– Мое имя никому ничего не скажет, – отвечал Франц. – Объясните им просто, что я француз и путешествую для своего удовольствия. Когда Гаэтано передал его ответ, часовой отдал какое-то приказание одному из сидевших у костра, и тот немедленно встал и исчез между утесами. Все молчали. Каждый, по-видимому, интересовался только своим делом; Франц – высадкой на остров, матросы – парусами, контрабандисты – козленком; но при этой наружной беспечности все исподтишка наблюдали друг за другом. Ушедший вернулся, но со стороны, противоположной той, в которую он ушел; он кивнул часовому, тот обернулся к лодке и произнес одно слово: – S’accomodi. Итальянское s’accomodi непереводимо. Оно означает в одно и то же время: «Пожалуйте, войдите, милости просим, будьте, как дома, вы здесь хозяин». Это похоже на турецкую фразу Мольера, которая так сильно удивляла мещанина во дворянстве множеством содержащихся в ней понятий. Матросы не заставили просить себя дважды; в четыре взмаха весел лодка коснулась берега. Гаэтано соскочил на землю, обменялся вполголоса еще несколькими словами с часовым; матросы сошли один за другим; наконец, пришел черед Франца. Одно свое ружье он повесил через плечо, другое было у Гаэтано; матрос нес карабин. Одет он был с изысканностью щеголя, смешанной с небрежностью художника, что не возбудило в хозяевах никаких подозрений, а стало быть и опасений. Лодку привязали к берегу и пошли на поиски удобного бивака; но, по-видимому, взятое ими направление не понравилось контрабандисту, наблюдавшему за высадкой, потому что он крикнул Гаэтано: – Нет, не туда! Гаэтано пробормотал извинение и, не споря, пошел в противоположную сторону; между тем два матроса зажгли факелы от пламени костра. Пройдя шагов тридцать, они остановились на площадке, вокруг которой в скалах было вырублено нечто вроде сидений, напоминающих будочки, где можно было караулить сидя. Кругом на узких полосах плодородной земли росли карликовые дубы и густые заросли миртов. Франц опустил факел и, увидев кучки золы, понял, что не он первый оценил удобство этого места и что оно, по-видимому, служило обычным пристанищем для кочующих посетителей острова Монте-Кристо. Каких-либо необычайных событий он уже не ожидал; как только он ступил на берег и убедился если не в дружеском, то, во всяком случае, равнодушном настроении своих хозяев, его беспокойство рассеялось, и запах козленка, жарившегося на костре, напомнил ему о том, что он голоден. Он сказал об этом Гаэтано, и тот ответил, что ужин – это самое простое дело, ибо в лодке у них есть хлеб, вино, шесть куропаток, а огонь под рукою. – Впрочем, – прибавил он, – если вашей милости так понравился запах козленка, то я могу предложить нашим соседям двух куропаток в обмен на кусок жаркого. – Отлично, Гаэтано, отлично, – сказал Франц, – у вас поистине природный талант вести переговоры. Тем временем матросы нарвали вереска, наломали зеленых миртовых и дубовых веток и развели довольно внушительный костер. Франц, впивая запах козленка, с нетерпением ждал возвращения Гаэтано, но тот подошел к нему с весьма озабоченным видом. – Какие вести? – спросил он. – Они не согласны? – Напротив, – отвечал Гаэтано. – Атаман, узнав, что вы француз, приглашает вас отужинать с ним. – Он весьма любезен, – сказал Франц, – и я не вижу причин отказываться, тем более что я вношу свою долю ужина. – Не в том дело: у него есть чем поужинать, и даже больше чем достаточно, но он может принять вас у себя только при одном очень странном условии. – Принять у себя? – повторил молодой человек. – Так он выстроил себе дом? – Нет, но у него есть очень удобное жилье, по крайней мере так уверяют. – Так вы знаете этого атамана? – Слыхал о нем. – Хорошее или дурное? – И то и се. – Черт возьми! А какое условие? – Дать себе завязать глаза и снять повязку, только когда он сам скажет. Франц старался прочесть по глазам Гаэтано, что кроется за этим предложением. – Да, да, – отвечал тот, угадывая мысли Франца, – я и сам понимаю, что тут надо поразмыслить. – А вы как поступили бы на моем месте? – Мне-то нечего терять; я бы пошел. – Вы приняли бы приглашение? – Да, хотя бы только из любопытства. – У него можно увидеть что-нибудь любопытное? – Послушайте, – сказал Гаэтано, понижая голос, – не знаю только, правду ли говорят… Он посмотрел по сторонам, не подслушивает ли кто. – А что говорят? – Говорят, что он живет в подземелье, рядом с которым дворец Питти ничего не стоит. – Вы грезите? – сказал Франц, садясь. – Нет, не грежу, – настаивал Гаэтано, – это сущая правда. Кама, рулевой «Святого Фердинанда», был там однажды и вышел оттуда совсем оторопелый; он говорит, что такие сокровища бывают только в сказках. – Вот как! Да знаете ли вы, что такими словами вы заставите меня спуститься в пещеру Али-Бабы? – Я повторяю вашей милости только то, что сам слышал. – Так вы советуете мне согласиться? – Этого я не говорю. Как вашей милости будет угодно. Не смею советовать в подобном случае. Франц подумал немного, рассудил, что такой богач не станет гнаться за его несколькими тысячами франков, и, видя за всем этим только превосходный ужин, решил идти. Гаэтано пошел передать его ответ. Но, как мы уже сказали, Франц был предусмотрителен, а потому хотел узнать как можно больше подробностей о своем странном и таинственном хозяине. Он обернулся к матросу, который во время его разговора с Гаэтано ощипывал куропаток с важным видом человека, гордящегося своими обязанностями, и спросил его, на чем прибыли эти люди, когда нигде не видно ни лодки, не сперонары, ни тартаны. – Это меня не смущает, – отвечал матрос. – Я знаю их судно. – И хорошее судно? – Желаю такого же вашей милости, чтобы объехать кругом света. – А оно большое? – Да тонн на сто. Впрочем, это судно на любителя, яхта, как говорят англичане, но такая прочная, что выдержит любую непогоду. – А где оно построено? – Не знаю; должно быть, в Генуе. – Каким же образом, – продолжал Франц, – атаман контрабандистов не боится заказывать себе яхту в генуэзском порту? – Я не говорил, что хозяин яхты контрабандист, – отвечал матрос. – Но Гаэтано как будто говорил. – Гаэтано видел экипаж издали и ни с кем из них не разговаривал. – Но если этот человек не атаман контрабандистов, то кто же он? – Богатый вельможа и путешествует для своего удовольствия. «Личность, по-видимому, весьма таинственная, – подумал Франц, – раз суждения о ней столь разноречивы». – А как его зовут? – Когда его об этом спрашивают, он отвечает, что его зовут Синдбад-мореход. Но мне сомнительно, чтобы это было его настоящее имя. – Синдбад-мореход? – Да. – А где живет этот вельможа? – На море. – Откуда он?