— Виктор! Это, с позволения сказать, что такое? — спросил Аверин голосом, в котором смешались одновременно легкая брезгливость и смех. — А что? Гермес, ну вам вредно быть таким консерватором, — Виктор указал вилкой на мясо, — это всего лишь гобаньчжоу. — Губань… что? — Аверин всё-таки прыснул от смеха, сделав вид, что прикрывает рот салфеткой. — А вот это? Что это за хвощ? — О, вы почти угадали, это папоротник. Всего лишь маринованный острый папоротник, между прочим, отличная закуска. — Виктор наколол длинный стебель на вилку и протянул товарищу. Тот картинно отшатнулся, выставив перед собой раскрытые ладони. — Н-нет. Нет-нет. Я в детстве, конечно, искал цветок папоротника, но вот чтобы его жевать… надеюсь, в жизни так не оголодаю. — Ну что вы, — Виктор состроил обиженную гримасу, — на самом деле даже на русском Дальнем Востоке в деревнях исстари его заготавливали, солили в бочках и… — Нет, спасибо. В амурскую деревню меня пока не за что. Да, кстати, — Аверин налил им обоим водки и поднял рюмку: — за государя нашего Императора Александра Владимировича. Долгих лет ему. — Долгих лет, — отозвался Виктор, и они одновременно осушили стопки. — Однако, — Виктор подался вперед, — на фоне опасения ссылки на Амур это прозвучало как-то даже излишне патриотично. — А что? — Аверин делано нахмурил брови и выпрямил спину, — я весьма патриотичен и очень ценю государя Александра Пятого за всё, что он сделал для России. Ну вот, например, — он взял вилку и ткнул ею в остаток котлеты, — они из осетра. И при этом довольно дешевые. Что это, по-вашему, означает? — Хм-м… — Виктор демонстративно задумался, а потом сделал вид, что его осенило: — Они наполовину из трески, да? — Ну что вы… — осуждающе покачал головой Аверин, — настоящий осетр. Уж я-то знаю вкус. — Тогда? — Виктор намотал длинный зеленый стебель на вилку и сунул в рот. — Это значит, мой дорогой друг, что осетра стало много, вот он и подешевел. А что из этого следует? — Что же? — спросил Виктор, активно принимаясь за мясо. — То, что реки стали чище! Осетр не любит грязную воду, знаете ли. И всё это несомненная заслуга нашего государя. Вот я еще помню времена, когда далеко не каждый мог позволить себе осетра, а в Мойке купались только пьяные вдрабадан матросы. А сейчас? — М-м? — вопрошающе промычал Виктор. Рот его был набит китайским мясом. — Э-э-эх… — вздохнул Аверин, — вот вы. Госслужащий. Полицейский чин. Это вы мне должны всё это говорить. — Ум-гу… — Виктор наконец прожевал, — в следующий раз моя очередь. Аверин налил еще. Они снова чокнулись, выпили, и Виктор, внезапно нависнув над столом, тихо, почти шепотом спросил: — А вот скажите мне, только честно. Про «Ангару» это враки? Британская пропаганда? Ну, или что-то там… или правда? Аверин нахмурился. Виктор на нервах и на голодный желудок хлебнул лишнего. Он и сам в студенчестве очень интересовался этой историей, даже нашел в архивах оригинал лондонской газеты, в которой была опубликована эта, порочащая честь деда нынешнего государя, статья. В ней говорилось, что 4 января 1920 года по приказу Верховного Правителя Колчака сто пятьдесят иркутских мятежников были посажены на пароход «Ангара», вывезены на середину Байкала и там принесены в жертву диву, вызов которого и сыграл решающую роль в противостоянии с Красной Армией. В составе которой было довольно мало дивов, но зато очень много людей, вооруженных современным на тот момент оружием. С помощью вызванного дива восстание было подавлено, и на трон взошел победитель — доселе мало кому известный Верховный Правитель России Александр Васильевич Колчак, в царствовании принявший имя Александра Четвертого. Не удивительно, что это скоропалительное возвышение вызвало недовольство английской аристократии и породило множество сплетен и слухов.