— О, да? Когда он понял, что она, возможно, не сможет прочитать его сардонический взгляд в темноте, он издал слышимый звук, выражающий свое нетерпение. — Во-вторых, я не могу позволить вам предупредить Веллера о моих планах… так что с вами делать, вот в чем вопрос,— он задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Вы ничего не сделаете мне или со мной, пиратская сволочь. Прикоснитесь ко мне еще раз, и я буду кричать, пока у меня хватит дыхания. Сволочь? Она понятия не имела. — Вперед, продолжайте,— он пожал плечами. — Первый человек, который войдет в эту дверь, поймает мой клинок. Так что я очень надеюсь, что это не тот, кого вы слишком любите. — Вы крысиный мешок с голубиными потрохами! — вскинув руку, он поймал ее запястье прежде, чем она коснулась его щеки. — Да ладно, не будем зацикливаться на прошлом. Скажи мне, где Веллер, я перережу ему горло и уйду от вас еще до рассвета. Она отдернула ладонь и отшатнулась по направлению к кровати. — Боже мой, вы как лед. — Поверьте мне, если бы вы знали о грехах Артура Веллера, вы бы сами отправили его в ад. — Нет, я имею в виду, что вы замерзли, как труп. — Извините. Там начинает идти снег, и мне пришлось опираться на руки, чтобы удержаться на ногах, чтобы не упасть с крыши. Наступило молчание. Потом еще мгновение. — Крыша? — повторила она, как будто никогда раньше не слышала этого слова. — Как еще я мог проникнуть в вагон незамеченным? — Я… я не знаю,— подняв руки, она несколько раз провела ими по лицу, словно пытаясь стереть стресс, или сон, или вид самого Себастьяна. — Почему вы хотите убить Артура Веллера? — Я вижу, по всем признакам, что вы не выглядите удивленной этой новостью, — мрачно ответил он, понимая, что на провокационный вопрос еще предстоит ответить. — Вы так и не рассказали мне, что делаете в его постели. Она презрительно фыркнула. — Это не его кровать, это кровать его дочери Пенелопы. Себастьян сглотнул. Дважды. На мгновение парализованный похотливыми образами того, чем она и дочь Артура Веллера занимались в постели. — Я никогда не принимал вас за любительницу девушек… Повезло Пенелопе. Она мгновенно скрестила руки на груди. — Нет, вы грубый извращенец, я одновременно ее компаньонка в поездке на встречу с ее женихом в Бухаресте, и придумываю ее свадебное приданое. — Хммм… — он издал спекулятивный звук. — Как вы думаете, после смерти ее отца свадьба все равно состоится? Каков обязательный период траура в Румынии? Она смотрела на него, скрестив руки на груди, неприятно долгое время. Тишина съедала его, как это обычно бывает. Тишина, кишащая призраками его грехов, готовая настигнуть его. Ему нужно было двигаться. Сделать что-то. И вот они были в темноте, рядом с кроватью. Он, дрожащий от холода, и она, вся теплая, мягкая и полуобнаженная. Какая чертова удача. Единственная женщина, которая, скорее всего, никогда не позволит ему прикоснуться к ней. Единственная женщина, которую он изо всех сил старался забыть, если бы только его мечты позволяли это сделать. — Монкрифф… — она колебалась, и у него перехватило дыхание при звуке его имени на ее губах, произнесенном с ее врожденной благородностью. — Меня зовут Себастьян,— он хотел, чтобы она звала его по имени. Снова. И снова. И опять. Он хотел, чтобы она вдыхала и выдыхала его имя. Чтоб простонала его имя. Выкрикнула его. Она рискнула сделать шаг ближе, соблазняя его шелестом ткани по обнаженной коже под ней. — Я бы сказала, что после всего того, через что вы заставили меня и Лорелай пройти, вы можете согласиться, что в долгу передо мной… — Да, — прервал он. — И я позабочусь о том, чтобы в этом поезде ни один волосок с вашей головы не упал… — Вместо этого, вы могли бы убить его завтра вечером? Two Чтобы оглушить Себастьяна, понадобилось немало усилий. Чаще всего что-то катастрофическое. Но, услышанное из ее уст сделало свое дело. — Позвольте мне убедиться, что я вас правильно понимаю, миледи,— он поднял руку. — Вы не просите меня сохранить жизнь Артуру Веллеру, а только перенести его убийство на завтрашний вечер? — Вы правильно услышали. Он склонил голову, совершенно ошеломленный. — Я никогда в жизни не интересовался чьими-то мотивами так сильно... Вы не убийца. На самом деле, я помню, как вы умоляли Грача сохранить мне жизнь после того, как я организовал против него мятеж и похитил его жену, вашу невестку, в качестве залога. — Я все еще помню, что