— Вряд ли. — Вот и правильно. Все сказанное похоже на бред, — кивнул старик и привычно тепло улыбнулся, словно прощая нашкодившего ребенка. Джоэл усмотрел в этом очередной заговор, очередное нежелание рассказывать правду. Впрочем, он чувствовал, как тесно сжимается воздух в груди, как предметы обретают слишком угловатые очертания, не присущие обыденному миру. Снова сказывались полученные мелкие травмы и, что хуже всего, перенесенный шок. Ему требовался отдых не меньше, чем нищему. Джоэл уже поругивал себя, что из-за всей этой кутерьмы опять придется раскошелиться на рикшу. — Гарф… Если он умрет, выкинь тело подальше от Айгрежи. Зачем тебе лишние вопросы, — торопливо собравшись, крикнул уже у калитки ворот Джоэл. — Он не умрет. С ним теперь сила Стража Вселенной, — заверил святитель Гарф. — Стража… Стража… — внезапно пробормотал нищий, вновь выгибаясь дугой на алтаре. Он с болезненной горечью рассмеялся, заставив опешившего святителя забормотать короткую молитву: — Страж Вселенной приди и защити нас, избавь от Змея… — Сила Стража ничто против Змея! — истошно воскликнул нищий, заставив Джоэла инстинктивно потянуться к рукояти несуществующего меча. — Пока… Пока сами люди не захотят отвергнуть свои пороки, асуры не будут побеждены. — Гарф, это точно не твой последователь под прикрытием? — неуверенно протянул Джоэл, уже опасаясь за сохранность жизни доверчивого старика. — Если он шел в мой храм, возможно, решил им стать. — Нет… Нет… Я искал… искал… хотел предупредить… дирижабль… Поместье… Пожар… Змей глушит мой голос! Голос… Мой голос… Нищий еще несколько раз дернулся, из груди его вырвался стон, напоминавший хриплый собачий лай. Он застыл на серой каменной поверхности, как вытащенная рыба у кромки воды. Святитель Гарф поднес ему воды, очевидно, смешанной с сонной настойкой, и раненый снова лишился чувств. Больше он не бился, не проклинал существо с мозаичного панно и не кричал о Змее. «Проклятье! Время! — спохватился Джоэл, стремглав выбегая из Айгрежи. — Уман отдаст меня под трибунал, если я не вернусь». — Гарф, если он выживет, не отпускай его никуда! Он что-то знает! — крикнул уже через порог Джоэл. — Вряд ли он сможет сам куда уйти в ближайшее время. — После старушки, которая прыгнула из мансарды и испарилась, я уже ничему не удивляюсь, — больше себе ответил Джоэл, ловя ближайшего рикшу. Им оказался знакомый дюжий парень, который как будто случайно дожидался охотника в Квартале Оружейников. — Садитесь, добрый господин, — приветливо помахал рукой возница, хватаясь за короткие оглобли двухколесной повозки, на которой блестели капельки дождя. Небо над головой слоилось плоскими тучами и разлезалось на комковатые сгустки, как непропеченный пирог. Сквозь плотную завесу не просматривался ни Желтый Глаз, ни Красный, отчего время измерялось только часами на башнях. Порой создавалась иллюзия, что время давно уже остановилось и прошло уже не двести, а две тысячи лет после пришествия Хаоса. В себя приводили только практические знания относительно срока службы зданий и различных материалов — степень ветхости стен и крыш подсказывала, что они не простояли бы дольше двухсот лет. Многие уже едва держались даже в приличных кварталах, не говоря уж о трущобах. Все вокруг напитывали незримые частички медленного исчезновения, разложения. В тот день они кружились в воздухе хлопьями пепла. Рикша случайно вдыхал его и заходился в мучительном кашле, отчего они несколько раз останавливались. Джоэл предположил, что парень либо уже успел надорвать легкие на нелегкой работе, либо подцепил простуду или что похуже. Колеса повозки дробно и нестройно стучали по брусчатке, несколько раз Джоэл спускался со своего места и помогал вытолкнуть их из рытвин и луж. — Не стоит, добрый господин, — вздыхал виновато рикша. — Почему так поехали? — не понимал Джоэл, удивляясь, что они избрали другой маршрут. — Центральные улицы перекрыты. Гарнизон проверяет чей-то дом. Говорят, революционеров ловят. А вы что-нибудь про это знаете? — охотно поделился парень, только снова закашлялся. «Знаю про дирижабль…» — хотел бы ответить Джоэл, но догадался, что рикша либо не поймет, либо сочтет пассажира полоумным, поэтому он только с участием вручил вознице золотой со словами: — Иди-ка ты домой. Развесь усиленные Ловцы Снов на всякий случай. И отдохни после отбоя. — Усиленные? Да я не болен, это так… — обиженно буркнул рикша. — А как же вы? — А я отсюда дойду пешком. — Но там кордоны! Квартал Ткачей оцеплен весь! — все еще не узнавал охотника без меча рикша. Цитадель не обязывала опытных воинов носить единую форму, ограничивалась рекомендациями в выборе оттенков. Охотников безошибочно узнавали по длинным мечам и удостоверениям. Но маленькая табличка лежала пристегнутой к внутреннем карману плаща, а меч оказался навечно утрачен. Джоэл ощущал его потерю, будто лишился, как минимум, пальца на правой руке, если не всей кисти. — Я дойду, не переживай. Меня пропустят! — Да вы охотник! — только догадался недалекий парнишка, застыв возле своего экипажа. Джоэл решил возвращаться через Квартал Ткачей: так он срезал путь, но на самом деле надеялся еще раз как будто случайно повидаться с Джолин. «И дернуло же меня в такое время кинуться куда-то на другой конец города. Зачем, спрашивается? — сокрушался Джоэл. — Чтобы узнать про дирижабль? А что если «смерть смотрит на тебя сквозь закрытые веки» — это пароль революционеров? Я уже ни в чем не уверен. И уже опаздываю. Ладно, если Уман спросит, где был, скажу, что проверял важную свидетельницу по делу Легендарного Сомна. Надеюсь, меня не сделают самого свидетелем. Если меня отстранят от расследования, впору посылать все к Хаосу и сбегать в стригали». Вокруг встревоженные горожане обсуждали пережитые и грядущие потрясения. Все чувствовали, что первое выступление бунтовщиков это еще не конец. Джоэл надеялся, что хотя бы не начало чего-то более страшного, чем недавно произошедшее. — Ты слышал… — Да-да, а я видел плакаты… — Плакаты? Оружие… Шахтеры и военные сновали по улицам, а разрозненные слова вперемешку с неразборчивой бранью марали воздух липким привкусом дыма. Грязные стены слоились новой копотью. Откуда-то доносился плач, откуда-то — крики. Джоэл плыл в душной дымке чужих печалей, сливаясь с ними, но не пропуская в душу. Он вновь судорожно стремился только к Королевской Улице. Пекарня осталась на месте, никуда не делась, не растворилась сном. Еще недавно он видел Джолин, а значит, и ее земляника, и ее поцелуй не примерещились ему в лихорадочных метаниях. Если он вообще выходил из стен психушки. Встреча с Каменным Вороном из снов, с этим странным бродягой, искалеченным непонятными укусами — зубов Змея — лишь добавляла нереальности всему происходящему. Частички дыма набивались в ноздри, но обоняние еще накануне притупил пожар в трущобах, слух еще не восстановился после гула выстрелов и взрывов. Все внешние проявления реальности отделялись мутной пеленой, и Джоэл с каждым мигом терял концентрацию. Он ненавидел такое состояние, поэтому упрямо двигался вперед, считая шаги. Снова показалась пекарня — будто вечность прошла. В окнах еще не горел свет: несмотря на пасмурную погоду, сумерки не сгустились. Зато из трубы уже вполне мирно струился дымок, и только немного закопченная рама чердачного оконца напоминала о пожаре. Джоэл остановился на Королевской Улице, не зная, что предпринять. После нескольких минут сбивчивого замешательства он наткнулся взглядом на лестницу, ведущую на крыши. Ее не убирали днем, как и мостки охотников: ими при надобности пользовалась дневная стража. Джоэл счел, что никто из солдат не помешает ему при наличии удостоверения, но на всякий случай огляделся по сторонам. Удостоверение не щит, чтобы им везде прикрываться, да и от лишних подозрений Зерефа Мара не спасло бы. Джоэл надеялся, что сумеет рассмотреть подробности пожара на чердаке. Он поднялся по хлипким тонким ступенькам, напоминая себе, что следовало бы попросить у руководства переоснащение по части лестниц в Квартале Шахтеров. Но древесины в городе не хватало, топили еще как-то углем и торфом, в горах добывали камни, а вот лес сохранился только на немногочисленных горных плато, охваченных стеной. Корабельные сосны навек пропали в Хаосе, так что обходились по большей части тем, что осталось с прошлых эпох. Под действием стимуляторов охотникам вовсе не требовались дополнительные приспособления, чтобы подняться на пару этажей по отвесной стене. Но теперь Джоэл неуверенно цеплялся за