В статье больше ничего не было, но в легенде упоминался некий меч, привезенный Верховным Правителем из Японии, и якобы именно он и служил орудием вызова того самого Императорского дива. — Виктор, это уже отдает крамолой, — заметил Аверин. — Может, в следующий раз? — Да ладно, — Виктор хмыкнул и похлопал себя по погонам, — кто посмеет на нас донести? Да и нет тут никого поблизости. Аверин огляделся. Действительно, соседние столики были пусты, только в углу возле окна миловалась какая-то парочка. Этим точно было не до них. — Вы же сами говорили, что по истории четверка. Должны помнить, что иркутские мятежники были перехвачены атаманом Соловьевым и расстреляны. А Императорский див был фамильяром государя Александра Васильевича. А огромную силу он набрал во время сражений с красными. — Это официальная версия и учебник истории. — Виктор снова принялся за мясо и рис, и на этот раз Аверин посмотрел на него с одобрением. Его товарищу однозначно требовалось хорошо закусить. — Да ладно. В конце концов, какая, в сущности, разница, быть расстрелянным или съеденным дивом? Никогда не понимал, зачем вообще плодить эти слухи. — Вы не поймете. Вы колдун. А у простого человека от фразы «див сожрал» мурашки по коже. Хоть последнюю сотню лет церковь и пытается убедить, что это пустые суеверия, но каждый ребенок знает: тот, кого сожрал див, не просто умирает, он лишается души, — неожиданно серьезно проговорил Виктор. И только в этот момент до Аверина дошло. Виктор чуть больше часа назад был буквально на волосок от смерти. Причем такой смерти, от которой, по его же словам, «мурашки по коже». Да, Аверин знал, что в Виктора стреляли, и не раз, и возле ключицы у него шрам от ножа, но, вероятно, то, что произошло сегодня, произвело на его друга огромное впечатление. Можно было сказать, что Виктор испугался? Да, скорее всего. Он же человек. И каково ему было чувствовать на груди огромную когтистую лапу и видеть оскаленные клыки возле своего лица, отчетливо понимая, что он ничего, совершенно ничего не может противопоставить этому существу? Любое человеческое оружие бессильно. Разве что дробовик с серебряной дробью или огнемет может серьезно ранить дива.Аверин взял графин и налил Виктору еще водки. Да, пожалуй, друг нуждается именно в таком «лекарстве». — Вот что, — понизил он голос, — я много думал об этом. Действительно, то, что заключенных казнили посреди огромного озера, выглядит подозрительно. Зато для вызова опасного дива место просто идеальное. Если что-то пойдет не так, то погибнут только те, кто находится на корабле. Такое количество чистой проточной воды ни один див преодолеть не в состоянии. Да и перелом в войне произошел примерно после этого. Если у государя Александра Васильевича всегда был такой сильный фамильяр, то почему он раньше его не использовал? …В общем, я думаю, примерно так рассуждали англичане, когда придумывали эту легенду. Виктор рассмеялся, взял стопку и опять намотал на вилку папоротник: — Ловкий вы человек, Гермес, — он выпил, закусил, и его взгляд снова стал серьезным: — А знаете, вы правы. Какая разница? В конце концов, что бы там ни сочиняли англичане, именно Императорский див в сорок пятом сумел добраться до гитлеровского монстра и прикончить эту гадину, несмотря на бункер и то, что тварь защищала огромная армия и людей, и дивов. Кто знает, сколько бы людей погибло еще. А ведь не только англичане, все хваленые европейские колдуны оказались бессильны. Так что… Аверин кивнул: — Да, именно так. И уже не имеет значения, как и откуда он появился. Главное, что этот див верой и правдой служит стране и семье государя. — Верно. А вы его видели когда-нибудь? — Нет, что вы, — рассмеялся Аверин, — я и в Омске был один раз всего. Что мне делать в столице? Вот брат мой — тот, может, и видел. Вот только мало кто знает, как выглядит Императорский див. Так что, это может быть кто угодно из окружения государя Александра Пятого. Может, мы вообще все его сто раз по телевизору видели. Глаза Виктора расширились: — Ого! Никогда об этом не думал, — он откинулся на своем кресле и добавил: — А вот здорово бы было, если бы на войне сражались только дивы. А люди бы дома сидели. — Ну да, — хмыкнул Аверин, — а после бы покорно принимали хозяина самых мощных дивов своим властителем. Ну и потом, вы правда думаете, что дивы боли не чувствуют и смерти не боятся? — он сощурился. — Да