вы тогда сделали, — резко сказала она. — Но, как вы упомянули, Артур Веллер — человек, который заслуживает самого худшего из того, что такой злодей, как вы, могли бы с ним сделать. На самом деле, я уже разработала план как похитить его жену и дочь. Все, о чем я прошу, — это время сделать это, прежде чем вы отправите его в ад. Такой злодей, как он. Себастьян всегда был более чем счастлив сыграть негодяя. Он никогда не позволял себе беспокоиться о своей мошеннической репутации, ни в малейшей степени — более того, он энергично поддерживал этот статус, пока его не стали считать идеальной смесью Гая Фокса, сэра Фрэнсиса Дрейка и Казановы. Большинство женщин находили его неотразимым. Но не Вероника Везерсток. Себастьян вспомнил, как Грач вонзил кинжал в мозг ее мужа. Ее реакция на убийство была ужасной. И все же она не пролила ни единой слезы по этому человеку. Граф Саутборн Мортимер Везерсток вытащил раненого мальчика и продал его капитану, нуждающемуся в команде. Мальчик, который стал Грачом, самым ужасным пиратом этого столетия. Мортимер сломал ногу своей сестре Лорелей об игрушку и убил ее любимых домашних кроликов, прежде чем накормить её их тушеным мясом. Он разлучил Грача и Лорелию на двадцать лет по жестокой прихоти. Каким он должен был быть мужем Вероники? Как всегда, эта мысль ударила его, как молот по кишкам, и желание совершить убийство достигло апогея. — Где сейчас Веллер? — прорычал он. Она вздрогнула, и он мгновенно умерил свою ярость. — Он со своей любовницей где-то во втором классе. — Отлично. Почему бы мне просто не найти его и не убить сегодня вечером, и тогда его жене и дочери больше не придется беспокоиться? К концу недели мы все сможем выпить Цуйки в Бухаресте. Вероника яростно покачала головой, прежде чем он закончил предложение. — Пенелопа не хочет выходить замуж за румынского графа, которому она обещана. Чернила на контракте высохли. Приданое уже отправлено. Но если мы сможем потерять ее в Париже, она сможет быстро выйти замуж за человека, которого действительно любит, и сбежать на корабле, отправляющемуся в Америку, к тому времени, когда ее хватятся. Пенелопа сейчас с ним и в последний раз обсуждает планы на завтрашний вечер. — Вы доверяете этому мальчику? – спросил Себастьян. Она кивнула. — Он позаботится о ней. Он молод, но из хорошей семьи, с большим достатком и притом порядочным. Я знала их… раньше. — С тех пор, как вы стали графиней? — С тех пор, как я была всего лишь дочерью судоходного магната с непристойным приданым. Он издал тихий звук в горле. — Я забыл, что вы не родились дворянкой. — Мне никогда не давали забыть,— мрачная нота, прокравшаяся в ее голос, задела пустую дыру в его груди. — Вы тоже знаете Веллеров с тех пор? — спросил он, поскольку Веллер сам был судоходным магнатом. — Я слышала о нем. Они с моим отцом были дружескими соперниками. Губы Себастьяна скривились от отвращения. — Ваш отец также брал детей беженцев и иммигрантов, и продавал их извращенным мужчинам на далеких континентах? Использовал ли он свои корабли для контрабанды украденных саркофагов, реликвий и разграбленных произведений искусства? — Конечно нет, — ответила она в ужасе. — Мой отец был благородным человеком, но Веллер — скотина и подонок. То, что он делает со своей семьей, достаточно постыдно, но узнать, что он… что он жесток с детьми…, — она провела рукой по глазам, а затем повернулась к нему. — Вы, как пират, выносите приговор судьбе и жизни человека? И вы считаете себя лучше, чем такой подонок, как Веллер? — Мы не были такими пиратами, – защищался он. — Мы брали у таких людей, как Веллер. Мы не обижали ни беженцев, ни бедняков, часто освобождали их с таких кораблей и даже добавляли нескольких человек в свой экипаж. — О, пожалуйста, не делайте из себя каких-то Робин Гудов. Не бывает хороших пиратов, и вы были среди худших из них. По крайней мере, Грача можно было искупить, потому что его принудили жить такой жизнью, и все, что он делал, было ради Лорелии. Наклонившись ближе, он вдохнул аромат ванили и янтаря, исходящий от тепла ее кожи. Боже, как же он жаждал вкусить ее. Из каждой ее части, которая раскрылась и расцвела. — Я никогда не претендовал на то, чтобы быть хорошим, миледи, во всяком случае, я один из самых злых людей, которых вы когда-либо знали. Она отступила на один шаг, и это было всё пространство, которое позволяли тесные помещения.