перекладины, надеясь, что они не заскрипят расстроенной колесной лирой. Вскоре он заглянул в чердачное окошко. Стекло лопнуло, а его осколки торчали острыми пиками едва соединенных трещин. Внутри помещения просматривались обгорелые доски, несколько закопченных мешков, возможно, с мукой. Валялось грязное от сажи ведро. «Если он сам подпалил чердак, то сильно рисковал, — задумался Джоэл. — Значит, риск был оправдан, чтобы отвести от себя малейшие подозрения. Только вот верить ли мне Джолин?» Вновь инстинкт охотника заставлял сомневаться. При всем очаровании юной и несчастной Джолин оставался реальный шанс, что «невинная жертва» оговаривает своего «злого мучителя», например, чтобы стать владелицей пекарни. Джоэл ненавидел себя за такие мерзкие мысли, но он видел слишком много грязи Вермело. Иногда жены доводили до обращения неугодных мужей, а потом умело разыгрывали печаль и отчаяние. Порой мужья издевались над женами так, чтобы тех поглотили собственные кошмары. Иногда соседи делали неимоверные подлости, желая заполучить дополнительную комнату или целый дом: кто-то писал доносы, замечая кошмары в Ловцах Снов, кто-то сам проявлял изобретательность, помогая в их создании. На памяти Джоэла одну добропорядочную престарелую даму из Квартала Торговцев довел до обращения ее же сын, приходя ночами в черном покрывале, стоя под окном и скребя в стекло. Нервы женщины не выдержали, сомн из нее вышел слабый. К счастью, убил ее не Джоэл, зато он лично задержал ее поганца-сына, вычислив его по образам из его Ловцов Снов. Иногда Вермело сам обличал грехи его жителей, и за эту ничтожную помощь приходилось даже благодарить Змея. Но она не умаляла все то зло, которое вершилось под взглядом Алого Глаза. Впрочем, на Королевской улице и свет Желтого не показывал ничего утешительного. Джоэл уже собирался спускаться, не найдя для себя ничего примечательного, когда услышал разговор, идущий с первого этажа, прямо с кухни. Из-за плотно закрытых ставень доносился приятный аромат хлеба. Он не шел в сравнение с отвратительным духом копоти, который выпорхнул из чердачного окна, точно облезлая ворона, стоило лишь заглянуть. Запах свежей выпечки успокаивал, но вот разговор, приглушенно доносившийся изнутри, заставил мгновенно насторожиться. — Глупая девчонка! Как ты могла попасть в эту передрягу? — рычал и громыхал голос Зерефа Мара. — Теперь за домом круглосуточная слежка! И как ты предлагаешь нам работать? — Я не хотела! — растерянно, но яростно оправдывалась Джолин. «При слежке так сложно разносить хлеб?» — скептически подумал Джоэл, бесшумно спускаясь на пару ступеней. Вскоре он сумел приникнуть глазом к узкой щели меж досок, заглядывая внутрь и оставаясь незамеченным. Если бы он не решил вопреки официальным правилам полезть без ордера на чердак, то не стал бы свидетелем ругани внутри проклятущей пекарни. А он давно уже надеялся застать скрытных обитателей за разговором о своих секретах. Но пока они только бранились, не называя ни имен, ни фактов. — Ты «не хотела». Ты много что не хотела, а попадала. Ты приносишь несчастья! Вечно ты! Зереф! — восклицала жена пекаря, всплескивая руками. — Зря мы тогда взяли ее с собой. Джолин стояла у печи, опустив голову и сцепив руки на подоле серого платья. Отблески пламени из-за печной заслонки делали ее светлые волосы рыжими, создавая иллюзию, будто вся она состоит из огня. Внутренне она и правда полыхала гневом. Джоэл прекрасно знал эту прямую спокойную позу, жестко сцепленные пальцы рук, неподвижные черты лица. Не смирение побежденного — именно гнев. Так он сам порой представал перед Уманом, невозмутимый внешне, но напитанный яростью изнутри. — Уймись. Ее нельзя бить, иначе этот хрен с мечом нас всех накроет, — обратился к жене Зереф, когда та замахнулась сморщенной рукой, а потом напустился на Джолин: — Что ты ему говорила? А, отвечай? — Ничего. Зереф Мар замахнулся, но рука остановилась, как и у его жены. Джолин стояла непоколебимо спокойно, только пустой застывший взгляд синих глаз, превратившихся в две льдинки, выдавал предельное напряжение. Она ждала удара, но без содрогания, скорее как привычную злую неизбежность. «Твари! Как я и предполагал. Ничего, Джолин, я найду доказательства. Мы с Ли найдем!» — заклинал