нет, конечно, — Виктор примирительно замахал руками, — просто, ну вот смотрите, или один див, или сто человек, к примеру. Есть же разница. — Да, наверное, — пожал плечами Аверин. Разговор уже окончательно зашел в какое-то неприятное русло, и надо было придумать, как потактичнее его свернуть. — Ладно-ладно, — улыбнулся Виктор и похлопал по очереди руками по столу, — я знаю, что вы их лучше знаете и понимаете. Ну и, отчасти, очеловечиваете. Да даже я чаще всего вижу в наших полицейских дивах не каких-то потусторонних тварей, а обычных собак. Аверин вздохнул, тоже откинулся на спинку кресла и медленно заговорил: — А вы слышали, что дивы, особенно фамильяры, в своем истинном обличии становятся похожими на хозяев? Так, что если не знать, можно даже принять дива за родственника его хозяина? — О, вот как… — протянул Виктор и замолчал. Но Аверин на этот возглас не обратил внимания и продолжил: — Видите, какая мощная связь у дива и его господина? Но связь эта обоюдная. И если дать диву волю, действительно начать относиться к нему, как родственнику, сыну или брату, или вообще влюбиться, а поверьте, такое случается, и случается нередко, то произойдет вот что. Человек сам постепенно начнет попадать в зависимость от своего дива. И со временем именно див начнет диктовать бывшему «хозяину» свою волю, и человек будет бессилен противиться. Романовы дали своему фамильяру не только имя, но и фамилию и хорошо, что не свою. И хоть официально они называли его своим слугой, но, по сути, несколько лет Россией правил див Григорий Распутин. Дело было настолько серьезно, что вмешалась Академия. Но даже когда верным людям все же удалось отправить Распутина в Пустошь, Романовы больше уже не оправились. Царь Николай так и не смог вернуть себе способность принимать решения. Возможно, со временем он пришел бы в себя, но смуту было уже не остановить. Даже его отречение ничего не изменило, на несколько лет в России воцарился хаос. А для семьи государя все закончилось трагически. Именно поэтому в любом государстве захват дивом правящей семьи считается катастрофой, достойной вмешательства Академии. И вот еще. Самое сильное чувство, которое див испытывает к своему хозяину — это желание его сожрать. И при любой возможности он сожрет и освободится, превратившись в демона. Но и тут все не просто. Могучие дивы могут некоторое время контролировать свои порывы. Не сожрать, если это опасно или выгодно. Недолго, но могут. Они сильнее нас, Виктор, и чрезвычайно хитры. И они не люди. Так что, как вы сказали, «очеловечивать» дивов — последнее дело. — Ага, — Виктор внезапно икнул, — точно. Как вспомню эти глаза, так вздрогну. А налейте-ка нам еще по одной, а?Аверин глубоко вздохнул и потянулся за графином. Бз-з-знь, бз-з-з-нь, бз-з-знь. Аверин сунул голову под подушку и прижал ее руками к ушам. Но звук будильника не стал глуше, наоборот, приобрел особенно мерзкое звучание. А-а-а, черт бы его побрал. Он протянул руку к прикроватному столику, нащупал противный механизм и попытался нажать кнопку. Но будильник выскользнул и упал на пол, продолжая и там противно дребезжать. — А-а-а-а, — застонал Аверин, сел, продолжая прижимать подушку к голове, наклонился и всё же дотянулся до кнопки. Дребезжание прекратилось. А вот шум в ушах — нет. От того, что он резко выпрямился, перед глазами замелькали черные пятна и по вискам забарабанили маленькие молоточки. Он уронил подушку и поднес будильник к глазам. 6:38. Значит, уже восемь минут он безуспешно пытается бороться с безжалостной реальностью. Он повернул голову. Стакан воды с мятными каплями, который он приготовил с вечера, стоял на столике и очень радовал. Аверин взял его, выпил несколькими большими глотками и, поднявшись с постели, побрел в ванную. Там он некоторое время полюбовался в зеркало на свои красноватые глаза с отекшими веками, на впалые щеки, покрытые уже слегка седеющей щетиной, потом сунул голову под кран и испытал, наконец, облегчение. Вчера они с Виктором хватанули лишку. В молодости такого количества алкоголя хватило бы только для разгона, студентом Аверин