродить по джунглям в поисках дурацких индейских камней, не оказался бы он в плену у фантастических средневековых рыцарей, упакованных с ног до головы в дурацкое музейное железо… Ага. Вот оно. – Мелисса, передай высокородному дону, что мне нужен магнит, чтобы достать со дна этот крест, – выпалил Левинсон. – Зачем тебе магнит, – устало ответила Мелисса, все еще по-немецки, – золото же не магнитится. – Ты серьезно хочешь прямо сейчас это обсудить? – саркастически вопросил Левинсон. Мелисса вскинула брови, но сказала Карлосу несколько слов по-испански. Тот с недоверием посмотрел на Левинсона, однако все-таки развернулся и направился к темной горе магнитов. – Похоже, система школьного образования в Испании нуждается в серьезных реформах, – хмыкнул Левинсон, собираясь с силами для решительного броска. Дальнейшие события развивались стремительно. Левинсон толкнул Карлоса на гору магнитов. Испанец был в два раза тяжелее истощенного креативного директора. Он не упал, всего лишь покачнулся. Однако и этого было достаточно. Магнитное поле, многократно усиленное ливнем, неумолимо притянуло рыцаря и опрокинуло его на спину, как жалкую черепаху. Карлос намертво приклеился к камням, беспомощно дрыгая руками и ногами. От неожиданности конкистадор выронил свою аркебузу. Левинсон мгновенно подхватил ружье и приставил дуло к мокрому виску испанца. Мелисса ахнула. – Предупреди всех, что я выстрелю, если хоть кто-то шевельнется! – крикнул Левинсон, чувствуя, как вода струится у него по лицу, по спине, льется в рот. Но он был чертовски рад этому дождю. Мелисса торопливо прокричала что-то по-испански. Карлос яростно зарычал, дернув головой. Левинсон крепче прижал дуло к его виску. Поляна замерла. Испанские стражники застыли под своими зонтиками, не успев поднять мушкеты. Шахтеры-венесуэльцы трусливо пригнулись. – Иди выпусти всех, – скомандовал Левинсон. Мелисса бросилась к бараку. Левинсон поставил ногу на железную грудь поверженного конкистадора и победоносно продекламировал, аккомпанируя себе свободной рукой: – Невольник чести беспощадной, вблизи видал он свой конец, на поединках твердый, хладный, встречая гибельный свинец… Александр Сергеевич Пушкин, дамы и господа! «Кавказский пленник»! Надеюсь, это ружье свинцовыми пулями заряжено? А то мое выступление получится несколько не в тему… Тем временем, Мелисса с трудом отодвинула визжащий засов и крикнула всем выходить. Первым выбежал Столыпин, за ним Кармен. – Шнелле, шнелле! – нервно требовала Мелисса. – Рапидо, черт вас всех побери! Однако индианки решились выглянуть наружу лишь через несколько минут. Они выбирались почти ползком, боязливо, неохотно, как прирученные зверьки, которых долго продержали в клетке, а потом привезли в Африку и предложили пробежаться по свободной саванне. Под руководством Левинсона, продолжавшего держать на мушке разъяренного Карлоса, всех испанцев и на всякий случай венесуэльцев, бывших на поляне, заперли в бараке, предварительно отобрав у них оружие. Сам Карлос не мог освободиться без посторонней помощи из магнитного плена. Путь был свободен. Но тут возникла очередная проблема. Женщины яномамо наотрез отказались бросать здесь даже один священный камень Куэка. А между тем, только магнит и удерживал Карлоса на месте. Левинсон прикинул, а не пристрелить ли ему испанца, но потом отказался от этой затеи в пользу более элегантного решения. – Эй, приятель, ты там еще не отбыл на свои небеса? – позвал он Столыпина, который прыгал по мокрой траве, как счастливый барашек, и, кажется, слегка подзабыл про свой приговор. – Давай сюда. Дальше Левинсон сказал Семену вытащить кортик из инкрустированных ножен, прицепленных к поясу испанца. Простое на первый взгляд задание оказалось довольно трудным – кортик, как и все остальное железо, хотел слиться в объятиях с магнитом и отказывался повиноваться слабым рукам обер-камергера. Наконец Столыпину удалось совладать с ножиком и он принялся разрезать многочисленные кожаные ремешки, скреплявшие массивные доспехи конкистадора. Все это гремящее великолепие держалось на сложной системе обычных завязочек.