Джоэл, так сжимая ступень лестницы, что деревяшка едва не сломалась. Пришлось вовремя себя останавливать: случайный скрип со стороны окна спугнул бы обитателей пекарни. — Ты помнишь, что ты пообещала мне после пожара? — немного остыв, продолжил Зереф, делая вид, будто кулак сжимал вовсе не для крепкого тумака, а чтобы поправить сбитый набок фартук. — Помню. Слова Джолин срывались с ее бледных губ, как мелкие камушки, которые гулко стучат, рассыпаясь по мостовой. — Вот и хорошо. А теперь бери корзину и отправляйся разносить товар, — хрипло приказал Зереф, с силой толкая в заранее выставленные вперед руки Джолин ее обычную крупную корзину. — Моя бы воля, ты бы вся «разукрашенная» ходила, шлюха! — прошипела ей вслед жена пекаря. — То-то засматривался бы на тебя этот охотник! С синяками и рассеченными губами. Вот бы красавица-то была! Как в день, когда мы тебя подобрали… — Уймись! — раздраженно гаркнул уже на нее Зереф, доставая из печи противень. — Не мешай мне работать. Твоя-то работа начинается ближе к вечеру. — Начиналась! Сейчас эти патрули всех распугали, — обиженно прогнусавила старуха. — Клиентки мои, знаешь ли, не любят повышенного внимания. — Иди займись внуком, — осадил ее ехидство Зереф, вытирая руки о засаленный белый фартук явно для того, чтобы не ударить уже жену. «Какая работа может начинаться ближе к вечеру?» — задумался Джоэл и вспомнил разрубленного ребенка-кошмар в сетях. Он утвердился в своей версии, что сон принадлежал жене пекаря. Все в этой пекарне видели кошмары, разные, омерзительные. Джолин являлось нечто неразборчивое, неуловимое. Жене пекаря более конкретные образы ее ремесла. Сам же Зереф еще ничем не выдал себя. Так или иначе, для детального обыска снова не хватало фактов. За подглядывание в дневное время Уман бы не похвалил. «Пожара… Пожара… И какого все-таки пожара? — продолжал размышлять Джоэл, уже спустившись и уходя с Королевской улицы. — Того, который устроил сам Зереф во время бунта? Или еще какого-то?» Слова пекаря не давали никаких зацепок. По-прежнему ничего не помогало. Только теперь Джоэл окончательно убедился: Джолин не лжет, не пытается донести на хозяина, да и владение пекарней ее не интересует. На ее застывшем лице разбитой статуэтки читалось только мучение, а еще обезоруживающий фатализм, смирение со своей участью, будто она принимала издевательства Зерефа как наказание или плату за что-то. Что же она совершила в прошлом? Убила кого-то? Но Джоэл знал, что взгляд убийцы невозможно скрыть. И все же… Все же что-то их всех связывало, всех обитателей злосчастного дома с подожженным чердаком. «Я должен выдать Джолин, но для нее это верная смерть. В правление Умана допросы стали хуже казней», — подумал Джоэл и направился обратно в Цитадель, в камеру с кожаными ремнями на карантин. Возле массивных ворот, усыпанных шипами, он помедлил, рассматривая серый куб старинной лечебницы. Темные стены плыли на фоне низких облаков, скаты огромной крыши точно подпирали падающие небеса. Внутри же ячейками безумных пчел располагались камеры: для преступников, для обратившихся и для тех, кто боролся с преступниками и обратившимися. Камеры почти одинаковые что для провозглашенного зла, что для условного добра. Одинаковые лысые стены в потеках и трещинах, одинаковые железные стулья или кровати. В камерах охотников только топили чуть получше. Заключенных же изводили холодом, так они быстрее давали показания по делам сомнов. И в одну из этих камер Уман Тенеб мог заключить Джолин. Джоэл содрогнулся, ему вмиг совершенно опротивели эти толстые стены психушки, ее клепаные колонны в вестибюле, кабинет Верховного Охотника и морг с неработающими морозильными камерами. Все опротивело, в целом, уже давно, но теперь он особенно остро ощутил пронзившее его чувство опустошенного исступления. Психушка представилась темным двойником Айгрежи. И не столь важно, что внутри храма тускло мерцали свечи, а в кафельных коридорах ярко светили лампочки. Опротивели сами стены, которые еще помнили клятвы врачей об исцелении больных, не несли ничего, кроме страданий, подлости и боли. Как и мирная с виду пекарня… Джоэл криво ухмыльнулся: кое-что неуловимо роднило их с Джолин. Они оба безропотно и беспрекословно возвращались в свою тюрьму.