выпивал и в два, и в три раза больше, а наутро шел не то что на лекции, но и на экзамены. Но когда тебе чуть больше сорока, всё становится немного по-другому. Тем более нельзя давать себе поблажек. Он и так опоздал на восемь минут. Умывшись и тщательно побрившись, Аверин вышел в гостиную. Маргариты еще не было, она приходила к восьми и готовила завтрак, так что перед утренней пробежкой приходилось довольствоваться чашкой кофе и утренней газетой, подобранной в прихожей, на закуску. Семейный доктор, правда, рекомендовал по утрам пить кипяченную воду и есть овсяную кашу или хотя бы банан, но Аверин пока эти рекомендации игнорировал. Да и график бы пришлось менять. От мысли, что во время пробежки в нем будет булькать овсянка, сразу начинало тошнить. Никаких новостей о гуляющем в городе ягуаре в газете не было. Это радовало: значит, вчерашнее фиаско осталось незамеченным. Ну или про него напишут в следующем номере. И до этого демона неплохо было бы поймать. Больше, чем овсяную кашу, Аверин не любил проигрывать. Он допил кофе, переоделся в спортивный костюм и вышел в утреннюю прохладу просыпающегося города. На улице в ранний час было пустынно. Редкие пешеходы спешили на службу, за спиной звякнул трамвай, но резкий звук уже не раздражал, как при пробуждении звонок будильника. Через час головная боль почти прошла и в тело вернулась привычная бодрость. Улицы наполнились аппетитными запахами свежего хлеба и кофе: тут и там торговцы открывали свои лавочки, и Аверин поспешил к дому, чтобы сполна насладиться завтраком. Интересно, что приготовит сегодня Маргарита? Омлет по-итальянски? Сырники с клубничным вареньем? Живот приятно заурчал в предвкушении. Аверин считал большим везением то, что ему удалось заполучить Маргариту. Она вела его хозяйство уже больше десяти лет и ни разу не дала повода пожаловаться. Он знал ее семью. Ее сыновья, которых он помнил еще подростками, закончили университет, не без его помощи и участия, к слову, а старший год назад женился. Но ни у кого бы не повернулся язык назвать Маргариту старухой. Высокая крепкая женщина в свои почти шестьдесят могла дать фору многим молодым девицам. За домом она следила идеально, и Аверин не помнил ни одного случая, когда она пожаловалась бы на больную спину или усталость. Впрочем, зарплатой он ее тоже не обижал. Он прошел через садик, открыл входную дверь и… услышал истошный крик. — А-а-а-а-а-а-а-а! Помоги-и-и-те! Кричала Маргарита. Он даже не сразу узнал ее голос. Да и не слышал он раньше, чтобы экономка его повышала. Холодея от нехорошего предчувствия, Аверин ворвался в дом.В гостиной на стуле стояла Маргарита. В руках ее была ваза, в которой обычно стояли свежие цветы. Эту вазу она то прижимала к себе, то вдруг начинала отчаянно махать в воздухе. Было не понятно, пытается ли Маргарита ее спасти, или же использует как оружие. При этом экономка не переставала вопить на одной ноте: — А-а-а-а-а-а-а! Помогите! А-а-а-а! — она наконец увидела Аверина и ткнула вазой куда-то вниз, в сторону стола, и выкрикнула одновременно испуганно и возмущенно: — Вот! Аверин повернул голову и увидел сидевшую под столом здоровенную серую крысу. И выдохнул облегченно. Махнул в воздухе рукой, и спустя секунду тельце зверька уже билось, стянутое в тугой кокон полупрозрачными нитями. На этот раз Аверин решил не допускать ошибок и не оставлять в Путах зазоров. Он подтянул крысу поближе и достал часы. Маятник остался неподвижен. Обычная крыса. Что же, отличная новость. — Эк вы ее… ловко, — восхитилась Маргарита, осторожно слезая со стула и водружая вазу на ее законное место. Аверин поднял кокон с крысой и, отставив руку, понес в туалет. — О, Гермес Аркадьевич, вы куда ее? — Утоплю. А что, у тебя на нее планы? — он усмехнулся. Хорошее настроение начинало возвращаться. Завтрак. Он всё-таки будет. — Ой, погодите. Нельзя так, канализация забьется. И вообще, живая душа. Аверин пожал плечами. Маргарита сбегала на кухню и принесла мусорное ведро с крышкой. Он опустил туда крысу и, когда крышка захлопнулась, развеял Путы. Крыса тут же забилась в ведре.